Что? оторопел я. Труп хранится в деревне? С начала сентября? В местных условиях?
Мы положили его в погреб. Это самое прохладное место, которое мы смогли найти.
Почему тело не было перевезено в городской морг?
Мы отказались выдать его.
Что значит отказались, Лаош? Я понимаю, что вы тут застряли в своей дремучей сельской утопии, но есть обычный нормальный цивилизованный мир, и вы обязаны подчиняться его законам. Криминальный труп должен был быть передан на осмотр, вскрытие и хранение.
Лаош угрюмо молчал.
Все ясно, бросил я. Я извещу вышестоящие службы о сговорчивости местной полиции, уж будьте уверены. А сейчас ведите меня в свой погреб.
И мы устремились.
На месте я быстро осознал, что завтракать мне не стоило.
Во-первых, прежде чем тело обнаружили, оно успело поваляться на солнышке, что само по себе не идет мертвецам на пользу, даже если не принимать во внимание тот факт, что на открытом природном пространстве труп мгновенно привлекает внимание насекомых. Во-вторых, погреб при довольно высокой температуре снаружи тоже не обеспечивал достаточной прохлады. Так что тело я осматривал, зажимая нос и рот полотенцем и непрерывно отмахиваясь от мух. Лаоша, который все это время не отходил от меня, пристальным взглядом отслеживая каждое мое движение, я запряг держать фонарь.
Вероятно, квалифицированный судмедэксперт и сумел бы выжать какие-то сведения из этой груды гниющей плоти, для меня же тело в таком состоянии уже не представляло никакой ценности. Из-за скопившихся внутри газов труп раздулся до невероятной степени, что, в сочетании с личинками мух, копошащимися в глазницах, ноздрях и на поверхностях ран, создавало впечатление, будто тело в любой момент готово лопнуть, извергнув миллионы наполняющих его насекомых. Обычно отвращения к трупам я не испытываю. Мертвая человечина немногим отличается от приобретенного в магазине куска говядины. Не мертвее (хотя, конечно, поджарить на ужин филейную часть трупа из морга мне не пришло бы в голову). Да и процессы разложения совершенно естественны. И все же в данном случае я не мог подавить брезгливость. Хотелось закончить это неприятное дело побыстрее, удержавшись от рвоты в присутствии недоброжелательного очевидца.
Стряхнув личинки, я вооружился лупой и изучил ссадины. Никаких волокон веревки, но это-то как раз вполне объяснимо.
Лаош, помогите мне перевернуть труп.
Староста неуверенно приблизился.
Смелее, подбодрил его я. Это все лишь человек. Хотя и мертвый. Однажды и ваше тело окажется в подобном состоянии, Лаош.
Некоторое время я продолжал осмотр, подавляя спазмы в глотке и жалея об отсутствии нормального электрического освещения. Не вытащить ли тело наверх, чтобы продолжить осмотр при дневном свете? Впрочем, уж начал здесь и завершу здесь. Организовывать явление мертвеца миру мне было откровенно лень. Как и разбираться с публикой, которая обязательно соберется посмотреть.
Когда от легкого нажатия смердящая черно-зеленая плоть лопнула, оросив мои пальцы, к счастью защищенные перчаткой, я решил, что с меня хватит, и выскочил из погреба на поверхность, жадно глотая свежий воздух. Лицо поднявшегося вслед за мной Лаоша имело отчетливый серый оттенок.
Принесите мне вещи погибшего, потребовал я.
Устроившись на траве, подальше от сочащегося зловонием входа в погреб, я быстро осмотрел одежду покойника. Старомодного покроя рубаха и штаны с заскорузлыми пятнами, оставшимися, видимо, с обеда. Нижнее белье. Все пропитано мочой, непроизвольно излившейся в момент смерти. После обонятельной пытки в подвале аромат застарелой мочи я практически не воспринимал. Ничего не порвано, все пуговицы на месте. Занятно.
Что мне делать с телом? хриплым голосом осведомился Лаош.
Для таксидермии уже поздно. Попробуйте смастерить кубок из его черепа.
Он дернулся, как будто я ударил его под дых. У некоторых людей совсем нет чувства юмора.
Могу я отдать распоряжение о захоронении? злобно уточнил он.
Конечно, можете. Если только естественное природное любопытство не заставляет вас пронаблюдать процесс разложения до самой скелетизации.
Побросав одежду в мешок, я поднялся и похромал к себе. Некоторое время за мной следовал Лаош, затем отвязался. В доме я приказал служанке нагреть воды еще размне для умывания и ей для стирки моей одежды. На этот раз купание заняло больше времени. На фоне прущего от меня аромата мертвечины терпкий запах мыла меня не беспокоил.
Закончив с водными процедурами, вторыми за день, я облачился в белую рубашку, серые брюки и жилет в тон и вытянулся на диване. Прохаживаясь по ногтям пилочкой, я попытался обдумать ситуацию. В совокупности с данными полицейского отчета пока все выглядит так, будто парень шел себе по тропе, никого не трогал, затем внезапно опрокинулся на спину, начал кровоточить изнутри и умер. Не знаю, какими сведениями о способностях привидений располагает Лаош, но мне не доводилось сталкиваться с экземплярами, способными нанести столь значительный ущерб человеческому телу. В условиях современного общества, менее склонного к мистическому мышлению, чем пятьдесят-сто лет назад, привидения крайне редко достигали степени воплощения, достаточной для того, чтобы оказать хоть какое-то физическое воздействие на людей, не говоря уже о том, чтобы представлять реальную опасность.
С другой стороны, твердая убежденность старосты, что действует призрак, наверняка на чем-то основывается. Тогда где знак? Он должен быть. Это живые люди убивают просто так, мертвыеникогда. Так какова мотивация этой сущности?
Вялый поток моих размышлений прервал Лаош, пришедший разузнать о моих дальнейших планах и напомнить о категорическом запрете на общение с местными жителями. Я настаивал на необходимости поговорить с людьми. Но он отказывал мне с каменным лицом. Мутят они в этой деревне, мутят. Я чувствовал, как ко мне стекаются грязные потоки.
После того как Лаош удалился, сочтя, что достаточно осадил меня, чтобы я не смел и икнуть без предварительного согласования с ним, я немного выждал и поднялся с дивана. В моей холодной, малоподвижной крови сложно разжечь огонь азарта, но Грольве Лаошу это удалось. Подумав, я достал из чемодана пистолет. Как и все сотрудники СЛ, я использовал кобуру исключительно скрытого ношения. Проверив предохранитель, я закрепил пистолет слева на груди, прикрыл сверху курткой и вышел за дверь.
Деревушка источает благополучие. Аккуратные, просторные разноцветные дома. Интересно, на чем базируется это благосостояние. Жители прилично одеты, проще, чем в городе, но опрятно. Они слонялись, как мне показалось, без дела, но готовности со мной побеседовать не выражали, и в их взглядах даже я, с моей нечуткостью к людским эмоциям, заметил враждебность. Впрочем, чего ожидать от людей, согласных жить в такой глуши без электричества и водопровода. Этот факт уже предполагает наличие психических отклонений.
Мои попытки вступить с кем-нибудь в разговор ни к чему не привели. Люди шарахались от меня, как от чумного. Я даже поднял руку и принюхался к рукаву. Возможно, от меня все еще исходит трупный запах? Нет, дело было не в этом. Решив идти напролом, я постучался в ближайшую дверь.
На стук вышла хмурая женщина. Вдоль лица свисали выбившиеся из пучка спутанные волосы. Уже выражение ее лица не оставляло мне надежды, что разговор пройдет гладко.
Меня зовут Делеф, сказал я, хотя она наверняка уже слышала мое имя. Я расследую дело об убийстве мальчика. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
У меня нет на них ответов, заявила женщина и захлопнула дверь перед самым моим носом, да с такой силой, что с ее дома чуть крыша не слетела.
«Хорошо, подумал я, направляясь к ее соседям. Отлично».
Первые полтора часа я был настроен оптимистично. Затем мой оптимизм начал стремительно убывать, пока от него не осталось и капли на донышке. Когда стемнело, я вернулся в свой дом с ворохом разорванных надежд, голодный и злющий. Нечего и упоминать, что к тому же я был насквозь промокший, потому что начался дождь.
В том, что они знают много интересного, можно не сомневаться. В том, что ничего мне не расскажут, тоже нет сомнений. Жаль, что СЛ не практикует пытки. Они бы очень помогли следствию. Сколько я тут пробуду, я предполагал? Пару дней? Ну-ну. Я успею привыкнуть к корыту.
Я съел остывший ужин и выпил чашку как бы чаяпо сути, просто чуть теплую воду с плавающими на поверхности чаинками (служанка ушла, а возиться с плитой, чтобы вскипятить чайник, мне не хотелось). Дрожа от холода, ополоснулся ледяной водой и лег в кровать.
«Сколько непредвиденных трудностей возникло за один день, начавшийся в полдень. Страшно представить, что бы было, если бы я проснулся на рассветепроблем успело бы скопиться вдвое больше», думал я, лежа под одеялом и все никак не согреваясь. И столько вопросов. Но не следует формулировать их точно. Я давно усвоилточность всегда подразумевает некую ограниченность. Ограниченность вопросовограниченность ответов, следовательно, легко пропустить что-нибудь важное, но изначально будто бы не относящееся к делу.
Моему унынию было достаточно и незначительного повода, чтобы затопить меня с головой. После столь неудачного дня поводов было предостаточно, особенно если учесть, сколько я пробродил, расспрашивая этих сволочных людей и слыша в ответ только презрительное молчание. Как будто это мой призрак и мои проблемы, в самом деле. И снова, как во множество дней и ночей прежде, я утонул в глухом, черном отчаянье, которое не мог объяснить и из которого не мог выплыть.
15 сентября
Проснувшись, я прокрутил в голове события вчерашнего дня. Что известно этим людям, которые упрямо молчат, прибегай я хоть к мольбам, хоть к угрозам? И лично Грольве Лаошу? Например, почему призрак для него онакто «она»?
Хорошо. Пока они будут молчать, они будут умирать. Уверен, что первый трупэто только предвестник череды ожидающих их похоронных процессий. Хотя это не моя забота. Моя заботакак разобраться в происходящем, если для этого мне требуется информация, которую мне отказываются предоставить.
Для очистки совести я склеил из нескольких листов бумаги один большой, взял из очага уголек (карандаша не было, а стержень ручки писал слишком тонко и бледно) и начеркал им: «Если вам известно что-либо, что поможет расследованию, расскажите мне». Затем я приклеил лист снаружи входной двери. Его будет сложно не заметить.
Позавтракав на кухне, я крикнул служанку, прибирающуюся в комнатах, и велел ей приготовить самый лучший обед, какой она только умеет. «Да, господин Делеф», ответила служанка. Я отпустил ее величественным жестом.
Первую половину дня я провел, заполняя различные бумаги. Почему значительная часть их столь откровенно бессмысленна? Зачем вообще нашему начальству столько бумаг? Что оно с ними делает? Ест их? Если не применяет как-нибудь иначе. Я подумал, что сегодня еще подожду, вдруг у кого-нибудь из селян проснутся мозги, а завтра точно придется отправляться в городпозвонить Илии и попробовать разузнать у него о кровоизлияниях у жертвы. Возможно, что-то подобное уже где-то случалось.
Никто не пришел.
Обед превзошел мои ожидания. Я похвалил служанку, но так и не вспомнил ее имя. Мне всегда сложно запоминать имена, особенно женские. С другой стороны, если учесть, что ни служанка, ни я не стремимся даже к минимальному общению, ее имя мне и не требуется. Эта хмурая и погруженная в себя женщина в некотором роде является для меня идеальной прислугой. Что важнее, во время обеда в моей голове материализовалась не самая глупая в данной ситуации идея. Я застрял в мертвой точке, и мне необходимо сдвинуться с нее, неважно, насколько нелепыми или беспринципными методами. У меня нет таланта разговаривать с детьми, но в условиях столь острого дефицита информации он у меня появится.
Я подошел к окну и прислушался ко звукам с улицы. Действительно, слишком тихо. Ни одна собака не гавкнет, хотя здесь их по две на каждый двор. Только издалека доносились детские голоса. Вот туда и отправлюсь.
(Добавлено позже).
Я недооценил здешних деток. Все они уродились в своих папочек и мамочек. Они будут молчать, даже если вбивать в них гвозди. Хотя кое-что мне таки удалось разузнать.
Бесполезно расспрашивать мальчишек, которые, не глядя на тебя, прыгают в реку, выходят из реки, снова прыгают в реку. И это в середине сентября. Их дубленые шкуры не чувствуют холода? Хотя чем еще заниматься местной детворе. Телевизоров у них нет, и не факт, что они обучены чтению. До моего появления они плескались переговариваясь, смеясь и иногда переругиваясь, послемолча.
Вам лучше уйти отсюда, с ледяной вежливостью заявил мне один из тех, что постарше, и напомнил мне собой юношу, встретившего меня на станции в ночь моего приезда. Господин Управомоченный, добавил он, демонстрируя осведомленность.
Это замечательно, что ты знаешь, кто я. Родители объяснили?
Он не посмел ответить, молча прошлепав мимо меня к реке, и это хорошо. В мои планы на сегодня не входили склоки с деревенскими мальчишками. Маленький мальчик вышел из воды и побрел к дереву, где закутался в покрывало, чтобы согреться. Кто-то позади меня сиганул в реку, и мои плечи обдало брызгами. Я уверен, это было сделано нарочно. Я раздраженно оглянулся и с ликованием осознал, что мне представился шанс: все мальчишки были в воде, и их маленький соплеменник остался мне на растерзание.
Не теряя времени, я направился к беззащитной жертве.
Ну что, малыш, произнес я неискренне доброжелательным голосом. Поболтаем немного?
Мальчик с упреком посмотрел в сторону ненадежных приятелей большими карими глазами.
Родители велели с вами не говорить, пропищал он, втягивая голову в плечи.
Я ласково улыбнулся. Это мне и так понятно, малявка. Сейчас явится кто-нибудь постарше, и я попрощаюсь с возможностью вытрясти из тебя информацию.
Конечно. К сожалению, иногда взрослые бывают неправы. Им кажется, что они правы, но это не так. Здесь, в вашей деревне, стряслась очень плохая вещь. Ты не боишься, что плохое может случиться с кем-нибудь еще? Может быть с твоим папой? Или мамой?
Карие глаза выразили страх и неуверенность. Я довольно вздохнул. Почти готов.
Это будет ужасно, если призрак нападет на твою маму. Он такой злой. Хлопи мамы нет.
Вздрогнув, ребенок втянул голову в одеяло.
Хотя ее можно спасти. Всех можно спасти. Но чтобы помочь вам, мне нужно понять, что происходит. Я чувствую, ты хочешь рассказать мне, малыш. Было что-нибудь странное, пугающее?
Девушка приходила, выпалил мальчик, виновато покосившись на реку.
«Колись, наивное дитя», мысленно подбодрил я.
Девушка, повторил я. «Она». Я прямо-таки расцвел. И что же она делала?
Плакала.
Она говорила что-нибудь?
Нет. Только плакала.
А откуда она пришла?
Из леса.
И где она теперь? осторожно поинтересовался я.
Вам лучше уйти отсюда, услышал я голос, полный злости, и оглянулся.
Вот и папа кутенка подоспелугрюмый мужик прямоугольных очертаний. Кареглазый мальчик неожиданно заревел во всю силу легких. Что ж, признав, что мелкий для меня потерян, я поспешил ретироваться, пока большой не приступил к рукоприкладству.
Я не успел дойти до дома. Меня встретили и развернули в противоположную сторону. Новое убийство. Направляясь на место происшествия, я чувствовал, как мои губы растягивает широкая улыбка. Если вы отказываетесь предоставить мне сведения, об этом позаботится ваш недруг.
Дожидаясь моего прихода, тело трогать не стали (хоть что-то сделали как полагается). Пока меня искали, здесь успела собраться почти вся деревня. Лаош, конечно, был на месте и не позволял никому прорваться в дом. Только его авторитет удерживал толпу. Другого бы просто сбили с ног (никогда не понимал это людской склонности смотреть на умерших: к чему сбиваться в галдящие толпы, наступая друг другу на ноги и толкаясь локтями, если однажды всем представится возможность взглянуть на мертвое телособственное, медленно отдаляясь от него подобно легкому облачку). Кто-то истерически рыдал, детей разгоняли по домам. В общем, все как обычно.
Расходитесь, расходитесь! крикнул Лаош, увидев меня в людской гуще. Толпа с неожиданной покорностью отхлынула назад, едва не опрокинув меня, проталкивающегося вперед.
Я добрался до крыльца и первым вошел в дом. Лаош последовал за мной.
Женщина лежала на полу кухни своего дома, раскинув руки и уставившись в потолок широко раскрытыми глазами. Пахло едой. Никакого беспорядка, если не считать труп на полу беспорядком. Рядом стоял взъерошенный мужик с вытаращенными ошалевшими глазами и повторял: