Наконец, она легла и попыталась уснуть. Она знала, что завтра ей предстояло быть представленной её владельцу.
* * *
О, да, прошептал мужчина. Тытеперь та же самая. Такая же самая.
Всё это время она не меняла позы. Наконец, он встал и, одобрительно глядя на неё, отступил на шаг назад, а затем повернулся и, поднявшись на возвышение, занял своё прежнее место в курульном кресле.
Казалось, что мужчина не мог отвести от неё своего взгляда. Не могло ли случиться так, внезапно мелькнул у неё вопрос, что он, так же, как и она, испугался.
Мужчина повернулся к одному из тех людей, что стояли подле него, высокому человеку в белых одеждах с золотой каймой. Ей уже преподали, что это представитель касты Торговцев.
Что Вы о ней думаете? поинтересовался у него молодой человек.
Хорошенький кусочек клеймёного мяса, ответил тот. Обычная девка-собственность. Типичная трофейная плоть. На рынках таких как онатысячи. В общем, никчёмная.
Я помню её по прежним временам, сказал молодой человек.
Возможно, конкретно для вас, пожал плечами его собеседник, она, действительно, в некотором роде является особенной.
Нет, отмахнулся он. Ну, кроме разве что того, что её бока имеют некоторый интерес.
Признаться, она мало что поняла из их короткого обмена фразами. Слова в выражениях казались достаточно ясными, но, фактически, они не доходили до неё в своём полном смысле, в том, который подразумевался в них касательно её. Она словно слышала их, но не могла понять или принять. В особенности её озадачила и вызвала неясную тревогу ссылка на рынки.
Получается, что она не представляла для него интереса, подумалось ей, кроме разве что того, что её бока могли бы быть отчасти интересны! Но затем она вдруг испугалась, что это было правдой. А ведь действительно, какой ещё интерес она, или такие как она, могла бы представлять для мужчин этого мира? Память услужливо подбросила ей картинки со связанными нагими красотками в коридоре. И её охватил страх, что здесь, в этом мире, мужчины были господами, и всё будет именно так, как они того пожелают, что они поступают с женщинами так, как им это нравится, как это привычно для владельцев. Она по-настоящему испугалась, что теперь всё будет на их условиях, на условиях мужчин, на условиях господ, полностью, в точности.
Конечно, подумала она, должен быть некий способ обмануть их! Выскользнуть из-под их власти! Правда, у неё тут же появилось пугающее сомнение относительно того, что эти мужчины могут оказаться настолько глупы. Нет, ни в малейшей крупинке, действии или грани, никоим образом, не похожи они были на тех, кто мог бы отбросить свою власть.
Они не были глупцами!
Женщина не смела нарушить предписанную позу.
Как идут твои занятия? спросил он.
Хорошо, я надеюсь, ответила она и, запнувшись, негромко добавила:Господин.
Его лицо расплылось в улыбке. Женщина видела, что это слово, слетевшее с её губ, будучи адресовано ему, доставило ему удовольствие. Никогда прежде не использовала она эту форму обращения, за исключением, разве что, её снов, грёз и мыслей. Это осознание реальности её порабощения, тёплой волнующей волной захлестнувшее её тело, вдруг заставило её почувствовать себя необыкновенно красивой и беспомощной. Но вдруг в её голове мелькнула парадоксальная мысль. Да он же просто слабак, с раздражением подумала женщина, если ему захотелось, чтобы она обращалась к нему именно так! Как он жалок! Да он просто нуждается в этом! Неужели он настолько слаб? Впрочем, до неё быстро дошло, что это была просто непроизвольная, защитная реакция её испуганного сознания, запрограммированная бессмысленными, внушёнными ей бессмысленной пропагандой её культуры, с её упрощениями и уравниловкой, порождениями нигилистического заговора, результата столетий негодования, отрицания, ненависти, жертв и страха. Она уже успела уяснить для себя, что только слабые мужчины будут бояться принимать, владеть и наслаждаться доминированием, своим неотъемлемым правом древнего биологического наследия. Теперь она сама была готова ненавидеть и презирать тех мужчин, которые были слишком слабы для доминирования, что в ужасе стремятся избежать своих привилегий, полномочий и обязанностей! Нет, он, да и все другие, такие же как он, вовсе не были слабыми! Они были сильными, намного сильнее робких, скучных слабаков, столь характерных для её прежнего мира. Он, как и остальные мужчины на этой планете, был достаточно силён и достаточно могущественен, чтобы ожидать, требовать и принуждать к должному почтению к себе, требовать и принуждать женщин к подчинению их принципа женственности, во всей её изумительной мягкости, желанности и красоте, своему более суровому, более опасному принципу мужественности.
В этом мире мужчины были господами, по крайней мере, для таких женщин как она. Такова была простота и ужас этого.
Тебе было сложно произнести это слово? поинтересовался он.
Нет, Господин, прошептала женщина.
Рабыня, последовала его презрительная усмешка.
Да, Господин, шёпотом признала она, опуская голову и чувствуя, что это было правдой, но одновременно и то, что в этом не было ничего неправильного, что это было не то, чего следовало бы стыдиться, конечно же нет, особенно, если ты такова на самом деле, если ты была рабыней.
А некоторые люди, несомненно, именно такими и были, подумала женщина, тем более что за прошедшие несколько дней она уже узнала, что была одной из них.
И надо признать, что её охватывало необъяснимое волнение, когда она адресовала это слово ему, впрочем, как и любому другому мужчине.
Кстати ей уже популярно объяснили, что она должна обращаться к любому свободному мужчине, только как к «Господину», а к любой свободной женщине, хотя в этом мире с таковыми ей ещё сталкиваться не приходилось, как к «Госпоже». Правда, от одной мысли о свободных женщинах у неё возникало чувство некоторого неудобства. Как то они будут относиться к ней, узнав, что она всего лишь рабыня?
За этот последний период своего обучения она окончательно пришла к пониманию того, что именно быть рабыней для неё будет наиболее правильно и естественно. Причём теперь её обучение, за исключением разве что языковых тренингов, сильно отличалось от всех предыдущих уроков. Ей преподавали, как следует вставать и стоять на коленях, как двигаться, лежать, снимать с себя одежду, как предоставлять себя для связывания, как приветствовать мужчин, и даже тому, как правильно войти и выйти из комнаты. И ещё много чему. Например, её научили различным формам уважения и почтения. Теперь она могла одеть и раздеть мужчину, причём, смогла бы сделать это одними зубами, если бы её руки были связаны сзади. Ей преподавали, как использовать различные части её тела, например, язык и волосы. Она научилась тому, как передвигаться на четвереньках, приносить плеть в зубах, и как просить о наказании, правда она искренне полагала, что будет избавлена от необходимости использовать это знание на практике. Теперь она смогла бы так облизать и поцеловать плеть, что довела бы мужчину до потери контроля над собой. Она изучила то, как надеть на себя цепи, чтобы закрыв их, уже не быть в силах освободиться самой. Она изучила как, стоя на коленях перед мужчиной, брать еду с его руки. Она узнала, как надо есть из миски, стоящей на полу, не используя руки. Ей преподали, как следует лежать на мехах, на полу, в ногах кровати господина, прикованной там к рабскому кольцу цепью за шею, чтобы это выглядело максимально возбуждающе и провоцирующе. Её научили тому, как красиво выпрашивать разрешения подняться собственно на кровать, чтобы служить. Ей преподали, даже то, как правильно подносить мужчине сандалии, опустив голову вниз, на четвереньках, держа их в зубах. Она узнала, с какой ноги следует начинать обувать его, каким образом следует завязывать шнурки и как целовать сандалии, выражая благодарность за то, что ей разрешили выполнить эту незамысловатую работу.
Как тебя зовут? спросил он.
Женщина поражённо подняла взгляд не него. Разумеется, это был тест.
Как понравится Господину, ответила она. Меня ещё никак не назвали. Сейчас я всего лишь безымянная рабыня.
Мужчина откинулся на спинку кресла.
На мгновение у неё перехватило дыхание. В её мозгу вдруг мелькнул вопрос, а было ли у неё имя в тот момент, когда на её прежней планете, на её ноге защёлкнулся анклет. С одной стороны, и её, конечно, можно было бы простить за это, поскольку в то время она ещё не могла этого понять, она потеряла право на своё имя задолго до этого момента, возможно даже за многие месяцы до того как она снова, спустя многие годы повстречала в опере молодого человека. Её имя было отобрано у неё в то самое мгновение, когда на неком документе, возможно одном из многих ему подобных, кто-то поставил свою размашистую подпись и резко шлёпнул по нему печатью. Вот с того времени и далее, по крайней мере с чьей-то точки зрения, она стала безымянной рабыней, хотя по понятным причинам, тогда ещё совершенно этого не осознающей.
И вот теперь, когда она пишет эти строки, её мучит вопрос, что если кто-то из вас, читающих это, читающих это там, уже теперь, сама того не ведая, может быть в том же положении, в каком она была тогда. Возможно, точно так же, как и её, вас, не предупреждая и не спрашивая разрешения, уже обследовали и отобрали. Возможно, вас заметили на работе, скажем, в офисе, или в супермаркете, когда Вы делали покупки, или на улице, или за рулём. Быть может, вам не стоило носить те шорты или обнажать живот, зачёсывать волосы таким способом или носить тот обтягивающий костюм мужского покроя, двигаться в той бесцеремонной манеру или резко разговаривать с таксистом. Как знать, может виной тому стала некая неприметная деталь. Возможно, когда-то, зайдя в коктейль-бар, в коротком сексапильном платье с шифоном, Вы повели себя излишне оживлённо, а может не стоило быть столь очаровательной, как не стоило и надевать так близко к горлу те три нити жемчуга, подчеркнувшие вашу шею почти как рабский ошейник. Но может всему виной была просто ваша внешность, внезапно поразившая кого-то своей выразительностью и значимостью, и Вы ничего, ни поделать с этим, ни предотвратить этого не могли, а может кого-то заинтересовало то, как Вы двигались, или как произносили то или иное слово, фразу. Кто может знать, что именно является значимым для них? Возможно, вами заинтересовались и сделали пометку в записях. Возможно, вас сняли на камеру, и даже не раз, скажем, в разное время в течение дня, при разном освещении и с разных ракурсов, и фильмы эти были просмотрены в неких тайных кинозалах. Так что, не стоит исключать того, что Вы, сами того не ведая, уже сейчас так же, как некогда я, стали одной из тех, кого решено забрать и перевезти на чужую планету. Возможно, Вы, как когда-то я сама, в этот самый момент, уже являетесь не больше чем безымянной рабыней.
Впрочем, в тот момент женщину больше интересовало, дадут ли ей сейчас какое-либо имя. И конечно, она уже понимала, что это имя, как, например, ножной браслет или ошейник, было бы просто «надето» на неё. Это было бы просто рабской кличкой данной ей решением рабовладельца, имя являвшееся результатом его прихоти или каприза, и которое он по тем же причинам в любое время мог бы изменить. И всё же это было бы её имя, хотя, конечно, её оно было бы ровно настолько, насколько кличка данная свинье или собаке, были бы их именем.
Но, в тот момент, он так и не назвал её. Ещё на некоторое время, ей предстояло оставаться безымянной рабыней.
А ещё её интересовало, почему на этот раз в комнате было так много людей?
Мужчина как раз отвернулся от неё и общался с собравшейся вокруг него толпой. Он говорил на языке, уже изученном ей в достаточной мере, но делал он это слишком бегло. Так что ей, стоящей на коленях, несмотря на то, что она прилагала все усилия, не удавалось уловить смысл его повествования. Единственное в чём женщина была уверена, это в том, что она, так или иначе, фигурировала в его рассказе. То и дело, то один, то другой, то мужчина, то женщина, оборачивались и, глядя на неё, смеялись. Признаться, это сильно её смущало. В его языке присутствовал небольшой акцент. Ей подумалось, что даже если бы она его не знала прежде, то была бы в состоянии достаточно точно определить, что его родным языком мог бы быть английским. Безусловно, за время нахождения в этом доме ей довелось слышать множество различных акцентов, и даже, насколько она смогла различить среди тех, кто для кого этот язык был родным. Вероятно, они прибыли из различных областей или происходили из групп общества.
Замечания мужчины, к её беспокойству, встречались с большим весельем.
Наконец, он закончил, и взгляды всех присутствовавших скрестились на ней. Она вдруг стала центром внимания. Это заставило её почувствовать себя, в этой крошечной тунике, бывшей всем, что она носила, за исключением браслета на ноге, стоящей на коленях на мраморном полу, необыкновенно уязвимой перед ними. Её тело начало неудержимо дрожать. Конечно, подумала она, для рабынь было более распространено стоять на коленях у одной из стен, стараясь быть неприметной, ожидая приказа служить.
Ты поняла то, что о чём я говорил? спросил он у неё, перейдя на английский.
Очень немногое, ответила женщина на своём новом языке.
Я рассказал им, пояснил он, о том патологическом мире, из которого Ты происходишь. Я рассказал им, что когда-то Ты была учительницей. Увы, мне сложно было объяснить им достаточно ясно, что Ты, когда мы повстречались впервые, была молодой и самодовольной, новоиспечённой доктором философии со степенью в области гендерных исследований. Это понятие не так-то легко передать на гореанском.
Гореанский, подумала женщина. Ну конечно! Этоназвание языка. Но, несомненно, на этой планете есть и другие языки, на которых говорят люди в других частях мира.
Боюсь, что их понятие гендерных исследований не слишком совпадает с твоим. В их понимании гендерные исследования скорее имеют отношение к содержанию, кормлению и дрессировке рабынь, к тому, как их надо проверять в деле и так далее, однако, как мне кажется, я дал им некоторое представление об этом вопросе, о твоей работе, её смехотворно притворной важности, эксцентричном, деформированном и политически мотивированном предмете и прочих вещах. А теперь, Ты для нас выступишь.
Сказав это, мужчина резко хлопнул в ладоши, и позвал:
Тутина!
Она поражённо уставилась на него. Выступишь? Тутина? Она здесь? На этой планете? Тогда почему она всё ещё не видела её здесь? Впрочем, на самом деле, у неё, конечно, не было никаких причин не быть в этом мире, скорее наоборот, у неё имелось множество причинах того, чтобы находиться именно здесь. Она была слишком желанна, чтобы оставлять её там. И, в конце концов, разве он не упомянул, что когда-то «купил её», а следовательно являлся её хозяином?
Внезапно она почувствовала тревогу. Получается, что у её владельца могло быть, по крайней мере, две женщины!
Послышался женский голос, отдававший отрывистые команды, прилетавшие слева со спины. Они были произнесены на языке, который, как она уже знала, назывался гореанским. Какое-то мгновение они казались ей только невнятными, сердитыми шумами лишь немного выделявшимися на общем фоне. Почему их нельзя было бы произнести на английском языке? Но внезапно, после секундной задержки, они прорвались к её сознанию.
Сюда! Рабская девка! Сюда! Ко мне! Бегом!
Стремительно вскочив на ноги и повернувшись, она побежала к Тутине, стоявшей около входа в комнату. Даже не имея никаких инструкций по этому поводу, она упала на колени перед этой суровой, подавлявшей её фигурой.
Это действительно была Тутина! Но это была намного более грозная и пугающая её Тутина, чем та, которую она презирала на Земле. Причём, её фигура стала ещё изумительнее, чем была на Земле. Можно было не сомневаться, что она после некоторой неизбежной мягкости или послаблений дисциплины на Земле, едва оказавшись здесь, снова была посажена на строжайшую диету и принуждена выполнять физические упражнения. Надо заметить, что Тутина была одетой скромнее, чем она. Её одежда скорее напоминала ту, в которой женщину представляли перед молодым человеком в прошлый раз, то есть это была туника без рукавов и с подолом чуть выше колен. И так же, как и в прошлый раз, нога Тутины была окольцована. Светлые волосы девушки были зачёсаны назад и подвязаны шерстяной лентой, которая опоясывала голову, перечёркивая лоб над бровями, и была завязана на узел на затылке. Оставшиеся концы ленты, длиной дюймов по шесть каждый свободно свисали вниз. Это был талмит, повязка, указывавшая на некоторую власть её носительницы среди рабынь, отмечая её как «первую девку». В правой руке Тутина держала длинный прут стрекала. Молодая ныне доктор философии в области гендерных исследований уже научилась бояться этого орудия. За последнее время ей достаточно часто приходилось почувствовать его на себе, её дрессировщицы оказались особами очень нетерпеливыми и раздражительными. Глаза Тутины полыхнули синем пламенем, и она жестом указала на открытую дверь. Её испуганная подопечная быстро встала и прошмыгнула мимо девушки в дверной проём. Тутина последовала за ней, закрыв за собой дверь.
Глава 9Выступление перед господином
Когда женщина снова появлялась на пороге мраморной аудитории, её встретили возгласы, в которых звучали интерес и удовольствие. Она замерла в дверном проёме, робко и неуверенно глядя на собравшихся.