Она только отошла поставить тесто. Только отошла поставить тесто.
Это кто? спросил я, показав на мужика.
Муж, ответил Лаош.
Отодвиньте его. Он мешает мне произвести осмотр.
Феверуш, мягко обратился к мужику Лаош и, обхватив его за предплечье, потянул к стулу в углу кухни. Сядь.
Я опустился на колени возле тела. Моя поврежденная нога протестующе заныла.
Когда это случилось?
Минут двадцать назад. Вышла на кухню. Почти сразу супруг услышал крик. Прибежав, застал жену уже в конвульсиях.
Что-то видел?
Говорит, мелькнуло большое пятно. И все.
Я кивнул. Вид жертвы прояснял причину сумбурности полицейского отчета. Вероятно, местный увещеватель горьких пьяниц и вороватых подростков был потрясен до глубины души. Да и я сам такое видел впервые за двенадцать лет службы в «Серебряной Лисице». Осмотренный мною разложившийся труп подростка представления о виде свежей жертвы не давал. В отчете упоминались многочисленные кровоизлияния, но не говорилось, что тело походило на кусок фарша. А именно такое зрелище, по видимости, и предстало глазам полицейского.
Я заглянул в широко раскрытые от ужаса и боли глаза женщины. Естественно, не уцелело ни единого капилляра. Ноздри все еще кровоточили. Наверняка изнутри жертва такая же, как и снаружи. Превратилась в один большой синяк.
Меня отвлекла стенающая нога. Если я простою в этом положении еще немного, самостоятельно мне уже не подняться.
Положите ее на стол, приказал я. Никто не отреагировал, поэтому мне пришлось повторить громче. Положите ее на стол!
Очистив столешницу от хлебницы и прочей кухонной утвари, Лаош поманил к себе трясущегося полчаса-назад-мужа-а-теперь-вдовца и с его помощью поднял тело убитой на стол. Предстояло избавить тело от одежды. Мне было бы неприятно снимать одежду и с живой женщины, а с мертвой тем более. Впрочем, нигде в моей должностной инструкции не указывалось, что я лишен права свалить эту неприятную обязанность на кого-то другого.
Снимите с нее все.
Возникла неприятная пауза. Лаош и Феверуш посмотрели друг на друга. Лаош кашлянул.
Феверуш, это необходимо для осмотра, сказал он успокоительно. Полагаю, лучше, если ты сделаешь это сам.
Новоявленный вдовец послушался. Я отвернулся и взглянул на свои наручные часы. После попадания под дождь в ночь прибытия в деревню они не ходили, и я надевал их по привычке, но сейчас увидел, что секундная стрелка движется.
Сколько времени, Лаош?
Полчетвертого.
Я подвел часы. Медлительный Феверуш все еще возился с тряпками своей жены. Я зевнул.
Вам лучше выйти, сказал я, когда он завершил процедуру. Его всхлипывания и причитания уже начинали меня раздражать.
Проверь, как там дети, посоветовал Лаош.
Безутешный Феверуш только и ждал возможности смыться. Лаош остался, но с его присутствием на осмотре я не спорил, хотя бы потому, что это совершенно бесполезно. Он отступил к стене и, скрестив на груди руки, наблюдал за моими действиями ледяными, сверкающими глазами.
Из вагины покойницы сочилась кровь, стекая прямо на кухонный стол. Я медленно втянул носом воздух, пытаясь вернуть себе душевное равновесие. «Труп в идеальном состоянии, приободрил я себя. Это очень хорошо». Мне нравятся свежие трупы. Возможно, это звучит ужасно, но, поскольку в моей работе трупы не редкость, пусть они лучше будут свежими, чем провалявшимися две недели в сточной канаве. Ничто на работе не является для меня большей проблемой, чем мое обоняние. Да и выглядят свежие намного лучше. Если труп при незначительной степени развития гнилостных процессов еще и мужской, работа с ним не представляет для меня хоть сколько-то напрягающего процесса.
К сожалению, этот был женский, и его свежесть играла против меня, потому что тело еще не успело приобрести успокоительное сходство с вещью, продолжая источать живое тепло. Я испытываю дискомфорт, прикасаясь к людям и в особенности к женщинам. Возможно, иногда мне и приходит в голову, что женщины по своей природевместилища какой-то невероятной мерзости, но я не женоненавистник. Просто они никогда не привлекали меня.
Я холоден. Думаю, это главная причина моей отчужденности.
Я внимательно рассмотрел ее руки, ноги, живот, растекшиеся по грудной клетке груди, искаженное лицо; заглянул в распахнутый рот. Кончик языка откушен. Под лупой я изучил отметины на запястьях и щиколотках. И снова никаких волокон. Чистые раны.
Что вы делаете? с нескрываемым отвращением осведомился Лаош.
Ищу.
Что ищете?
Вы же здесь специалист по призракам, Лаош. Ответьте сами на этот вопрос. Помогите мне перевернуть ее.
Лаош неохотно приблизился. Вместе мы перевернули тело. Оно казалось тяжелым, как мешок с цементом, но еще оставалось гибким. Я не сразу заметил знак, а затем едва не вскрикнул от радости.
Вы видите?
Нет.
Приоткройте окно. Нужно больше света.
Лаош раздвинул белые занавесочки.
Теперь видите?
Нет.
Я указал ему на тонкие линии на спине жертвы.
Лаош наконец-то разглядел. Линии были едва различимы, будто бы выдавлены на коже. Наверняка на теле мальчика они тоже были, но его гнилостное состояние не позволило их рассмотреть. Кроме того, темный погреб, освещенный лишь колеблющимся огнем масляной лампы да просачивающимся из дверного проема над лестницей блеклым дневным светом, менее удобен в качестве помещения для осмотра, чем просторная светлая кухня с большими окнами. «Нарушение с моей стороны», подумал я виновато. Провести осмотр в неподходящих условиях и пропустить важную деталь Хотя тело было такое черное. Все равно я бы не смог найти знак, слишком уж он неявный.
Я достал из кармана блокнот, ручку, придвинул стул к столу и сел. Линии переплетались, образуя причудливый символ.
Лаош.
Да?
Кто же она была, девушка, пришедшая из леса? И куда сгинула? осведомился я без нажима, с той же спокойной интонацией, с какой раньше спрашивал о времени. Я знал, что правды мне не дождаться, но все же смутно надеялся.
Может быть, ее никогда и не существовало, скопировал мой тон Лаош. Она просто однажды была здесь и здесь же сгинула. Кто рассказал вам о ней?
Ребенок.
Дети часто придумывают.
А взрослые часто лгут.
Мы все говорим правду, пока не доказано обратное.
Ладно, только и произнес я. Мы двое отлично понимали друг друга, однако находились по разные стороны баррикад. Прикажите, чтобы для меня подготовили какую-нибудь смирную лошадь. Я отправляюсь в город.
Лаош кивнул и вышел.
(Дописано утром следующего дня).
Я засек времядо города я добрался за три с половиной часа, включая тридцать минут, потраченные на препирательства с лошадью. Хотя в целом я управлялся с ней неплохо. Ближе к концу пути нам удалось достигнуть понимания, следовательно, обратно доедем быстрее.
Увидев параллельные линии рельсов вдали, я слез с лошади и, как меч, вытащил трость, которую я пропустил сквозь штрипку брюк, где она болталась всю дорогу, действуя мне на нервы. Лошадь спокойно смотрела на меня своими фиолетовыми глазами, производя впечатление здравомыслящего животного. Пожалуй, я ее уже почти не ненавидел.
Жди меня, строго, чтобы она не смела ослушаться, приказал я. Скоро вернусь.
Лошадь как будто бы все поняла. Ну, я надеюсь, что она все поняла: мышление бессловесной скотины для менятемный лес.
Я перешел через рельсы, сверкающие, словно отлитые из серебра, прохромал мимо голубого двухэтажного вокзала, и первое же здание, которое я увиделувенчанная большими золотистыми буквами гостиница «Остров». Я был весь в смутных надеждах на скорое разрешение дела и даже не разозлился на нагло солгавшего мне юношу, утверждавшего, что гостиниц в городе нет. Только удивилсяпочему «Остров»?
Дома были в основном бледно-зеленые, голубые или розовые, каменные, двух или трехэтажные. Сразу чувствовалось, что городок маленький и сонный. Зеленых аллей отсюда хватило бы и на два таких города, но так оно лучше. Людей встречалось немного, на меня с моей дергающейся походкой они не обращали внимания.
Телефон не пришлось искать долго. Сгорбившись, я втиснулся в телефонную будку, насобирал в кармане мелочи и набрал номер нашего архивного червя.
Илия?
Вместо бодрого голоса Илии мне ответил прозрачный женский.
Это Мариза, вроде бы она назвала такое имя, не уверен, не важно.
А где Илия? спросил я нетерпеливо. Илия появился в «Серебряной Лисице» не так давно, но, взаимодействуя с ним по работе, я пришел к выводу, что от него можно добиться толку. Чего о многих других я сказать не могу.
У него выходной. Я его заменяю.
Сидишь на его стуле, хочешь сказать? Мне он нужен. Узнай его домашний телефон.
А кто вы вообще такой? неприязненно спросила девушка. Очевидно, мой холодный приказной тон ей не понравился.
Меня зовут Делеф.
А-а-апротянула она. Наверное, что-то слышала обо мне. Сейчас.
В динамике зашелестело и тихо стукнуло, когда девушка положила трубку на стол. Я ждал около трех минут, подбрасывая в щель телефона монетки.
Делеф, пишите, снова раздался голос Маризы. Она продиктовала мне домашний номер Илии.
Спасибо, буркнул я и нажал на рычаг сброса.
Мне повезло, и больше не было никаких девушек.
Да?
Привет, это Делеф. Я хочу опознать один символ.
Опознавай, великодушно разрешил Илия пьяноватым веселым голосом.
Не могу. Впервые такой вижу, не без ноты раздражения объяснил я.
Нет, простонал Илия. Не говори, что тебе нужна моя помощь.
Отвлекись, это не смертельно. Всего-то на несколько часов.
После трех кошмарных недель я выпросил выходной, и ты отправляешь меня на работу! Мы с моей девушкой собирались
Я выслушал его в полном молчании, позволяя ему прочувствовать, насколько мне плевать и на его планы, и на его девушку.
Ладно, сдался Илия. Что там у тебя?
Я достал блокнот и посмотрел на старательно перерисованный символ.
Справа шесть круглых завитушек, слевасемь. А центр ну, знаешь, вроде как образован из сплетения петель. Ты запоминаешь?
Я зарисовываю. Центр какой по очертаниям? спросил Илия. Теперь его голос звучал совершенно трезво. Видимо, то, что я принял за последствие употребления алкогольных напитков, было проявлением приподнятого настроения в связи с выходным. К счастью, радость способна выпариться моментально, в отличие от алкогольного опьянения. Овальный?
Нет, ближе к ромбу.
Я так подробно описал ему символ, как только смог.
Когда мне позвонить тебе?
Через полчаса буду на месте еще полтора на поиски Через два часа.
Хорошо. Да, еще посмотри про синяки, то есть про один кровоподтек, но по всему телу.
По всему телу? Что у тебя там происходит?
Не знаю. Символмоя единственная подсказка. Есть еще какая-то девица, что приходила, да сгинула, но с ней вообще все неясно. Надеюсь, ты найдешь что-нибудь.
Постараюсь.
После разговора с Илией я прогулялся до местного отделения «зеленых», показал им мои документы и потребовал предоставить все сведения о пропажах девушек за последние полгода. Девушка пропадала всего одна, шестнадцати лет, и та нашлась через две недели. Притащилась, заявила родителям, что их ненавидит и все равно уйдет, затем попросила денег. Денег ей не дали, поэтому она осталась дома.
Зевая от скуки и поглядывая на часы, я просмотрел все случаи пропажи людей в городке за полгода, за год, за два года. Небогато и с моим делом очевидно не связано. С другой стороны, я и не надеялся. Кто ее знает, откуда она взялась, эта девушка, и где пропала, и пропала ли вообще. Может, это была местная, которую папаша выдрал за аморальное поведение, вот она с расстройства и решила удрать в леса. Набрела случайно на деревню, взбаламутила людей, а в итоге наревелась и пошла домой. Если она вообще существовала. В конце концов, я опираюсь на свидетельские показания пятилетнего ребенка. Хотя Лаош в ответ на расспросы о девице начал напускать туману, что подозрительно. Попрошу Илию сделать запрос об исчезнувших по стране, но, чувствую, результатов это не даст. Но вот что деревенские так упорно скрывают? И как это связано с убийствами?
За пятнадцать минут до истечения двухчасового срока ожидания я вышел из участка. «Зеленые» проводили меня заинтригованными взглядами. Впервые видите господина Управомоченного?
На улице стемнело. Окна сияли мягким электрическим светом, просачивающимся сквозь занавески. Фонари походили на маленькие маяки, но светили они не для меня, а сквозь меня. Я должен был вернуться в деревушку, отделенную от города лесом и, по ощущениям, сотней лет. Там я ощущал себя совершенно чуждым, как, впрочем, и где угодно еще. «Я как призрак среди людей», подумал я. Застрявший между временем и пространством, лишенный большинства чувств, но с избытком заполненный тоской. У меня нет ничего, потому что я бесплотен и не могу ни взять, ни дотронуться. В моей памяти зияют пустоты. Все, чего я хочу, это покой, но я не знаю, как мне его достигнуть. Мои воспоминаниякак разрозненные строки, и в них подсказка, но я забыл, как прочесть их, и забыл родной язык.
Мне нельзя думать об этом, моему отчаянью достаточно повода. Я не хочу погружаться в него снова. Я человек, а не призрак. Нужно хвататься за то, что еще могу ухватить.
Я остановился под фонарем. У меня есть мое место, у меня есть дом, напомнил я себе. Перетерпеть несколько дней, и я разберусь со всей этой ерундой и уеду к Силене. При мысли о сестре в моей мутной душе посветлело.
Тем временем незаметно для себя самого я подошел к телефонной будке.
Вынужден тебя разочаровать, сразу объявил Илия. Пока мне не удалось обнаружить дела с аналогичными повреждениями у жертв. Похоже, тебе достался уникальный случай.
Я тяжело вздохнул.
А символ? напомнил я с угасающей надеждой. Ничего?
Совпадений нет, сочувственно подтвердил Илия. От себя выскажу предположение, что он, судя по очертаниям, кшаанский. Я видел подобные, когда мы изучали кшаанскую храмовую архитектуру в университете.
И что он может означать?
Если он действительно один из тех, что выбивают на стенах храмов, то самое логичное, что можно предположитьэто имя.
Чье имя?
Бога какого-нибудь. Всяких подпольных культов в Кшаане полторы тысячи, и у всех свои боги. Я попробую покопаться в книгах и опознать его. Но успеха не обещаю.
За дверью в глухой стене обнаружилась та же стена.
Ясно, протянул я.
Вероятно, Илия расслышал глубокое разочарование в моем голосе, потому что спросил:
Делеф, почему тебе так важен этот символ?
Натянув телефонный провод, я развернулся к стеклянной двери будки и посмотрел в темноту.
Илия, как долго ты работаешь в СЛ?
Почти два года.
Какой у тебя уровень доступа к информации?
Третий.
Уровень ожидаемо низкий. Пусть даже на меня вдруг накатило желание обсудить текущую ситуацию, я не имел права трепаться с Илией на закрытые для него темы. Я смотрел в темноту. У меня было странное ощущение. Как будто тьма присосалась к моему сознанию, вытягивает его, словно сок через трубочку.
Я знаю, что происходит в стране, тихо произнес Илия после паузы. Я все разузнал.
Каким образом?
Не спрашивай. Не думаю, что тебе удастся меня шокировать, Делеф. Так с чем ты столкнулся?
Я прикрыл глаза, перекрывая темноте доступ к своему разуму. Потом раскрепил замки внутри себя и позволил себе высказаться.
Призраки существуют, Илия. Конечно, они не совсем такие, как их описывают в художественной литературе. По одной из версий, интенсивные негативные переживания способны оставлять оттиски, которые не угасают долгое время, существуя отдельно от человека-источника. По другой версии, некоторые чувства достигают такой силы, что не утихают и после смерти их носителя, и тогда его дух становится призраком. В любом случае призраки представляют собой тень тени человека. Почти лишенные разума, сохранившие лишь клочья воспоминаний, они не являются полноценными личностями и не способны внятно рассказать о своих потребностях. Мы называем такие сущности «саморазрушающиеся», потому что основное их стремлениеэто выплеснуть страдание, составляющее их существование, и исчезнуть. Все их примитивное, ограниченное поведение определяется как раз теми чувствами, от которых они навязчиво стремятся избавиться.