Всё же, несмотря на громоздкость и неуклюжесть одежд сокрытия, большинство из них было очень красивы и богато украшены. Некоторые экземпляры, несомненно, были очень дороги и даже усыпаны драгоценными камнями. Однако, несмотря на их защитные аспекты, и то, что сама Эллен не хотела бы носить такие одежды в столь жаркий день, они выглядели по-своему привлекательно и женственно. Они, казалось, призывали предположить о существовании чего-то интересного, чего-то прекрасного, что могло бы быть скрыто под ними. Само собой, вуали являлись неизменной, или почти неизменной, частью ансамбля одежд сокрытия. Плащи, капюшоны и вуали, что вполне ожидаемо, тщательно подбираются и сочетаются одно с другим.
Эллен стало интересно, были ли свободные женщины счастливы, нося такие вот предметы одежды. Ведь и ей и всем остальным было ясно, что они, конечно же, оставались женщинами, даже скрывшись под слоями тяжёлых тканей и вуалей. Насколько отличались они от мужчин с их крупными, гибкими львиными телами. «И насколько отличались они от нас», подумала Эллен. И насколько отличалась она сама, раздетая рабыня, прикованная цепью к общественной полке, от свободных женщин, одетых в такие туалеты, купающихся в великолепии славы их свободы. Как она могла даже думать о том, чтобы сравниться с ними? Но были ли они, такие высокие, гордые существа, на самом деле счастливы?
Кроме того Эллен задавалась вопросом, сколькие из них могли бы однажды найти себя прикованными цепью на рынке, или сидящими за решёткой рабской клетки, или стоящими на коленях и, дрожа от страха, заглядывающими в глаза рабовладельца, в надежде прочитать в них свою судьбу. Ей вдруг вспомнилось высказывание, которое она слышала в доме, о том, что под одеждой каждой женщины прячется тело голой рабыни. Как-то раз крупные, сильные, одетые в туники мужчины пронесли мимо полки паланкин, внутри которого, вальяжно развалилась свободная женщина. В памяти Эллен сразу всплыл образ той женщины, что была захвачена тарнсмэном из Брундизиума. Интересно, а её тоже когда-то носили в таком вот паланкине? Возможно, теперь та женщина, и не исключено, что на пару с Лаурой, следовала за своим хозяином по улицам Брундизиума, держась в паре шагов позади и слева от него. Эллен, улыбнувшись, подумала, разрешит ли он им одежду в его собственном городе. Возможно, но не с первых же дней. Тот паланкин проследовал через площадь без остановок, даже не задержавшись у какой-нибудь из лавок. Вероятно, этот рынок не был достоин рассмотрения такой персоной. Эллен заинтересовал вопрос, были ли мужчины-носильщики рабами или просто слугами. Она рискнула предположить, что скорее это были слуги. На них не было ошейников, и они не охранялись. Возможно, женщина разумно предпочла не окружать себя рабами мужчинами. Что, если они, в порыве страсти, потребностей и жара набросятся на неё? О, как они попользуются тогда ею, многократно, возможно бросив животом на подушки, вытащенные из отставленного паланкина и её же сорванные одежды! Эллен задрожала. Она слышала, что рабынь, таких как она сама, низких рабынь, иногда бросали в загоны к рабам мужчинам, подобно тому, как бросали им еду. Предположительно, эта практика была полезна в снижении их напряжённости и агрессии.
Иногда, в толпе, мелькали рабыни в ошейниках и коротких туниках оставлявших обнажёнными руки и ноги. Как поразительно контрастировали их стройные прекрасные фигурки, на фоне толпы, состоящей в основном из крупных, массивных мужчин, мимо которых они прокладывали свой путь. Как изящны, как прекрасно и экстремально женственны они были! Как красиво они шли и держали себя. Какими гордыми они казались. Как женщины умудрялись быть настолько изумительными? Неужели они радовались своей неволе? Они что, дорожили своими ошейниками? Как свободна, выразительна и восхитительна была их походка! Конечно, рабские туники ни в коей мере не могли стеснить их движений. Иногда их красота вызывала у Эллен изумление и зависть. Безусловно, предметы одежды рабынь, такие как туника, камиск, как обычный, так и турианский, та-тира и прочие служат не для того, чтобы скрыть женскую красоту. Но какое удовольствие они должны доставлять своим владельцам, подумалось ей. А так же, какую радость их владельцы могут принести им!
Насколько красивы были их лица! И внезапно, Эллен обрадовалась тому, что её собственное лицо, несмотря на презрение, которое этот факт вызывал у свободных женщин, было открыто и должно быть открыто в этом мире. Она знала, что ей, как рабыне, не оставят никакого выбора в этом вопросе. И это нравилось ей. Она знала, что у неё привлекательное лицо, она даже была уверена в этом. Природа наградила её лицо изящными, тонкими, женственными, чувствительными, прекрасными чертами. Она была уверена в том, что и мужчинам оно должно понравиться. Но, одновременно, её это пугало. Эллен уже успела выяснить, что это был вид лица, которое будило в мужчине рабовладельца. Безусловно, она могла бы быть малочувствительной к выставлению его на показ в таком контексте, как в присутствии высокомерной свободной женщины, или возможно перед судьями и чиновниками, но это было вполне ожидаемо в этой культуре с её особыми взглядами. И такие моменты, вероятно, в целом не представляли большого затруднения.
И в этом, конечно, заключался ещё один серьезный аспект гореанской культуры, тот, что требовал демонстрации и выставления рабыни напоказ. Это составляло своего рода культурный императив, даже, несмотря на отношение к этому и предпочтения свободных женщин. И в этом ей, как рабыне, также никакой альтернативы предоставлено не было.
Но насколько взволнована она была тем, что ей не оставили выбора в этом вопросе!
Ты принадлежишь, рабская девка, словно говорила ей культура. Для тебя нет никаких вуалей. Тебе в этом отказано. Это не для тебя. Дрожи! Ты будешь такой, какой захотят мужчины. Твоё лицо будет обнажено точно так же, как морда кайилы или тарлариона! Но не забывай, что Тычеловеческая женщина, самая восхитительная собственность, которую может иметь мужчина. Имей в виду также и то, к какому столь незначительному, мелкому, дешёвому виду живого товара Ты относишься, но, не забывай насколько драгоценный, особенный и замечательный Ты товар! Тарлариона будут чистить, кайиле чесать гриву. И за тобой будут смотреть, холить и содержать! Сверкай, рабыня, для своего господина и для всех мужчин! Как у кайилы скорость, у тарлариона сила, так и у тебя есть свои особые достоинства, твоя служба, твои страсть и красота. Твоё лицо будет выставлено напоказ, чтобы мужчины могли смотреть на него. Ты будешь одета, если тебе разрешат одеваться вообще, для их удовольствия. Твоя красота будет усилена и показана. Она будет выставлена на всеобщее обозрение. Ты будешь служить изысканно, с уважением и старанием. Ты отреагируешь на малейшее прикосновение господина с рвением и благодарностью. Ты будешь жить ради его доброго слова и ласки. Ты будешь такой, какой хотят тебя видеть мужчины, потому что Тырабыня, потому что Ты принадлежишь.
В конце концов, Эллен, сама напуганная этой мыслью, начала подозревать, что она со временем могла бы начать становиться всё более и более восхищённой своей красотой, своим статусом, тем, кем она была. Могло ли это в итоге привести её к тому, что однажды она сможет полностью принять своё очарование, и, вскинув голову и расправив плечи, гордо вышагивать в своём ошейнике, быть довольной и бесстыдной, и даже нахально бесстыдной? Конечно, нет! Как ужасно! И, тем не менее, Эллен знала, что именно к этому обычно приходили рабыни, такие женщины, каковой теперь была и она сама.
«Неудивительно, что свободные женщины так ненавидят нас, подумала она. Разве не мы, в наших ошейниках, в тысячу раз более довольны жизнью, чем они, остающиеся свободными?»
Стоя на коленях перед Тарго, прикованная цепью за левую лодыжку к кольцу, вмурованному в цементную торговую полку, Эллен остро ощущала тяжёлое, неудобное железо, окружавшее и оттягивающее её шею. Она страдала от своей наготы.
Порой на глаза ей попадались то одна, то другая рабыни, скользившие сквозь толпу. Насколько прекрасными они были!
Ей было жаль, что она, так же, как те девушки, не могла прогуляться по площади, одетая в лёгкую тунику и свободная, пусть и в ошейнике, но могущая свободно перемещаться, так же смело и красиво, как они. Эллен заметила, какими глазами мужчины смотрели вслед рабыням, оценивающе и восхищённо. А девушки, подняв головы, красиво шагали мимо, казалось, не замечая, но, конечно же, зная, что глаза мужчин были прикованы к их фигурам. Как они могли не быть такими? Они были рабынями! Эллен задавалась вопросом, может ли случиться так, что когда-нибудь, мужчины, её естественные владельцы, будут так же смотреть и на неё.
Безусловно, свободные женщины, при виде рабынь напрягались, сердито отворачивались, украдкой бросая на них неодобрительные взгляды и наверняка брезгливо морщась под своими вуалями. Но имеет ли это какое-нибудь значение, спросила сама себя Эллен. И внезапно это к ней пришло осознание того, что потому свободные женщины и ненавидели рабынь, что завидовали им. Возможно, подумала Эллен, что они тоже желали быть так же одетыми, так же восхитительно и чувственно, и быть столь же свободными, столь же энергичными, восхитительными, желанными и красивыми!
Кроме того, рабыни, казалось, просто искрились от счастья. Это сквозило в выражениях их лиц, и движениях их тел. Эллен видела ошейники на их шеях, порой почти терявшиеся за занавесом их развевающихся волос. Как хорошо ими, должно быть, командуют, подумала она.
Эллен напряжённо всматривалась в мельтешение толпы на площади, нетерпеливо ожидая того момента, когда Мир из Ара, именно так она теперь думала о нём, придёт за ней. «Приходи же за мной, мой Господин, я прошу Вас!»безмолвно молила она.
Можешь сменить позу, тяжко вздохнув, разрешил ей Тарго.
Эллен сразу села на полку и, прикрыв глаза от солнца ладонью, позвала начавшего отворачиваться Тарго:
Господин!
Тот снова повернулся и вопросительно уставился на неё.
А где мой ошейник, Господин? поинтересовалась она.
На твоей шее, буркнул толстяк.
Господин! возмутилась женщина.
Признаться, Эллен надеялась, что мужчина мог бы своим ответом раскрыть шутку её владельца. Например, сообщил бы ей местонахождение ошейника, или даже, непроизвольно, словом, жестом или мимикой позволил бы ей предположить, что тот находится где-то поблизости и, конечно, показал бы, что в намерения Мира входит возвратить её себе.
Что это с тобой? осведомился Тарго.
Когда меня вернут моему владельцу, Миру из Ара? прямо спросила Эллен.
Мир из Ара не твой владелец, заявил толстяк. Ятвой хозяин.
Нет! выкрикнула она.
Я купил тебя вчера вечером за десять медных тарсков, сообщил ей Тарго. И теперь надеюсь продать тебя за пятнадцать.
Нет, снова крикнула рабыня. Нет!
Остальные девушки, сидевшие на полке, явно были озадачены её поведением и, то смотрели на неё, то обменивались взглядами друг с дружкой.
Он не продал бы меня! закричала женщина.
Что-то я не пойму, покачал головой Тарго, почему бы это ему тебя не продать?
Я не продана! продолжала возмущаться она. Он не продал бы меня!
Теперь Ты принадлежишь мне, объяснил ей мужчина.
Нет, нет! замотала головой Эллен. Нет!
Если бы Ты умела читать, я показал бы тебе бумаги, сказал Тарго. Они в полном порядке, со всеми надлежащими подтверждениями и печатями.
Женщина попыталась стянуть тяжёлый ошейник с горла. Естественно, он почти сразу был остановлен, прижавшись к её подбородку. Тогда она потянула его в стороны, попытавшись разогнуть его, потом ещё и ещё, с неизменным результатом.
Ты устраиваешь представление, неодобрительно покачал головой Тарго.
Мой господинМир из Ара! воскликнула она. Верните меня моему владельцу! Я хочу вернуться к моему господину!
Эллен попыталась стянуть браслет с левой лодыжки, но, разумеется, не смогла этого сделать. Единственное, чего она достигла, это содрала кожу на щиколотке. Тогда женщина схватилась за цепи, и принялась дико дергать её раз за разом, пытаясь оторвать от кольца.
Кое-кто из прохожих задержался, чтобы поглазеть на бившуюся в истерике рабыню.
Ты устраиваешь представление, недовольно повторил Тарго.
Он бы меня не продал! Он ни за что не продал бы меня! бесновалась Эллен, дергая цепь. Он не продал бы меня!
А ну заткнись! рявкнул Тарго. Или Ты хочешь, чтобы люди подумали, что Ты краденая? Краденых рабыни открыто не продают, по крайней мере, не в том городе, в котором их украли.
Верните меня моему владельцу! зарыдала Эллен, падая на живот перед Тарго, принимая второе положение почтения.
Барзак! громко позвал толстяк.
Но тот уже и сам показался из здания, причём в руке он держал пятиременную гореанскую рабскую плеть, широкие языки которой были специально разработаны для использования на женщинах, чтобы боль от наказания была ужасной, но при этом не оставить незаживающих шрамов, которые могли бы уменьшить ценность неправильно поведшей себя, наказанной рабыни.
Господин, пожалуйста! взмолилась рабыня.
Выпори её, приказал Тарго, отворачиваясь.
Повернись, бросил Барзак. Держись за кольцо.
Нет, пожалуйста! простонала Эллен, но всё же повернулась и, как и было приказано, схватилась за кольцо, к которому была прикована цепь девушки, сидевшей слева от неё.
Сама девушка при этом, отстранилась настолько, насколько позволила цепь на её лодыжке. Эллен успела разглядеть страх в глазах рабыни, и этот страх, выказанный её сестрой по неволе, напугал её ещё больше.
Пожалуйста, не бейте меня, Господина! попросила она, бросив через плечо взгляд на Тарго.
Но тот уже покинул полку.
Я буду хорошо себя вести, Господин! Я буду правильно себя вести, Господин! закричала женщина ему вслед, но за ним уже закрылась дверь.
А затем она вскрикнула от боли, не в силах поверить в то что произошло. Она не могла поверить ужасающему пламени, которое, после первого удар, охватило её тело.
Конечно, это не могло причинить столько боль, сколько причинило! Она не сможет выдержать этого! Это невозможно выдержать! Он должен прекратить это! Она сделает всё что угодно, только чтобы избежать следующего удара!
Дыхание перехватило от боли, она едва могла выдавливать из себя слова.
Нет, пожалуйста! простонала женщина. Я слишком молода, чтобы меня бить! Я всего лишь девушка!
Она успела услышать смех одной из рабынь, как ей стало не до этого смеха. Ремни плети снова обрушились на её спину, на сей раз, не просто опалив её болью, но и ужасно усилив боль от первого удара. Ей показалось, что её кожа, уже горевшая огнём, сделалась гораздо чувствительнее.
Не надо! Не надо, Господин! умоляла Эллен. Я сделаю всё что угодно!
Ты должна делать всё что угодно в любом случае, поучительным тоном сказал ей Барзак, поднимая руку снова.
Да, Господин! Да, Господин! закричала она.
Но плеть упала снова, выбив новую порцию слёз из её глаз. Она тряслась от рыданий, её маленькие пальцы побелели, настолько плотно сжимали они кольцо. После следующего удара Эллен вопила о милосердии. После ещё двух вспышек боли она могла только рыдать и сжимать кольцо. У неё не осталось сил даже на то, чтобы выговаривать слова, и она в своём сердце умоляла о пощаде и обещала, что она больше не будет!
Фактически это было довольно лёгкое наказание, полностью соответствовавшее её проступку. Она получила всего лишь шесть ударов, причём удары, хотя и были болезненны, но не были тяжелы и, конечно, наносились не в полную силу руки мужчины. Тут стоит заметить, что мужчины почти никогда не бьют женщин в полную силу. В этом нет никакого смысла, и это было бы просто зверством. В конце концов, она всего лишь маленькая и прекрасная женщина. Цель наказания не в том, чтобы причинить ей боль, а в том, чтобы исправить её поведение.
Однако эти соображения не были тем, что могло бы дойти до мозгов Эллен в тот момент, и даже если бы она смогла понять их, они не смогли бы унять реальный, ужасающий, жестокий огонь, горевший в её теле после поцелуев плети.
Итак? спросил Барзак.
Господин? заикаясь, выдавила из себя Эллен, чувствуя, что её кожу сзади от плеч и до колен покрывают пылающие, жгучие полосы.
Благодари его, благодари его! пошипела девушка, прикованная к тому кольцу, в которое Эллен вцепилась мёртвой хваткой.
Спасибо, Господин, прошептала Эллен.
За что? потребовал уточнений Барзак.
Спасибо за то, чтобы наказали меня, Господин, глотая слёзы, шёпотом ответила Эллен.
Говори громче, приказал он. Кажется, твои сёстры по цепи не расслышали тебя.
Спасибо за то, что наказали меня, Господин! громче проговорила женщина.
А Ты заслужила наказание? осведомился седой.