И даже в железном поясе, она начала ощущать то, что могло бы быть природой рабской страсти. Интересно, подумала Эллен, сможет ли и она когда-нибудь тоже научится, как выразилась Нельса, умолять и царапать пол. И к своему ужасу поняла, что вполне сможет.
Женщина немного пошевелила телом, схваченным железным поясом. Каким он казался ей тяжёлым и неудобным. И всё же, как уязвимо почувствовала бы она себя, оставшись без него, голой и в одном лишь ошейнике!
«Я не должна позволить себе стать безнравственной женщиной, подумала Эллен. Нет! Нет! Я же не могу иметь в виду точно это». Она давно отказалась, по крайней мере, в своих официальных взглядах, от общепризнанно устаревшей категории «безнравственность», с её подавляющими, гротескными историческими антецедентами. Но, с другой стороны, ей было трудно очистить разум от паров и ядовитых осадков прошлого, особенно учитывая то, что эти осадки долгое время тщательно поощрялись, размножались, использовались и эксплуатировались разного рода идеологами, ради продвижения их собственных политических проектов. Так что, можно сказать, что она была жертвой многовековой пуританской инкультурации. И, таким образом, если можно так выразиться, грехи отцов и матерей ударили по последующим поколениям.
Безусловно, уже на Горе, возможно из-за воздуха, воды, простой питательной пищи, а может и, прежде всего, просто из-за влияния этого мира, такого свежего, естественного и невинного, из-за погружения в другую культуру, столь сильно отличающуюся от её собственной, с совершенно иными ценностями и идеалами, она начала подозревать о существовании психологических свобод и возможностей, которые оставались вне её кругозора в её прежнем мире.
Но Эллен по-прежнему во многом всё ещё оставалась существом того странного мира.
«Я должна оставаться выше пола, решила она. Я не должна позволить себе возбуждаться. Я ни в коем случае не должна позволить себе стать такой как Нельса. Я видела её в руках Гарта. Как ужасно было бы для меня стать такой как это! Как ужасно было бы для меня, стать сексуально беспомощной в руках мужчины! Я ни в коем случае не должна позволить себе стать такой. Никогда я не буду умолять и царапать!»
«Но, подумала женщина уже в следующий момент, ёрзая в поясе, около таза, я рабыня! Страсть от меня будут требовать. И я должна буду отдаться, причём полностью. Если мною останутся недовольны, то, можно не сомневаться, меня будут бить, и могут даже убить. Они просто не оставят мне выбора! Я не должна оставаться выше своего пола. Этого мне не разрешат. Я буду вынуждена позволить себе возбуждаться. Это от меня будут требовать! Мне придётся стать такой как Нельса! Меня просто вынудят стать такой, что я буду беспомощна в руках мужчины. И тогда, когда они сделают меня такой, когда они вызовут и зажгут мои потребности и, своим решением, и, возможно, к своему развлечению, сделают меня беспомощной жертвой тех глубоких, ужасных, поразительных, подавляющих, непреодолимых, восторженных потребностей, из-за которых я должна буду рыдать, но идти за ними полубезумная от желания, тогда, возможно, я тоже буду умолять и царапать пол».
«Может ли случится так, что я, Эллен, начну умолять и царапать? задумалась она, и вынуждена была ответить сама себе:Да. Я смутно ощущаю, что я, тоже, могла бы к этому прийти».
Она лежала около своего таза, взволнованно рассматривая сексуальную свободу гореанской рабыни. Она чувствовала приступ болезненного сожаления в отношении свободных женщин. «Как же им не повезло, подумала Эллен. Как они должны завидовать нам. Неудивительно, что они до такой степени ненавидят нас, или, точнее, как мне сказали, что они ненавидят нас».
«Как странно, подумала Эллен, теребя свой ошейник. Я голая, на мне ошейник, а я всё равно чувствую себя так свободно! Во мне живёт ощущение, что могу быть самой свободной и самой счастливой их всех женщин». Но затем она задрожала, вспомнив о том, что была рабыней, над которой довлели плети и цепи. Она была животным, которое должно повиноваться. Её могли купить и продать. Как странно, мне кажется, что я являюсь самой свободной и, одновременно, самой несвободной из всех женщин».
Внезапно женщина услышала чуть слышный щелчок по стенке таза.
Гарт, шепнула Лаура, та самая, рыжеволосая девушка, что заступилась за ней.
Эллен мгновенно поднялась на колени и погрузила руки в свой таз по локти. Мыльная вода всё ещё была довольно горячей, но уже не обжигающей, и женщина смогла вытерпеть и удержать в ней свои руки. Схватив плававшую в тазу материю, она начала тереть и встряхивать её в тазу.
Она не оборачивалась, не озиралась, всем своим видом демонстрируя, что полностью поглощена своей работой. Даже не видя, Эллен знала, что все остальные рабыни ведут себя точно так же. Ей оставалось только порадоваться, что у Гарт не было никакой возможности наблюдать за девушками, когда он находился вне комнаты.
Она не видела, но чувствовала, как надсмотрщик вальяжно прохаживается туда-сюда по проходам между тазами. Наконец, он остановился за её спиной и немного левее. Эллен продолжала стирать, не поднимая головы, словно не замечая его присутствия. Вдруг она почувствовала, как его тяжёлая рука легла на её головы и сгребла в кулак волосы, туго натянув их. Рывок назад и она уже стоит на коленях вертикально. Его захват причинял жуткую боль, но она, как рабыня, не смела протестовать. Кроме того, хотя его захват был крайне болезненным, но она чувствовала, что Гарт не собирался причинить ей вред, он только удерживал её в нужной ему позиции. Каким странным казалось ей такое обращение. На Земле, если бы мужчина позволил себе схватить её так, она бы испугалась и принялась бы кричать и сопротивляться. И несомненно уже через мгновение на её крики примчались бы много добрых малых, одержимых желанием ей помочь. Ну, или вызвали бы полицейского, если бы таковой был поблизости. Однако здесь она должна была безропотно подчиняться. Это могло быть сделано с ней, и у неё не было никого, к кому она могла бы обратиться за помощью. Она была рабыней, а за время своего обучения Эллен узнала, что с рабынями можно было обращаться небрежно, нахально, жёстко и даже жестоко. Их можно было переваливать с боку на бок, бросать на живот или на спину, вынуждать принимать любую из множества поз, иногда их хватали и буквально размещали конечность за конечностью, в желаемое положение, обрабатывая с властной небрежностью, иногда сопровождая свои действия резким поучительным или предостерегающим словом. Тело рабыни ей вообще не принадлежит. Оно, как вся женщина целиком, является собственностью рабовладельца. Эллен почувствовала как левая рука мужчины прижала её колено к циновке, а правая потянула волосы назад и вниз, пока, её голова не коснулась пола, а тело не выгнулось перед ним в «рабский лук», как называют здесь эту уязвимую беспомощную позу, бесстыдно представляющую красоту женщины для внимания или оценки мужчин.
Да, сказал он скорее себе, чем ей или кому-то другому, Ты привлекательна.
Его признание взволновало Эллен, и одновременно немного напугало. Вероятно, кто-то, например, один из охранников, присматривавший ночью за прикованными за шеи девушками, спящими в своих пеналах, о чём-то рассказал Гарту. Или быть может, это был один из кухонных работников, разливавший кашу в мелкие углубления в полу их пеналов.
Наконец, Гарт отпустил её волосы и встал.
Эллен немедленно перевернулась в положение почтения и спросила:
Я могу говорить, Господин?
Со всех сторон послышались поражённо испуганные вздохи девушек, работавших поблизости от неё. Тем не менее, сама она была уверена, что не подвергла себя опасности. Эллен вдруг почувствовала, что это был именно тот момент, когда ей могли предоставить возможность говорить. Конечно, Гарт, как ей показалось, пребывал в хорошем настроении, и даже выглядел несколько смущённым. К тому же рабыни быстро учатся, как использовать своё тело, чтобы повлиять на настроение мужчины, попытаться соблазнить или поощрить его, стимулировать, умиротворить, соблазнить, возбудить и так далее. Безусловно, Эллен не предполагала и не намеревалась оказывать какой-либо особый эффект на Гарта, по крайней мере, преднамеренно и полностью осознано. Конечно нет! Фактически, она была беспомощна в его захвате, не так ли? Но она поняла, даже тогда, даже будучи ещё настолько плохо знакомой с ошейником, что вид её красоты должен иметь некий эффект на мужчину, и она могла, по крайней мере, не исключала этого, хотя и не была уверена в этом полностью, и, несомненно, всеми силами отрицала бы этот факт в то время, заявляя, что она ничего такого не делала, но в тот момент, когда мужчина выгнул её, она немного дёрнулась, совсем чуть-чуть, трогательно, бесполезно, печально вздохнув, скосив жалобный взгляд, позволив губам немного задрожать, втянуть живот и быстро поднять грудь, тем самым подчеркнув линию «рабского лука». Она услышала, как у рабыни с тёмно-рыжими волосами перехватило дыхание, а две других девушки прыснули смехом. Над чем они смеются, сердито спросила себя Эллен. В любом случае она решила, что с этого момента, даже, несмотря на свою полную невинность и скромность, она может использовать свою красоту для своей выгоды, возможность, появившуюся у неё без какого-либо собственного желания. Для рабыни, кстати, весьма обычно использовать и эксплуатировать свою собственную красоту для своей пользы. Фактически-то у неё ничего больше и нет, что она могла бы использовать в этих целях. Это, конечно, ни в коем случае не означало, что Эллен собиралась бросить свою красоту к ногам Гарта, этого животного, надсмотрщика, твёрдой рукой управлявшего прачечной, чьим бесправным объектом она являлась. Ни в коем случае это не было предназначено для него, ни в коем случае не хотела она проявлять перед ним свою рабскость. Но, как она могла сделать это? Разве это не было действием испуганной рабыни? Она была женщиной с Земли! Безусловно, к этому времени она уже была в ошейнике. В человеческом опыте всегда есть место для множества двусмысленностей и неопределённостей. Так что давайте предположим, что подозрения её сестер по цепи были ошибочны. Могла ли она уже тогда, в то время, быть такой рабыней? Конечно, нет!
Простите меня, дорогой читатель!
Простите меня, Господа!
Я была проинструктирована оставить выше этот пассаж, именно в таком виде в целях сравнения, но теперь следует сказать правду. Я должна повиноваться. Насколько же они беспощадны!
Да, Господа, Эллен повела себя перед Гартомкак рабыня! Там именно это сказано! И я не осмелилась бы лгать вам. Господа получат от меня правду, и только правду. Это свободная женщина может лгать. Я не могу. Ярабыня. Настолько ли это трудно понять, дорогие читатели, мой ужас от одной мысли о том, чтобы осмелиться солгать? Поверьте мне, что вы, дорогие читатели, поймёте это, сразу и навсегда, случись вам однажды оказаться в ошейнике.
Использование особенностей своего пола и своей желанности, ради достижения собственных целей, конечно, явление, распространённое среди женщин вообще, и среди рабынь в частности. Кто-то, на основании этого факта, может заявить, что в этом смысле всё женщиныпроститутки. Но между прочим, многим кажется, что мужчины ничуть не возражают против этого. В действительности, это кажется одной из тех вещей, которые мужчины находят самыми очаровательным и привлекательными в противоположном поле. Возможности рабыни к получению выгоды от её природных наклонностей к коммерциализации своей красоты, разумеется, намного уже, чем у свободной женщины. Это свободная женщина, будучи свободной, может продать, обменять или сдать в аренду свою красоту, получив от этого пользу или выгоду. А вот красота рабыни, как и она сама, принадлежит, и, таким образом, может быть использована рабовладельцем для своего удовольствия, в любое время и в любом месте, как бы он того не пожелал. Так что, хотя рабыня, как всякая женщина, и имеет свои очаровательные, восхитительные, врождённые, подкреплённые биологическим отбором наклонности проститутки, она едва ли имеет возможность использовать их, по крайней мере, не ради сбора дорогих подарков, экономических привилегий, предпочтений в продвижении по карьерной лестнице, статуса, престижа, успешности, власти и прочего. Скорее она могла бы рассчитывать на брошенное перед ней на пол печенье, улыбку хозяина, предоставление скромности рабской полосы или избавление от плети, хотя бы на какое-то время. Но, несмотря на общую с её свободной сестрой очаровательную тенденцию к проституции, рабыня, в более серьёзном смысле, вовсе не проститутка. Проститутка в тысячу раз выше рабыни. Проституткойможет быть свободная женщина, а она рабыняона подневольная.
Да, разрешил Гарт.
Эллен немного оторвала голову от пола и искоса взглянула на Нельсу, отметив, что та заметно побледнела.
За то время, что я провела в прачечной, я заметила, что девушки постоянно меняются, Господин, сказала она. Некоторые остаются дольше, другие меньше. Могу ли я спросить, сколько ещё я должна буду работать здесь?
У одной из сестер из Венны непроизвольно вырвался негромкий звук. Похоже девушка была поражена, если не шокирована смелостью молодой рабыни.
Однако, к удивлению многих, Гарт не ударил её.
Понятия не имею, проворчал он. Быть может, день, а возможно неделю, месяц, год или десять лет. Не исключено, что всю оставшуюся часть твоей жизни.
Эллен, с горестным стоном, опустила голову на пол.
Твой хозяинМир, не так ли? уточнил надсмотрщик.
Да, Господин, подтвердила она, впрочем, понимая, что он это и так знал, поскольку эта информация, она не сомневалась, имелась на её ошейнике.
Возможно, он забыл о тебе, предположил Гарт.
А Вы не могли бы напомнить ему о том, что я здесь, Господин? спросила женщина.
Не говори глупости, буркнул мужчина.
Простите меня, Господин, вздохнула Эллен.
Гарт переступил с ноги на ногу, словно собираясь отвернуться.
Господин! в отчаянии позвала его рабыня.
Что ещё? недовольно спросил он.
Если вдруг Вы повстречаете его, скажите ему, что Эллен готова просить!
И что это означает? полюбопытствовал надсмотрщик.
Он поймет, Господин, попыталась она уклониться от ответа.
Гарт недвусмысленно потеребил плеть, висевшую у него на поясе.
Пожалуйста, не заставляйте меня говорить, Господин, простонала Эллен.
Этостандартная просьба кейджеры? уточнил мужчина.
Я не знаю, что такое стандартная просьба, Господин, призналась она.
О том, чтобы ей позволили ублажить мужчину, любого мужчину, просветил её Гарт.
Да, Господин, прошептала Эллен, снова опуская голову до пола.
Значит, теперь Ты готова просить об этом? осведомился он.
Да, Господин.
Тогда Ты не только рабыня фактически, что и так очевидно, но Ты ещё и готова признать, что Тыдействительно рабыня, заключил Гарт.
Да Господин, согласилась Эллен, и надсмотрщик убрал руку от плети.
Если я его увижу, то я упомяну об этом, пообещал Гарт. Но я, признаться, сомневаюсь, что для него это будет очень интересно.
Да, Господин, обрадовалась женщина. Спасибо, Господин.
Продолжай работать, рабыня, приказал он.
Да, Господин, выдохнула женщина.
Эллен добилась успеха в осуществлении своего смелого плана. То, что она была в железном поясе, должно было быть значимым, признаком интереса её господина к ней, его заботы о ней, его желания сохранить за собой право лишения её девственности, или, как здесь говорят, «открытия для использования мужчин». Он должен хотеть её, как особую рабыня, возможно даже привилегированную рабыню! Не для того ли он отправил её в прачечную? Он ждал от неё утвердительного ответа на свой вопрос, заданный ей тем вечером после ужина, ответа, который указал бы на её интерес и желание получить сексуальный опыт сам по себе. Что ещё мог бы означать этот скупой ответ кроме факта того, что она наконец-то набралась достаточно храбрости, чтобы вырваться из кандалов Земной пропаганды и откровенно признаться самой себе и другим, что она была сексуальным существом, человеческой женщиной с по-настоящему человеческими женскими потребностями. Конечно, это не могло означать ничего другого. Кроме того, Эллен не сомневалась, что он хотел, чтобы его рабыня, стоя перед ним голой на коленях, произнесла такую формулу, там самым, в полном соответствии с его программой мести, оскорбив саму себя ещё больше. Это дало бы ему возможность в очередной раз сделать её объектом своего презрения, возможность выказать ей своё пренебрежение, возможность вынудить её признать свою деградацию, к которой она пришла именно благодаря ему. Она, стоя перед ним, должна будет признать себя самой низкой из рабынь. Она должна будет добровольно признать себя тем, чем теперь стала, ясно дать понять себе, ему и другим, свою собственную презренность.
«Очень хорошо, подумала Эллен. Пусть будет так! Если, он хочет именно этого, я дам ему это, и добровольно, и значимо. Ярабыня. Почему я не должна признать этого? Очевидно, что он решил, что я должна оставаться здесь, в прачечной, голой, потной рабочей рабыней, пока я не сделаю этого. Остаётся только признать, что его воля сильнее моей. Разумеется, это так. Моё желаниеничто. Это желание рабыни. Онгосподин, ярабыня. Я больше ни одной минуты не хочу оставаться в этом месте! Я сделаю всё, что он захочет, всё, чтобы избежать страданий этого помещения, этих тазов и жары! Но, сказала она себе, улыбаясь про себя, я думаю, что это в этом и состояла его проверка. Ему должна нравиться я. Возможно, он даже любит меня! Как только я попрошу его позволить мне служить мужчине, любому мужчине, он будет удовлетворён, и затем, конечно, сохранит меня для себя одного. Я так люблю его! Я хочу быть его рабыней и служить ему. И даже с первого взгляда, очень много лет назад, что-то во мне хотело быть его рабыней!»
Чуть позже Гарт снова вышел из прачечной. Нельса теперь работала в соседнем тазу. Кипяток в кувшине теперь разносила негритянка, с цепью на горле вместо ошейника, ожидавшая отправки вместе с грузом темнокожего торговца.
Так значит, наша маленькая рабыня уже готова просить? язвительно осведомилась Нельса.
Эллен, яростно теревшая чьё-то платье в тазу, сделала вид, что не слышит.
Рабыня, презрительно сморщившись, прошипела Нельса.
Я не рассказала о том, что Ты почти ошпарила меня этим утром, напомнила ей Эллен. Возможно, мне стоит сделать это, когда Гарт вернётся в следующий раз.