Поколебавшись, я все же высказал свои опасения Матиушу. Он рассмеялся и ответил, что я проникся мистикой. Я спросил его, как в моем случае не проникнуться мистикой. Матиуш запнулся. Я попытался объяснить ему (он идиот, но неплохой парень): от меня отвернулась удача, меня одолела апатия. Иногда мне ничего не хочется знать, не нырять снова и снова в эту воду, она слишком глубока для меня. Хочу просто жить в неведении, как всеэто понятно? Меня сорвало.
Матиуш, хоть и оторопел от такого потока слов с моей стороны, все же выдавил из себя неискреннюю сочувственную улыбку. По его глазам я понял, что подобное он слышал уже раз сто, и оно все меньше и меньше его трогает. Выгорают все. Это просто вопрос времени. У Матиуша свои обязанности и свое начальство, которые заботят его больше заморочек подчиненных.
Пойми, Делеф, если бы у нас была возможность отправить кого-то другого, мы бы так и сделали. Но сейчас ты единственная кандидатура. Работы многовас мало. Вот так обстоят дела, господин Управомоченный.
(Вечер).
Выезжаю в четыре утра. Я мрачен и зол.
Я должен бы собираться в дорогу, а вместо этого лежу, отмокая в ванне, и читаю газету. От воды поднимается пар, увлажняя страницы. Знакомое тесное помещение окружает меня, как кокон, успокаивая мои истерзанные нервы.
Захватывающие новости о завершении какой-то никому не нужной дипломатической миссии. Статейка о задержании очередного кшаанского освободителя с его устрашающей армией из пятнадцати человек, вооруженных обломками своих разваливающихся от древности идолов, не иначе (будь кшаанцы организованнее, нам зажилось бы поинтереснее, но). Еще какая-то ерунда в том же духе. Далее литературные обзоры, советы по садоводству (кому это нужно, да еще осенью?), и в финале экспертиза чистящих средств. Докатились.
В Ровенне тишь и покой, которые глупые обычные людишки принимают как должное. Если бы они знали, чего нам стоит их спокойствие. Проживать в этой странеэто как жить на поверхности моря, но, пока нет шторма и дома стоят более-менее ровно, обывателей ничего не заботит. Впрочем, я могу преувеличивать опасность, глядя сквозь темные линзы своей профессиональной осведомленности.
13 сентября
В вагоне тяжелый, затхлый воздух. Я пытался открыть окно, но оно заклинило и не поддается. Нога ноет, да и все остальное тоже от желания выбраться отсюда. Терпеть не могу долгие поездки.
Все, это последнее дело, с которым я разбираюсь. Потом я складываю с себя обязанности и беру время, чтобы прийти в себястолько, сколько потребуется. Отправлюсь зализывать раны к Силене. Я давно не видел сестру.
К середине дня я прочитал все газеты, книгу, и мне надоел пейзаж за окном: поля и деревья, деревья и поля. Небо тяжелое, набрякшее тучами. Трава уже по-осеннему тусклая. Лето закончилось, хоть что-то радует. Я не люблю лето. Нет, я ненавижу лето. Его яркость и свет дисгармонируют с моим самоощущением. На его фоне я кажусь себе бледным, как моль.
Вот сейчас начался мелкий дождь, оставляя на стекле косые полосы. Может быть, я все же не решусь окончательно порвать связи с СЛ. Мне хватит отпуска, чтобы съездить к Силене и немного прийти в себя. Особенно если договориться на длительный, за свой счет.
Меня беспокоит мое состояние. В последние пару месяцев я постоянно раздражен и мрачен, что чересчур даже для меня. Депрессия? Сама моя должность предполагает, что я не из тех, чья психика сдается так легко. Нет, это просто хандра. Мне следует быть осторожнее с ней, она затягивает. Вероятно, это означает, что что-то притягательное в ней все-таки есть.
(Вечер).
Отчет об осмотре тела, составленный полицейским из близлежащего городишки, весьма невнятен. Ненавижу косноязычие. Тем более на бумаге, пусть она и все стерпит. Если отбросить лишнее и бессмысленное, в сухом остатке остается немного.
Тело обнаружено третьего сентября лежащим навзничь на тропе к лесу. Подросток, шестнадцать лет. Кожа покрыта многочисленными кровоизлияниями. На запястьях, щиколотках и коленях ссадины от веревок. Сами веревки не найдены. На одежде убитого кровь, натекшая из носа и ссадин. Повреждений костей нет. Никаких признаков сопротивления убийце. «На лице ужасное выражение». Очаровательно изложено. Автор сего опуса мог бы найти себя в написании третьеразрядных ужастиков.
Ну ладно. Надеюсь, сложностей не возникнет и удастся разобраться с делом по-быстрому. У меня ни сил, ни желания работать.
За окном совсем стемнело и все так же моросит. Мне нравится дождливая погода, но в этом году изобилие льющейся с неба воды уже вызывает ощущение, что я с июля не могу высохнуть. Продолжаю раздумывать, уходить ли мне из СЛ. Пока получается, что вроде нет, хотя все осточертело.
Прибываю около полуночи.
14 сентября, день (для меня это утро)
Замечательная ночь. Не знаю, как по итогам я не слег с воспалением легких.
На вокзале меня ожидал угрюмый юноша сельского вида. После полутораминутного молчания, пока он рассматривал меня, а я, утопая в дождевых потоках, в ответ уныло взирал на него, он таки осведомился:
Вы господин Делеф?
Я кивнул, подтверждая свою личность, и только после этого он соизволил меня поприветствоватьвидать, слова свои он ценил и как попало не тратил. Несмотря на физиономию, настолько простецкую, будто он был рожден от союза мужчины и овцы, произношение у него было чистое.
Пройдемте к лошадям.
Лошадям? переспросил я, не веря своим ушам.
Юноша невозмутимо подтвердил, что да, к лошадям.
Дорога через лес, объяснил он. Автомобиль там не проедет. Ни у кого из нас нет автомобиля.
Я по-прежнему надеялся, что он издевается надо мной, но мы прошли от фонаря в темноту, и там действительно обнаружились две упитанные лошади, чьи шкуры тускло поблескивали от капель воды.
Думаю, нам лучше переночевать в городе, сказал я, указав на отдаленные огни освещенных окон, немногочисленные в это позднее время. В деревню отправимся утром.
Нет, возразил юноша. Придется ехать сейчас.
Но дождь идет. И темно.
Ночь достаточно лунная, сухо возразил юноша.
Достаточно для чего? осведомился я, мгновенно вспыхивая раздражением. Чтобы осветить мой холодеющий труп, после того, как я сломаю себе шею, налетев сослепу на ветку?
В городе нет гостиницы. Нам негде остановиться.
Нет?
В самом захудалом городишке есть гостиница, весь вопроскакая.
Нет.
Странно.
В последний раз я ездил на лошади лет в десять. В парке. Может, это вообще был пони, не помню. Какой из меня всадник, особенно с тех пор, как порождение больного человеческого воображения перегрызло мне кость ноги, последствия чего все еще весьма ощутимы.
Держа мой чемодан, юноша спокойно наблюдал, как я пытаюсь взобраться на проклятую кобылу, которая, к счастью, стояла как вкопанная.
Вам помочь? не шелохнувшись, вяло поинтересовался он, когда мои попытки очевидно затянулись.
Что вы, я прекрасно справляюсь, грубо бросил я и все-таки рывком взобрался на проклятое животное. Лошадь всхрапнула, то есть заржала, так это у них называется, и внезапно шагнула вперед. Я качнулся, стискивая коленями ее скользкие, неприятно мокрые бока, нервно вздохнул и подумал: как в прошлые века. Никогда не завидовал людям из прошлого. Необходимость путешествовать на глупых непредсказуемых животных, оставляющих груды навоза, была только одним из множества неприятных аспектов их дискомфортного существования.
Юноша прикрепил мой чемодан к седлу своей лошади и легко оседлал ее.
То, что он назвал дорогой, оказалось тощей тропинкой среди деревьев. Как он ее различал в темноте, мне не понять. Капли дождя на нас не падали, но падали на листья и с них уже струйками стекали на нас, в основном прицельно за шиворот. Длился этот кошмар три или четыре часа (ближе к сотне по ощущениям), точно не знаю, потому что мои часы с синим светящимся циферблатом запотели изнутри и остановились. У меня затекло все тело, я промок и продрог до костей, и вообще было невероятно мерзко. Юноша молчал, и я тоже, потому что вежливость заставляла меня сдерживать теснящиеся на языке ругательства, а гордость удерживала от нытья.
Наконец мы выехали из леса на какую-то узкую длинную улицу без единого фонаря, вдоль которой смутно виделись невысокие дома.
Прибыли, объявил юноша, что было и так понятно. Он потратил зря одно слово.
Когда я кое-как спустился с лошади, левой ноги я совсем не чувствовал, а правую лучше бы не чувствовалее пронзала тысяча игл.
Проводив меня до дома, где мне предстояло расположиться, юноша оставил меня, не удосужившись даже показать, где в прихожей выключатель. После недолгих поисков в кромешной тьме я сдался, вдоль стены прошел в комнату и ощупью, как слепец, отыскал кровать. При моем чистоплюйстве немыслимо, чтобы я позволил себе завалиться спать, не отскоблившись предварительно от дневной грязи, но вчера был именно такой случай.
Проснулся поздно. Комнату заливали солнечные лучипогода наладилась. Поднявшись, первым делом я осмотрел дом и несколько успокоился. Не похоже на бывший свинарник. Просторный дом, недавно выстроенный. Вполне приятно пахнет древесиной. С кухни доносился звон посуды. Юноша упоминал, что мне предоставят служанку. Он называл ее имя, но оно не удержалось в моей памяти.
Не обнаружив в доме ванной комнаты, я прошел на кухню и осведомился у хлопочущей там смуглой угрюмой особы, где могу привести себя в порядок. В ответ служанка выдала мне большое корыто и кусок коричневого мыла с горьким, дерущим ноздри запахом.
Пришлось мыться прямо посреди комнаты. Какая потрясающая необычность ситуации. Чихая от резкого запаха мыла и расплескивая воду на пол, я рассматривал комнату, впервые заприметив масляную лампу на столе и отсутствие выключателей на стенах. Быть такого не может
Одевшись и зачесав волосы назад в своей обычной манере, я отправился расспросить служанку, что за ерунда с этим домом. Она ответила, что электричества и водопровода нет во всей деревне. Дикость. И это в наше время, когда у всех в домах телевизоры, у некоторых даже цветные. Еще начиная с лошадей, не оставляет ощущение, что меня отбросило на несколько веков назад. На кухне допотопная плитамузейная реликвия, требующая растопки дровами. Впрочем, служанка с ней управляется неплохо, судя по завтраку, который она мне принесла.
Ладно, смирюсь с неудобствами. Всего-то несколько дней. Не успею привыкнуть к корыту, как уже вернусь в свою маленькую спокойную ванную, чьи белые кафельные стены надежно прячут меня от людей, мира, всего.
(Дописано утром следующего дня).
Денек выдался сильно так себе.
Едва я успел подсушить волосы, как заявился староста деревни. Старостаслово-то какое. Я как будто из вагона вышел непосредственно в машину времени. Предупредить о своем визите он не удосужился, как и постучаться. Явись он на полчаса раньше, и я был бы застигнут в корыте, с торчащими из воды коленями и пеной, стекающей с волос в глаза.
Старосту зовут Грольве Лаош. Ему около пятидесяти лет, и в его внешности, как и в имени, роанское сочетается с кшаанским: хищный крючковатый нос, блеклые узкие зеленоватые глаза и угольно-черные в прошлом, теперь высеребренные сединой жесткие волосы. Наличие в его жилах крови сразу двух враждебных нам наций делает сам факт того, что ему удалось возглавить хотя бы крошечное, затерянное в глуши ровеннское поселение, удивительным. Если в его характере слились роанская расчетливость и кшаанская хитрость (а так оно, вероятно, и есть), тем, кто не относится к его подданным, следует держать с ним ухо востро. Интересы деревниего маленького королевства численностью в сто двадцать шесть человек (сто двадцать семь минус один)он наверняка защищает хорошо. Предварительно сам же их определяя.
В нашем кратком разговоре мне с самого начала дали понять, что деревенского радушия надолго не хватит, поэтому мне следует продемонстрировать моментальные и эффективные методы работы и убираться. Что конкретно от меня требуется, он обозначил прямо:
Изгоните ее.
Ее? вцепился я в слово.
Призрака, уточнил Лаош.
Призраков не существует, заметил я с кроткой интонацией санитара психиатрической клиники, беседующего со склонным к приступам буйства пациентом.
Прекратите, грубо прервал он меня. Я живу не первый день. И я слышал о таких, как вы.
Признаться, его замечание застало меня врасплох. До сих пор «Серебряной Лисице» удавалось сохранять факт своего существования в секрете, то ли по причине высокоэффективных мер безопасности, то ли вследствие немногочисленности ее сотрудников (склоняюсь к последней версии).
Такихкаких? уточнил я, состряпав недоуменное выражение лица.
Вы не из полиции, отрезал Лаош.
Откуда же я?
Вам лучше знать, господин Управомоченный, с нахальной усмешкой Лаош уставился на меня.
Прицельного столкновения взглядов я никогда не выдерживал, поэтому отвел глаза.
Почему вы сказали «ее»? вернулся я к заинтересовавшему меня моменту.
Я сказал так, как мне было удобно, и не собираюсь отчитываться за каждое свое слово ни перед вами, ни перед кем-либо еще.
Почему вы заранее уверены, что действует призрак?
Кому такое под силу? Лаош говорил, как рычал. Точно не человеку.
А любой призрак, вы полагаете, на это способен? фыркнул я.
Лаош молча, с ледяным презрением посмотрел на меня. Я почувствовал, как во мне шевельнулась злость.
Ладно, предположим, это действительно призрак, я дернул уголком рта, демонстрируя, с каким презрением отношусь к этой абсурдной идее. Я не могу просто взять и изгнать ее. Как вы это себе представляете: раз, два, три, пошла вони полный штиль? я начал разговаривать резко, собеседнику в тон.
В глазах Лаоша мелькнул если не страх, то опасение. Не стану отрицать, мне это понравилось.
То есть вы позволите этой опасной твари бродить здесь и дальше? А она бродит. Вчера в мое окно влетел камень и разбил его. В другом доме окно лопнуло без всяких видимых причин. Осколком стекла едва не ранило маленькую девочку. И в деревне стало слишком тихо. Ни одна собака не залает. Местное зверье прячется.
Я сделал вид, что пропустил мимо ушей все, кроме упоминания о брошенном в окно камне, и выдвинул предположение, что происшествие могло быть результатом личной инициативы кого-то из сельских.
Вы считаете, у селян есть мотивы швыряться камнями в мои окна? спросил Лаош очень тихим и очень яростным голосом.
Нет. Я считаю, что вы должны позволить мне действовать так, как я считаю нужным, спокойно объяснил я.
Несколько секунд Лаош ненавидяще рассматривал меня своими ледяными глазами, потом процедил:
Допустим, я предоставлю вам свободу действий. Что вы намерены делать, если изгнать ее вы не способны? Тот мальчишка, которого нам прислали из города, только взглянул на убитого, позеленел и удрал.
Ну, я-то еще не позеленел, и я не говорил, что не могу изгнать ее вообще. Это невозможно сделать прямо сейчас. У меня недостаточно сведений.
Из того, как я формулировал фразы, следовало, что я уже признаю возможность существования призрака. Непозволительная прямолинейность. Впрочем, очевидно, что попытки заморочить Лаошу голову не пройдут. Он знал больше, чем следует, задолго до нашей встречи.
Какие сведения вам нужны?
Трудно указать, какие конкретно. У вас есть что еще сообщить мне по делу?
Нет.
Я расспрошу селян.
Я уже поговорил с ними. Им нечего вам рассказать.
Моя должность не предполагает посредников.
Моя должность не предполагает, что я позволяю чужакам расхаживать по деревне, подвергая допросу ни в чем не повинных местных жителей, не выражавших на то согласия.
Лаош не нравился мне все больше и больше. Я уже не надеялся, что он отступит от своих намерений всячески мне препятствовать, что бы за этим ни скрывалось.
Мне нужен тот, кто обнаружил тело.
Он выехал в город по рабочему заданию.
Уехал? Как вы могли его отпустить, если ожидали приезда следователя? Лаош, вы вообще заинтересованы в расследовании?
За непроницаемым выражением на физиономии старосты могло скрываться все что угодно. Я подавил желание досадливо плюнуть на пол.
Предоставьте мне лошадь. Я еду в город. Мне нужно осмотреть труп.
Вам никуда не придется ехать, чтобы осмотреть его.