Ага! Прям дырки Будто клыками проткнули. мальчишка совершенно бесцеремонно ощупал ему спину и затылок. И на груди дыратоже не заживает! снова ухватил его за плечи и встряхнул, переворачивая.
Его перекрутило, как деревенские бабы перекручивают выстиранное в речке белье, и он дохнул мальчишке прямиком в лицо. Пусть огонь опалит неприспособленные для этого легкие и глотку, лишь бы увидеть, как у человечьего ублюдка вспыхнет голова, и он пронзительно заорет и замечется, натыкаясь на стены и свою подружку-никсу!
Из груди вырвался сдавленный хрип, тонкая ниточка слюны повисла на губе.
Точно шилом пырнули! Или когтемрадостно сказал мальчишка, тыча ему пальцем в грудь.
Ледяная змейка в этой самой груди разрослась в целого ледяного змея, обвив его тугими кольцами. Когтем пырнули. Он должен был ее сжечь! Дохнуть пламенем в наглое человечье лицо, осмеливающееся прикидываться драконьей мордой, и смотреть, как зубастая ухмылка стекает вместе с расплавленной чешуей. А потом коготь Кризы вошел ему между чешуеки его огонь исчез. Ее зубы вонзились в гребень и в спину, в гребень и в спину
«Это она. Я не знаю, как она это сделала, но точноона! У меня больше нет огня, нет крыльев, я я больше не могу стать змеем?»
Да будь ты еще раз проклята, лекарка, лучше б ты меня убила! содрогаясь всем телом от подступающих к горлу рыданий, заорал он.
Никса и мальчишка дружно шарахнулисьтолько что нависавшие над ним лица исчезли из поля его зрения, мгновенно царила тишина, потом мальчишеский голос задушенно пробормотал:
Говорил я тебе, нечего подбирать каждого, кто на берегу валяется! Этот, вот, и сам не хотел. физиономия мальчишки снова появилась над ним, он хмуро поглядел на лежащего. Ты это Не ори! Если чего не нравится, Ашша не убьет, она добрая, а я так с дорогой душой пристукну.
Митрошка, замолкни! Ашша склонилась, снова водя мокрыми косичками по груди. Нагло ухватила его за подбородок, покрутила голову туда-сюда, оттянула веко и по рукам ей не дашь! Он пытался, но рука не поднялась. Точнее, поднялась, чуть-чуть, потом обессилено упала на грязный тюфяк. Очнулся! Конечно, больно ему, плохо, вот и несет всякую чешуйню.
«Не смей говорить с истинным змеем Лун как с равным, ты, недоразумение! хотелось рявкнуть ему, но в пересохшем горле только заклокотало.
Тебя же покормить надо! Митрошка, рыбу в бульон разомни и неси сюда.
Вот еще! Мало, что ты с ним три седмицы возилась! Лучше сама съешь.
Вот ты безголовый, чисто аримфей! Три седмицы потратила, а теперь из-за твоей жадности все ветром пустить? Ему же силы нужны! Тащи рыбу, не спорь!
«Три седмицыдумал он, пока ворчащий мальчишка выползал наружу. Я провалялся здесь а кстати, где?»
Где я? насилуя отзывающееся огнем горло, прохрипел он.
Так на Болоте! никса уложила кольца хвоста и устроилась рядом с его тюфяком, едва не упираясь белесой макушкой в низкий плетеный потолок. Сунувшийся внутрь Митрошка протянул ей парящий глиняный горшок и деревянную ложку, полоснул гостя неодобрительным взглядом и снова скрылся. Мы с Митрошкой тебя возле протоки к Молочной нашли, на берегу лежал.
Валялся! из-за плетеной завесы откликнулся вредный Митроха. Весь бульон Ашша на тебя переводила, а теперь еще и рыбу!
Помолчи! добродушно отмахнулась никса. А ты ешь давай! она нацедила в ложку рыбного бульона с плавающими на поверхности жирком и растоптанным в кашицу белым рыбьим мясом.
Он содрогнулся от бьющего в нос рыбьего запаха и хотел уж отвернуться, но тут внутренности скрутила голодная судорога, а желудок взвыл так страстно, что, попробуй он отказаться, наверное, сам бы выскочил из тела и накрыл горшок собой. И переварил. Вместе с горшком.
Ну тихо-тихо! засмеялась Ашша. Ложку не откуси. Оголодал, значит, выздоравливаешь.
Бульон был теплый, жирный и довольно противный: резкий запах не заменял почти полное отсутствие вкусасоли не было, а плавающие на поверхности травки не спасали дело.
«Вот встану на ноги и уйду. подумал он, пока никса бережно подносила ложку к его губам. Если меня искали, теперь уж бросили. Поправлюсь и пойду. Куда пойду? В Змеевы Пещеры? Да-да, в Пещеры!» он подумал о своих покоях, всегда казавшихся ему слишком маленькими и скромными, особенно по сравнению с анфиладой залов, принадлежащих братцу Айварасу. Теперь он вспоминал их с умилениемони были уютные, и он обставил их целиком по своему вкусу, включая всякие пусть ничтожные, но забавные штучки из человечьего мира. А еще там был теплый бассейн, и пуховая перина на высоком ложе, и огромный, пышущий жаром камин. Его передернуло от гуляющего по ногам влажного холода, нестерпимо захотелось туда, домой, вызвать пару юрких змеека не эту вот полузмеищу! заказать жареного мяса и горячего вина со специями
«Я вернусь! истово подумал он. Надо будетповинюсь и пообещаю, что больше так не буду и Мать поверит, она меня не бросит и А еслинет? Не поверит, бросит и зачем я ей теперь нужен, если я больше не крылатый змей? И даже вообщене змей» он протяжно всхлипнул, давясь бульоном.
Ну-нустарая никса погладила его мозолистой ладонью по щеке. Молодой парень, сильный Потерпивыздоровеешь, все у тебя будет хорошо! Тебя как звать-то хоть, болезный?
Татль Татльзвудавясь то ли стоном, то ли слезами прошептал он.
Как-как? Лизун? удивилась Ашша. Все-таки странные вы, люди ну пусть будет Лизун, если разобраться, имяне хуже Митрохи. с некоторым сомнение добавила она.
Из-за травяной занавески донесся смешок самого Митрохи.
«Никакой я не Лизун! И уж тем болеене человек!» хотелось заорать ему. Заорать, вскочить, врезать никсе так, чтоб опрокинулась на спину, выбраться наружу из этого плетеного ящика и долго бить ногами человечьего твареныша Митроху, осмелившегося пожалеть ему своей отвратной рыбы. А потом добраться до проклятой недодраконицы Кризы и Руки его сжались в кулаки и бессильно разжались. Тьма, на сей раз теплая, сытая, подкралась незаметно и повлекла в глубокий сон без сновидений.
Сейчас
Она открыла глаза сразу, резко, вывалившись из беспамятства, будто ее пнули. Вокруг по-прежнему царила ночная тьма, только серебристо-фиолетовый свет луны позволял рассмотреть раскачивающуюся перед глазами задницу. Туда-сюда, туда-сюда Потом она поняла, что раскачивается вовсе не задница, а она сама: туда-сюда, туда-сюда Задница просто движется: туда-сю О Шешу с Асклепием! Она потрясла головой, пытаясь разогнать плавающую под черепом тягучую противную муть. Тягучая противная муть из черепа провалилась прямиком в желудок, оттолкнулась от стенок и ринулась к горлу.
Бле-эвыдавила она.
Если тебя вырвет на меня тамя оторву тебе ноги тут. произнес знакомый голос и ее смачно шлепнули по заднице.
«Как-то много задниц за раз» мысли ворочались все еще тяжело и лениво, а потом вдруг прояснились, словно их тоже вышибли, вот тем самым шлепком.
Она вдруг поняла, что висит. Вниз головой, на чьем-то плечежутко костлявом, наверняка через весь живот синяк будет. Перед глазами мелькает то та самая задница в мокрых мешковатых штанах, то едва подсвеченная лунными лучами земля. Чавк-чавк на щеку брызнуло грязью. Она попыталась отереть лицо и только дернула рукамизапястья оказались связаны впереди. Неожиданно бережно связаныпод тугими кольцами веревки оказалась подложена мягкая ткань. Хотя запястья все равно болели. И голова тожевся левая сторона. И только ощутив эту боль, она, наконец, все вспомнила!
Татльзвум Ка Рийо! с ненавистью выдохнула она.
Иппокризия, дочь Гиппократа! насмешливо откликнулся он. Рад, что ты очнулась, а то надоело уж тебя тащить.
Ее толкнули под коленки и с пронзительным:
А-а-а! она кувыркнулась вниз с его плеча и ее поймали, когда она уже летела носом в грязь. Поймали за талию. На миг они замерли, точно в танцевальном па она с ненавистью смотрела в его выбеленное лунным светом лицо. Такое знакомое такое ненавистное а ведь она думала, уверена была, что избавилась от него навсегда! И вот теперь он вернулся и даже в неверном белесом свете видна мерцающая в его глазах насмешка.
Рывок и Татльзвум снова поставил ее даже не на тропу. А босыми ногами на собственную выставленную ногу.
Где куда ты меня притащил? озираясь по сторонам, растерянно спросила она.
Вдоль узкой, покрытой липкой грязью тропы, насколько хватало глаз, тянулась черная жижа. Лунный свет серебряным ореолом очерчивал торчащие то тут, то там редкие низкорослые деревья.
На Болото! охотно ответил он, глядя на нее с каким-то исследовательским интересом.
Но рядом со Змеевыми Пещерами нет никакого болота!
А кто сказал, что мы рядом? хмыкнул он и скомандовал. Одевайся! свободной рукой вытаскивая из мешка штаны плотной ткани и ботинки на толстой подошве. Криза подозрительно уставилась на них: и штаны и ботинки были необычными, но где-то она такие уже видела, только не могла сообразитгде?
Развяжи рукиоденусь. шевеля связанными запястьямикровь застаиваться не должнанастороженно сказала она.
Он только усмехнулся:
Обойдешься. Давай, ножку сюда-а-аиздевательски протянул он, подставляя раскрытые штаны
Ее коленка резко, без замаха ударила ему в нос. Она сразу поняла, что он увернулсяне хрустнуло же ничего! но хватка его на миг ослабла и она резко кувыркнулась назад, прямо из его рук уйдя в невысокое сальто. Чвяк! босые ступни впечатались в землю, стопы охватило отвратным мокрым холодом и со всех ног она кинулась прочь.
А-а-а!
Ступня поехала, скользя в мокрой грязи, поверхность земли раздалась под пальцами, хлюпнуло и она провалилась. В бездну.
А-а-а! новый рывок, и ее выдернули обратно, на тропу.
Она стояла, тяжело, со всхлипом дыша, и с ужасом озиралась по сторонам. Вокруг булькало, вздыхало, хлюпало громко, будто бич хлестнул, лопнул выдувшийся почти у самых ее ног пузырь, и оттуда, щелкая челюстями, выскочила мелкая чешуйчатая тварь и метнулась к Кризе.
Дзанг! ударом ноги в тяжелом ботинке Татльзвум сшиб тварь в прыжке. Та завизжала и плюхнулась прямиком в булькающую у самой тропы густую, как смола, жижу. Вынырнула, мерзко шипя и скаля острые, как шилья, клыки, вскарабкалась на свисающую ветку низкорослого деревца. И засела там, поблескивая тусклыми, как гнилушки, глазками.
Криза почувствовала, как в желудке у нее ворочается тяжелый липкий ком ужаса.
Это Болото. наставительно сказал Татльзвум. Тут босиком никак, здешние твари ногу перегрызают в три укуса.
Т-тебе-то какая разница? невольно дрогнувшим голосом отозвалась Криза. Ты же меня убивать приволок.
Тем более надо одеться: а то начну убивать, а ты без штанов. серьезно сообщил он.
В доме моего папы все ходили без штанов. Тогда и штанов-то никаких не было. пробормотала она, не способная оторвать взгляд от затаившейся на ветке твари. Еще б ведь чуть-чуть и эти зубы впились ей в ногу. А не для того ли Татльзвум ее сюда приволок? Вполне в его духе. От страха снова затошнило.
Ну хватит! У меня слишком мало времени, чтоб с тобой возиться! рыкнул Татльзвум.
Конечно, мало, потому что когда наступит рассвет она снова превратится в драконаи тогда ничто не спасет его от ее клыков! Поэтому дожить до рассвета он ей не даст.
И-и-и! ее приподняли за талию, так что ноги взбрыкнули в воздухе и ловко вдели в одну штанину, в другую ухватили за пояс и встряхнулиКриза провалилась в штаны, как в мешок. Мгновенное прикосновениештаны оказались застегнутыми, а сама Криза красной, как вареный рак.
Обувайся! скомандовал он, бросая перед ней ботинки и толстые вязаные носки. И тряпку, чтобы вытереть заляпанные грязью и болотной жижей ступни! Надо же, какая продуманность и заботливость!
Криза молча продемонстрировала ему связанные руки.
Пальцы у тебя свободны. отрывисто бросил он и по враз помрачневшему лицу она поняла, что шутки закончились. Если быстро не обуешьсяпотащу босиком.
«Значит, прямо сейчас не убьет!» с трудом орудуя связанными в запястьях руками, лихорадочно думала Криза. Надежда едва заметно шевельнулась в груди: и тут же была жестоко подавлена. У Татльзвума мозги давно в золу спеклись, иначе не ввязался бы он в заговор и предательство, но не настолько же он глуп, чтобы позволить ей дожить до рассвета и превратиться?
Руки подними! затяжную петлю набросили ей на плечи, опустили до талии и там затянули. Татльзвум подхватил что-то с земли и зашагал, не оглядываясь. Веревка на талии Кризы натянулась и ей пришлось поспешить следом, как собачке на поводке. Идти точно за мной, шаг в шаг, если не хочешь ухнуть в трясину. Выдернуть я тебя, конечно, выдерну, но время потеряем. А может и еще кое-что. Ногу, например. Твою. А нам опаздывать нельзя. отрывисто бросил он, ускоряя шаг так, что ей пришлось почти бежать.
Куда? настороженно спросила Криза.
Как она и ожидала, он не ответил, только зашагал быстрее, резко отмахиваясь рукой с с
Криза встала как вкопанная и даже уперлась подошвами в грязь:
Это это что? она ткнула пальцем в «докторский» саквояж, еще в начале прошлого века привезенный самой Змееногой Владычицей из очередной вылазки в мир людей. Да так и прижившийся: содержимое менялось, а вот сам потёртый саквояж оставался неизменным и всегда стоял в ее спальной пещере. До сего момента стоял. Пока не оказалось, что Татльзвум Ка Рийо прихватил из пещеры не только лекарку, но и лекарский саквояж.
Я не буду тебя лечить! мрачно глядя исподлобья, выпалила Криза, когда Татльзвум раздраженно обернулся к ней. Слышишь? Не бу-ду! Просто потому что не знаюкак! Я нашла как это сделать, а как вернуть обратно нет такого способа!
Возможно, это было глупо. Следовало обещать, тянуть время и ждать, ждать, ждать рассвета Только чешуйня все это! Татльзвум же не уговаривать ее будет, а Она с ужасом подумала, что он сделает с ней за долгую-долгую ночь чтобы с первыми проблесками рассвета все равно прикончить. Лучше уж сразу
Значит, все-таки ты. Ты лишила меня драконьего облика. устало сказал он. Впрочем, я и не сомневался. и он снова зашагал дальше.
Веревка натянулась, и чтоб не свалиться в грязь и не волочиться за ним следом, Кризе пришлось сорваться с места.
Я не буду лечить! Не смогу! едва не врезавшись ему в спину, выкрикнула она.
Посмотрим. не оглядываясь, буркнул он.
Год назад
Ползти на четвереньках было унизительно, не ползтиневозможно. Об этом он мечтал с того момента как в первый раз пришел в себя. Если бы он мог дышать огнем, то давно бы уже спалил плетеный потолок, а так оставалось лишь глядеть в него с ненавистью и пытаться «разбудить в себе дракона». Получалось, только как человеки говорят«в переносном смысле». От бурлящей в душе ярости иногда становилось трудно дышать. В нормальном же, драконьем смыслечтоб крылья-гребень-хвостне выходило. Отметины клыков на затылке, позвоночнике и груди не заживали. Не болели, не кровоточили и не закрывались. Остальные раны затягивались потихоньку, оставляя по себе кривые длинные рубцы. Ашша говорила, что рубцы как раз почти незаметные, а скоро станут и вовсе не видны, но что б она понимала, змея недоделанная!
Вылезай уже Лизун! глядя на него как всегда мрачно, буркнул Митроха. Осточешуело из-за тебя на палубе спать! Только под крышу сунешься, так Ашша шипит: «Там болящшшший»
И тогда Татльзвум пополз наружу быстро-быстро: надо было торопиться, пока поганый человечек не сообразил, что сейчас его будут бить! И за Лизуна, и за он всерьез думает, что Тат позволит человечку спать рядом с собой?
Он ринулся вперед, запутался в занавеске, его дважды хлопнуло по голове, осыпав мелкой травяной пылью и какими-то жучками и вывалился на на Он даже забыл о твердом решении покарать хихикающего Митроху, так его поразило то, что он увидел! Он и впрямь был на на палубе? Иначе как назвать сплетенную из лозы площадку странной формы лодкиплоской, с невысокими округлыми бортами, словно обрубленной кормой и лишь едва заметно выступающим вперед носом. Лодка покачивалась на подернутой зелено-коричневой ряской черной жижежижа вздыхала, похлюпывала, пускала пузыри и время от времени тянула клейкие щупальца, будто пытаясь взобраться на борт. Не вставая с четверенек, он аккуратно глянул через низкий борт. На него уставились глаза: десятки маленьких, кровожадных глазоких обладателей не было видно сквозь густую болотную жижу, зато понятно, что за мысли бегают там, в головах: вот только наклонись, вот только приблизься уж мы-то тебя не упустим! Татльзвум злобно уставился в ответ: сейчас он дохнет огнем и надо узнать, каковы эти глазастые на вкус?