Ахира! Прости. Я прошу твоего прощения.
Он встал на колени, отставив свой поднос.
Здесь не за что извиняться, пробормотала я. Я искала свою мать.
Стряхнув песок со своих одежд, я встала и вышла из кухни.
Снаружи мужчины и женщины собрались у костров. Они поддевали крюками чайники, чтобы снять их с огня, или помешивали еду в огромных котлах. Некоторые рыли песок, чтобы достать мясо и хлеб из горячих углей. Здесь же сновали козы и куры в поисках еды.
Я сразу же узнала свою мать, несмотря на то, что она была одета в тёмные простые одежды. Она сидела с двумя другими женщинами у костра. Они находились очень близко друг к другу, словно делились секретами. Одна из них месила тесто на небольшом камне. Другая следила за яростным пламенем, выбивающимся из-под широкого металлического саджа, на поверхности которого шкворчали лепешки.
Мама!
Почти все женщины повернулись, но только моя мать вскочила на ноги и побежала ко мне.
О, о!
Мы слились в объятиях.
Боги, Эмель! Я не ожидала увидеть тебя так скоро.
Она зашмыгала носом и вытерла глаза. Меня насторожила ее неожиданная эмоциональность. Она всегда была такой сдержанной, и я не знала, как реагировать на её проявление чувств.
Я в порядке, правда. Все хорошо.
Она издала смешок, потащила меня к остальным женщинам и, усадив рядом с ними, представила. В ответ они сказали, что знали, кто я такая, и начали рассказывать о том, как в детстве я частенько воровала у них хлеб.
Это был твой любимый, сказала одна из них, махнув рукой в сторону готового хлеба, который она только что достала из саджа, после чего бросила его мне на колени.
Я оторвала кусочек и положила в рот.
Он прекрасен, застонала я, пережевывая промасленный хлеб.
Пламя, на котором готовили еду, было горячим. И хотя воздух был довольно прохладным, я не понимала, как эти женщины могли сидеть весь день у костра на солнце. У меня потемнело в глазах, и я поспешила стянуть с себя платок, после чего перед моими глазами заплясали мелкие точки.
Ты привыкнешь к жаре, сказала мне мама.
Я сомневалась, что это когда-нибудь случится.
Что ты здесь делаешь? спросила я её, наблюдая за тем, как одна из женщин налила масла на сковородку, а потом кинула туда лепешку из теста.
Для жены короля было несвойственно находиться одной на кухне и, в особенности, общаться со слугами.
Иногда я хочу отдохнуть от гарема. Особенно в последнее время. Амира и Яра, она кивнула на двух улыбающихся женщин, и я поняла, что уже забыла, кто из них кто, составили мне хорошую компанию. Они работают во дворце с тех пор, как я вышла замуж за Короля, её голос стал напряжённым, а лицо вдруг скривилось.
Амира и Яра с особым усердием занялись хлебом.
Что случилось? спросила я, когда она поднесла руку к глазам.
Я она сделала вдох. Я так на него зла. Как он мог?
Она сделала ещё один глубокий вдох.
Как он мог сотворить такое с нашими дочерьми?
Её пальцы дрожали, а плечи тряслись.
Все в порядке, сказала я, поглядывая на женщин, которые предусмотрительно сделали вид, что им нет до нас дела.
Я знала, что всё было не в порядке, и мне было нечего сказать, чтобы облегчить её боль, но было проще соврать, чем видеть, как она злится на отца, видеть, что она была несчастна.
Нет, не в порядке, прошептала она. Не в порядке. Он жестокий человек.
Молодой мальчик с мешком, болтающимся у него за плечами, искоса взглянул на нас, проходя мимо. Он бросил голодным животным немного сена и семян, и они тут же вскочили на ноги.
Я попыталась пресечь этот разговор. Её пренебрежительные слова о нашем отце, высказанные в присутствии дворцовых слуг, могли закончиться гораздо более жестоким наказанием, чем моё. Я снова посмотрела на Яру и Амиру. Выражения их лиц были невозмутимыми, и я подумала, что, возможно, это был не первый раз, когда они слышали такие речи из уст моей матери. Я посмотрела на мальчикамог ли он что-то слышать?
Шшш, сказала я, придвинувшись к ней поближе.
Нетронутый хлеб остался лежать у меня на коленях.
Ты не это имела в виду.
Мама посмотрела на меня.
Раньше он был другим. С каждым днем он становится кем-то другим.
Я вспомнила о том, что рассказал мне Саалим, и покачала головой.
Быть Королем непросто. Теперь на него давит бремя алтамаруков.
Мои слова прозвучали как предательство, и я вдруг поняла, почему Тави защищала Сабру. Но это, казалось, были единственные слова, которые могли смягчить боль, хотя я и знала, что они не помогут.
Она вздрогнула при упоминании алтамаруков, а потом потрясла головой, словно пыталась отогнать какое-то насекомое. Когда она повернулась ко мне, я увидела тяжелую печаль в её взгляде, словно мне ещё многое надо было понять.
Ты знаешь, как я вышла замуж за твоего отца?
Я покачала головой, подумав, что, если быть честной, мне не хотелось этого знать.
Когда-то я любила его. Правда, любила. Когда он приехал в моё поселение, он хотел поговорить с моим отцом о торговле солью. Он хотел, чтобы мой отец перестал использовать свою соляную шахту, и в корне изменить правила торговли. Он обещал невообразимые вещи; он сказал, что у него достаточно соли, чтобы снабдить ею всю пустыню, и он мог бы доставлять её без каких-либо проблем, если мы будем привозить ему товары с запада. Теперь я понимаю, что он, в самом деле, мог всё это сделать. Он был настоящим, и он был полон энтузиазма. Мой отец, конечно, возненавидел его, так как он представлял для нас угрозу, но я была под впечатлением. Он гулял со мной под пальмами у меня дома, и пообещал мне другую жизнь и другую пустыню. Все это казалось волшебством, она фыркнула. Как я могла сказать «нет»? Он рассказал мне о своем поселении. О том, что у него дома было три жены, и он искал кого-то вроде меня. Ту, что много знала о торговле солью ту, что была смелой, и сильной, и независимой.
Она покачала головой, словно внезапно вспомнила что-то.
Я легко купилась на его лесть. Мой отец никогда меня не простил. Моя мать делала только то, что говорил мой отец, и, конечно же, она тоже меня не простила. Я никогда их больше не видела.
Пока она говорила, её переполняло сильное чувство негодования.
В тот раз твой отец попытался заключить одну из своих последних сделок с другим поселением. После этого он просто брал, что хотел, а теперь посмотри, что он сделал? Все его мечты исчезли, так же как исчезла и та, другая, пустыня, после расцвета его империи.
Амира и Яра неспешно готовили хлеб, гора лепешек росла все выше.
Мама повернулась ко мне лицом.
В отличие от своей матери, я не пойду за своим мужем, если мне придётся принести в жертву то, чего я хочу. И я не буду сидеть здесь и притворяться, что я принимаю то, что он сделал с тобой, сделал со всеми остальными. Это ужасно я его не прощу. Когда мухáми приезжает свататься, его следует пристально изучить. Посмотреть, как он относится к тем, кто ниже его.
Она поглядела куда-то мимо меня, словно увидела что-то.
Если бы я обращала внимание, если бы я не игнорировала то, что видела
Я рассердилась, её слова невольно задели меня. Неужели она жалела о жизни, проведённой с отцом? Жалела о том, что у неё появилась я и мои сёстры? И Латиф?
Мама.
Я много болтаю. Прости меня. Это нечестно обременять тебя всем этим, она схватила меня за плечи и заглянула мне в глаза. Ты гораздо сильнее меня. Здесь столько всего происходит, я сильно переживаю. Я так напугана Но у меня также есть много надежд, он сжала руки в кулаки. Просто будь внимательна, Эмель. Да благословят тебя Сыны.
Одна из женщин окликнула меня:
Возьмешь немного для своих сестёр?
Она протянула мне три большие лепешки.
Я с благодарностью взяла их. Поведение мамы было странным. Оно беспокоило и пугало меня.
Мама, медленно начала я, словно обращалась к одному из старейшин деревни. Я собираюсь отнести это домой. Мне надо идти.
Я свернула лепешки и засунула их под мышку. Я кивнула Яре и Амире, еще раз поблагодарив их за щедрость и доброту ко мне и моей матери. Но я также пристально посмотрела на них, задумавшись о том, сообщат ли они Королю о сумасшедших заявлениях моей матери.
Возвращаясь домой, я встретила девочку с меткой на лице. Она сидела на земле и втыкала палочки в песок. Когда она увидела меня, она смущенно улыбнулась и притворилась, что не заметила меня, хотя и наблюдала за каждым моим движением.
Здравствуй, маленькая сестра, сказала я, опустившись на колени. Что ты здесь делаешь?
Папа пообещал мне, что если я дам им поработать днем, вечером он поиграет со мной в принцессу.
Ее родители шили и чинили одежду для дворца. Я видела их дом изнутри. Всё его пространство занимали горы ткани. Если к нам направлялись новые стражники, нам требовалась новая одежда.
В принцессу? И как вы играете в эту игру?
Она улыбнулась.
Я расхаживаю в красивой одежде и рассказываю разные интересные истории. Как ты.
Я улыбнулась.
Папа играет принца, он приезжает ко мне и увозит меня в свой дворец, и если мама к тому времени уже управилась с ужином, она одевает меня в красивую одежду для свадьбы! Мои братья не хотят играть в эту игру. Они говорят, что она для девчонок, но я думаю, что это глупо, потому что у принцессы должен быть принц. К тому же мальчики и девочки есть везде.
Думаю, ты права. А где сейчас твои братья?
Обычно они бегали по дорожкам и приставали к сестре.
Выпятив нижнюю губу, она сказала:
Ушли на рынок. Вчера приехали торговцы.
Караван? спросила я, наклонившись вперед.
Она кивнула.
Где ты была все это время?
Убрав волосы с её лица, я тихо сказала:
Я уезжала, но теперь я вернулась.
Но куда? Я не видела тебя целую вечность. Мама думала, что ты вышла замуж за принца. А я сомневалась, теперь я скажу ей, что была права.
Она потыкала песок своей палочкой.
Я навещала друга, сказала я, подумав о Саалиме.
Она попросила меня рассказать. И я сказала, что это был мой хороший друг, который приносил мне разные угощения и рассказывал удивительные истории. Я не сказала ей, что он целовал меня в губы, и что его руки были такими тёплыми, что я расслаблялась от его прикосновений.
Она улыбнулась, а потом посмотрела на лепешки у меня под мышкой. Я взяла одну из них и протянула ей.
Для тебя и твоей семьи.
Как и я, слуги ели только определенную еду и не могли заходить на кухню так же свободно, как моя мать. Но они могли покидать дворец, тогда как я не имела на это право. В чем-то они превосходили меня.
Она засунула край лепешки в рот и начала посасывать его, пока он не намок и не начал разваливаться.
Что за истории рассказывал тебе твой друг? спросила она.
Я расскажу тебе одну, но потом мне надо будет идти.
Я завела её в тень между двумя шатрами и рассказала ей про воду, которая превращается в камень, когда очень холодно.
Сабры и Тави не было дома, когда я вернулась. Мне сказали, что они пошли в раму с другими сёстрами. Рахима пыталась уговорить скучающих сестёр на игру в карты. Она выглядела немного бледной и постоянно тёрла свой живот.
Ты в порядке? спросила я.
Её лицо просияло, когда она увидела меня, но это не смогло скрыть бледность её кожи. Она протянула мне карты.
Я? Да! Давай сыграем несколько партий. Ты расскажешь мне про нашу мать.
Не могу, Има.
Я переступила с ноги на ногу, сомневаясь в том, нужно ли было рассказывать ей о своих подозрениях. Я опасалась её неодобрения.
Почему? сказала она ровным тоном, прищурив глаза.
Караван, прошептала я. Я так давно не
Она закрыла лицо руками.
Эмель! Ты, и правда, думаешь об этом после всего того, что случилось?
Я шикнула на неё, оглядевшись вокруг и убедившись, что никто из сестёр не услышал нас.
Если я уйду ненадолго, ты сможешь что-нибудь соврать? Если она спросит.
Честно говоря, я не думала, что Сабра спросит. Все эти дни, что я была дома, я видела, что Сабра перемениласьона была похожа на лампу без маслапустую, холодную и тёмную. Наши взгляды встретились лишь однажды, но мы не сказали друг другу ни слова. Но я всё же наблюдала за ней. Чаще всего она была сама по себе или с Тави, которая была щедра на любовь и принимала сердитое молчание Сабры.
Хорошо. Тогда ты должна мне тридцать партий, сказала Рахима, взмахнув картами.
Она улыбнулась, но её улыбка быстро пропала.
Было очевидно, что приехал караванчужестранцы в прекрасных одеждах и экзотических платках и тюрбанах заняли базарные шатры. Но на базаре было безлюднее. Никто не протискивался сквозь толпу, толкаясь плечами и мешками, набитыми товарами. Но всё же здесь были покупатели, которые были готовы потратить свои монеты.
Я ругнулась, увидев, что семейная лавка Фироза была пуста. Солнце давно уже не было в зените, и он, вероятно, ушёл домой. Но я не хотела терять возможность узнать что-то о караване, поэтому побежала вперед по дорожкам. Снаружи одной из лавок была очередь. Внутри находился мужчина, сидящий на стуле, а другой мужчина осматривал его зубы. Ещё дальше я заметила мужчину, который сидел под дюжиной плетеных корзин, висевших на металлических крюках. Моё внимание привлекла женщина с корзиной железных наконечников для копий. Я подошла к ней, приподняв голову, как будто у меня было с собой неограниченное количество монет.
Расскажи мне про свой товар.
Это лучшее железо, добытое из северных шахт, переплавленное на огнях моего мужа и отполированное вулканическим стеклом с юга. Эти наконечники достаточно острые, чтобы пронзить самую толстую плоть, и они довольно лёгкие, чтобы их бросать.
Север? повторила я. Вы приехали с севера?
Она кивнула и пододвинула мне острые наконечники.
Двадцать дха или горсть соли.
Цена слишком высока, сказала я и поспешила уйти.
Она начала кричать мне вслед, что готова торговаться. Но она не знала, что уже дала мне то, чего я хотела.
Я начала пробираться дальше вдоль улицы, стараясь идти быстро, но так, чтобы никто не подумал, что я убегаю с украденными товарами. Наконец я увидела людей, окруживших Рафаля. Он стоял на самодельной сцене в самом центре. Гутра, обвивавшая его голову и плечи, была цвета аметиста. Я не смогла увидеть его друга сквозь толпу, но я слышала звуки барабана. Людей было не меньше, чем обычно, несмотря на то, что на рынке было тише. Никто не хотел пропустить фантастические истории, которые Рафаль привёз с собой на базар.
Они хотят переделать пустыню, сказал Рафаль. Изменить торговые пути.
Кто? прошептала я какой-то женщине.
Алтамаруки, воодушевленно ответила она.
Было время, когда караванам не надо было добираться до самого сердца пустыни ради соли. Они ехали либо в соляные шахты, либо на границу пустыни, он подождал, пока люди не начали ахать и охать.
Затем он продолжил:
Но добраться до границы пустыни теперь невозможно, а соляные шахты засыпало песком, так как они не используются. Кто теперь их найдёт? Карты выцвели; они давно уже никому не нужны. Пути, которые ведут сюда, гораздо проще. Оазис хорошо знаком. Зачем что-то менять? Но кого-то злит такая торговля. Почему только один человек контролирует соль? Сердце пустыни наказывает людейцена за соль слишком высока. Однако некоторые качают головами и говорят, что всё это глупости. Даже если они и хотят перемен, как они могут их устроить? Знаете, как алтамаруки называют себя? спросил Рафаль.
Люди замотали головами, они были в полном восторге от его речей про изменения, про бунт. У них начали закрадываться такие вопросы, которые они никогда не подумали бы задать раньше.
Далмуры. Верующие.
Он замолчал, а музыкант начал стучать кулаками по барабану.
Они верят в легенды о границе пустыни. Что есть лучшая пустыня, скрытая под той, где мы живем сейчас скрытая магией, барабан продолжал стучать. Они хотят восстановить прежнюю пустыню.
Даже если всё, что ты говоришь, правда, как они смогут это сделать? спросил мужчина, стоявший в первом ряду.
Ходят слухи, что Соляной Король нашёл в оазисе магию. Именно её и ищут далмуры. Именно поэтому умирают люди Короля. Они пытаются остановить их, но стражники Короля неровня этим отчаявшимся людям.
Я с беспокойством огляделась вокруг. Рафаль говорил слишком громко, слишком открыто. Если Соляной Король узнает об этом, он, совершенно точно, прикажет убить Рафаля.