Глава 2
Мэтью несся вниз по винтовой каменной лестнице, соединявшей его башню с первым этажом замка. Он ловко обогнул скользкое место на тридцатой ступеньке и грубую каменную заплату на семнадцатой, где однажды, во время ссоры, меч Болдуина с чудовищной силой ударил в камень и выкрошил приличный кусок.
Эту башню Мэтью когда-то строил в качестве места уединения, где можно укрыться от нескончаемого шума и дел, постоянно окружавших Филиппа и Изабо. Вампирские семьи были большими и шумными, особенно когда два или больше родов собирались под одной крышей и пытались жить единой дружной стаей. Такое редко случалось среди хищников, даже тех, кто ходил на двух ногах и жил в прекрасных замках. В результате башня Мэтью строилась прежде всего как оборонительное сооружение. Она не имела дверей, приглушавших крадущуюся походку вампиров. Единственный вход служил и выходом. Никаких запасных лестниц. Столь тщательно продуманная планировка красноречиво свидетельствовала о характере отношений Мэтью с его вампирскими братьями и сестрами.
Но сегодня уединенность башни действовала на него угнетающе. Жизнь в Лондоне эпохи Елизаветы I заставляла их мечтать о тишине, так так их дом был постоянно полон теми, кого они считали семьей, слугами и друзьями. Должность шпиона королевы, которую занимал Мэтью, была опасной, но приносила свои плоды. Его тогдашнее членство в Конгрегации уберегло нескольких ведьм от виселицы. Диана начала пробуждать и совершенствовать свои ведьмины дарования. Они с Дианой даже взяли под опеку двух сирот, которым дали шанс на лучшее будущее. Жизнь в XVI веке не всегда бывала легкой, но их дни наполняла любовь и надежда. Надежда буквально следовала за Дианой по пятам. В Сет-Туре же они попали в пространство, со всех сторон окруженное смертью и де Клермонами.
Это сочетание сделало Мэтью беспокойным. Когда Диана была рядом, он изо всех сил сдерживал свой гнев, однако тот угрожал вырваться на поверхность. Сделав Мэтью вампиром (и сыном в вампирском понимании родства), Изабо передала ему и опасную болезнь, именуемую бешенством крови. Болезнь эта накатывала приступами, порою внезапно, завладевая умом и телом вампира. Самообладание и доводы рассудка отступали на задний план. Стараясь ни в коем случае не поддаться бешенству крови, Мэтью неохотно согласился на время оставить Диану под присмотром Изабо, а сам, сопровождаемый Фаллоном и Гектором, его верными собаками, прогуляться по окрестностям замка. Мэтью необходимо было основательно прочистить голову.
В большом зале Галлоглас напевал старинную матросскую песню, какие сопровождали работы на парусных кораблях. По непонятной для Мэтью причине каждая строчка перемежалась ругательствами и ультимативными требованиями. Мэтью хотел было пройти мимо, но любопытство взяло верх, и он, немного помешкав, спросил племянника о причинах.
Долбаная дракониха.
Из оружейной стойки у входа Галлоглас вытащил пику, которой сейчас медленно размахивал в воздухе:
«Прости-прощай, испанские красотки». Спускай свою задницу вниз, не то бабуля сварит тебя в белом вине и скормит собакам. «В старушку Англию приказано нам плыть». У тебя что, мозгов не больше, чем у обкурившегося попугая? «И вряд ли свидимся, милашки, снова».
Что ты тут вытворяешь? спросил Мэтью.
Дико сверкая синими глазами, Галлоглас повернулся к дяде. Его черную футболку украшало изображение черепа со скрещенными костями. Сзади футболка была разорвана наискось: от левого плеча к правому бедру. Дыры на джинсах протерлись от долгой носки, а не от сражений. Волосы даже по меркам Галлогласа были всклокочены. Изабо наградила его прозвищем сэр Бродяга, но бабушкина ирония не повлияла на его внешний вид.
Пытаюсь поймать зверюшку твоей жены.
Галлоглас вдруг метнул пику вверх. Послышался удивленный крик, и на пол, словно кусочки слюды, посыпались светло-зеленые чешуйки. Светлые волосы на руках Галлогласа заблестели от мерцающей зеленой пыли. Он чихнул.
На галерее для музыкантов обосновалась Корраогнедышащая дракониха, дух-хранитель Дианы. Цепляясь когтями за балюстраду, она неистово верещала, цокая языком. Увидев Мэтью, дракониха приветственно махнула шипастым хвостом, отчего в драгоценной шпалере, изображавшей единорога в саду, появилась дыра. Мэтью поморщился.
В часовне я чуть ее не поймал. Возле алтаря, где узкое место. Ну, думаю, теперь не вывернешься. Но Коррадевка смышленая, с оттенком гордости произнес Галлоглас. Спряталась в верхней части могилы деда, крылышки распушила. Я сдуру и посчитал ее надгробным памятником. А теперь посмотри. Торчит под балками, довольная как черт. Бед от нее здесь вдвое больше. Видел, как она располосовала любимую шпалеру Изабо? Бабулю удар хватит.
Если характером Корра целиком пошла в хозяйку, попытки загнать ее в угол добром не закончатся, заметил Мэтью. Лучше постарайся с ней поладить.
Ну как же! Это с тетушкой Дианой можно поладить, но не с этой тварью, фыркнул Галлоглас. И что тебя угораздило выпустить Корру из поля зрения?
Чем шумнее себя ведет дракониха, тем спокойнее Диана, ответил Мэтью.
Не спорю. Но Корра не канарейка, чтобы порхать в помещениях. Что ни день, то убыток. Не далее как сегодня она расколотила одну из бабушкиных севрских ваз.
Если это была не синяя, с львиными головами, подарок Филиппа, я бы не стал особо волноваться.
Увидев лицо Галлогласа, Мэтью застонал и выругался:
Merde!
Вот и Ален сказал то же, когда узнал, сообщил Галлоглас, опираясь на пику.
Изабо придется смириться с утратой одного экземпляра из ее коллекции ваз, вздохнул Мэтью. Пусть Корру и не назовешь кроткой птичкой, сегодня Диана крепко спит. Впервые с момента нашего возвращения.
Я же не спорю. Только убеди Изабо, что художества Корры благотворно влияют на внутриутробное развитие бабулиных внуков. Скажи, пусть рассматривает гибель своих ваз как акт жертвоприношения. Я тоже считаю, что тетушке нужно хорошенько выспаться. А пока постараюсь чем-нибудь развлечь эту летучую мегеру.
Это каким же образом? скептически спросил Мэтью.
Буду услаждать ее слух пением.
Галлоглас задрал голову. Корра, польщенная его вниманием, еще шире раскинула крылья. Теперь они отражали свет декоративных светильников в скобах, где когда-то пылали факелы. Посчитав это ободряющим знаком, Галлоглас набрал в легкие побольше воздуха и грянул новую балладу:
Голова идет кругом, я весь горю,
Влюбился, словно дракон.
Как имя ее? В ответ говорю
Корра одобрительно защелкала зубами. Галлоглас улыбнулся. Его пика качалась, будто маятник метронома. Прежде чем петь дальше, он покосился на Мэтью:
Я без конца ей подарки слал,
Жемчугом, златом думал пронять.
Когда же запасы свои исчерпал,
Решил ее к черту послать.
Удачи, пожелал племяннику Мэтью, искренне надеясь, что Корра не понимает слов баллады.
Мэтью своим чутьем обследовал прилегающие помещения, попутно отмечая всех, кто там находился. Из семейной библиотеки доносился легкий запах лаванды и мяты. Хэмиш был там, занимался какой-то писаниной. Постояв немного у закрытой двери, Мэтью распахнул ее.
Найдется минутка для старого друга? спросил он.
А я уж начал думать, будто ты сторонишься меня.
Хэмиш Осборн отложил перьевую ручку и ослабил галстук с по-летнему ярким цветочным орнаментом. У большинства мужчин не хватило бы смелости надеть такой галстук. Даже здесь, во французской провинции, Хэмиш одевался так, словно ему предстояла встреча с членами парламента: темно-синий костюм в тонкую полоску, рубашка сиреневого цвета. Мэтью почувствовал себя мгновенно перенесшимся в начало прошлого века, в эпоху недолгого правления короля Эдуарда.
Мэтью знал: демон пытается вызвать его на спор. С Хэмишем они дружили не один десяток лет, с тех самых пор, как учились в Оксфорде. Их дружба строилась на взаимном уважении и поддерживалась общностью острого и проницательного интеллекта каждого. Поэтому даже обыденные разговоры между ними были сложными и стратегически выверенными, как шахматная игра двух гроссмейстеров. Но их разговор только начался. Слишком рано, чтобы позволить Хэмишу поставить его в щекотливое положение.
Как Диана? спросил Хэмиш, понимая, что Мэтью сознательно отказывается заглатывать наживку.
Всё в рамках ожидаемого.
Разумеется, я и сам мог бы у нее спросить, но твой племянник велел мне проваливать. Хэмиш отхлебнул из бокала. Хочешь вина?
Откуда оно? Из моих запасов или из погребов Болдуина?
Внешне невинный, этот вопрос служил тонким напоминанием. Теперь, когда Мэтью и Диана вернулись из прошлого, ему придется выбирать между Мэтью и остальными де Клермонами.
Это кларет. Хэмиш качнул бокалом, наслаждаясь игрой света и ожидая ответа Мэтью. Дорогой. Старый. С потрясающим букетом.
Спасибо, не хочу, скривив губы, ответил Мэтью. В отличие от большинства моей родни, я никогда не питал пристрастия к этому сорту.
Кларет от Болдуина. Мэтью скорее согласился бы наполнить садовые фонтаны редкими бордоскими винами брата, чем пить их.
А что это за история с драконихой? поинтересовался Хэмиш, и Мэтью заметил дернувшуюся жилку на его подбородке, но было это признаком удивления или гнева, Мэтью не знал. Галлоглас утверждает, что Диана привезла это существо в качестве сувенира из прошлого, но ему никто не верит.
Дракониха действительно принадлежит Диане, сказал Мэтью. Хочешь узнать большеспрашивай у нее.
После твоего возвращения у всех обитателей Сет-Тура поджилки трясутся. Хэмиш резко переменил тему и двинулся в наступление. Они еще не поняли, что ты сам до смерти напуган.
А как поживает Уильям?
Мэтью не хуже демона умел головокружительно менять тему разговора.
Душка Уильям обрел иную привязанность.
Рот Хэмиша скривился. Демон даже отвернулся. Страдание, которое еще не утихло в нем, неожиданным образом заставило Мэтью прекратить их игру.
Мне очень жаль, Хэмиш, сказал Мэтью. Ему казалось, что отношения демона и человеческого возлюбленного окажутся прочнее. Уильям любил тебя.
Выходит, недостаточно, пожал плечами Хэмиш, но не смог скрыть боль, мелькнувшую в глазах. А если говорить о романтических надеждах, тебе лучше возложить их на Маркуса и Фиби.
Я и двух слов не сказал с этой девицей, признался Мэтью и, вздохнув, налил себе Болдуинова кларета. Что ты можешь сообщить о ней?
Юная мисс Тейлор работает в одном из лондонских аукционных домов. То ли в «Сотбис», то ли в «Кристис». Я так толком и не пойму разницу между ними. Хэмиш уселся в кожаное кресло возле холодного камина. Маркус познакомился с ней, когда выполнял какое-то поручение Изабо. Думаю, это серьезно.
Так оно и есть. Взяв бокал, Мэтью медленно двинулся вдоль полок, занимавших все стены библиотеки. Она целиком покрыта его запахом. Похоже, они сблизились по-настоящему.
У меня возникли те же подозрения. Хэмиш потягивал вино, наблюдая за беспокойным хождением друга. Разумеется, никто ничего не сказал. Твоя семья могла поучить МИ-6 тому, как надо хранить секреты.
Изабо должна была бы прекратить эти отношения в самом начале. Фиби слишком молода для отношений с вампиром, сказал Мэтью. Ей едва ли больше двадцати двух, однако Маркус связал ее нерушимыми узами.
Да. Запретить Маркусу влюблятьсяэто стало бы забавным развлечением. Проявившаяся шотландская картавость Хэмиша показывала, насколько он изумлен таким предложением. В том, что касается любви, Маркус упертостью пошел в тебя.
Если бы он больше думал о своих обязанностях предводителя Рыцарей Лазаря
Мэтью, больше ни слова, иначе я услышу от тебя какую-нибудь настолько лживую фразу, что потом мне будет тебя не простить. Слова Хэмиша хлестали, будто плеть. Ты знаешь, как тяжело быть великим магистром ордена. Не следует ожидать от Маркуса действий слишком зрелой личности. Пусть он и вампир, но по мировосприятию Маркус недалеко ушел от Фиби.
Орден Рыцарей Лазаря был создан в эпоху Крестовых походов, чтобы защитить интересы вампиров в мире, где все сильнее начинали доминировать люди. Первым великим магистром ордена стал Филипп де Клермон, истинная пара Изабо. Он был легендарной фигурой не только среди вампиров, но и среди демонов, ведьм и даже людей. Никто другой не мог дотянуться до высоких стандартов, установленных Филиппом.
Но влюбиться в эту девчонку возразил Мэтью, гнев которого нарастал.
Никаких «но»! Маркус проделал блестящую работу, прервал друга Хэмиш. Он привлек в орден новых членов, прослеживал все финансовые детали наших операций. Маркус потребовал от Конгрегации наказать Нокса за его майские действия. Далее, твой сын потребовал официальной отмены завета. Никто, даже ты, не смог бы сделать больше.
Наказание Нокса Конгрегацией несоизмеримо с тяжестью содеянного им здесь. Они с Гербертом вторглись в мой дом. Нокс убил женщину, заменившую моей жене мать.
Мэтью залпом выпил кларет, словно рассчитывал подавить свой гнев вином.
Учти, Эмили умерла от сердечного приступа, напомнил другу Хэмиш. Маркус сказал, что установить истинную причину невозможно.
Зато я знаю достаточно, с неожиданной яростью проговорил Мэтью и швырнул пустой бокал.
Перелетев к противоположной стене, бокал ударился о край одной из полок, и на толстый ковер посыпались осколки.
Наши дети будут знать об Эмили лишь по чужим рассказам и редким фотографиям. А Герберт, веками находившийся в близких отношениях с де Клермонами, стоял и спокойно смотрел, как Нокс издевается над Эмили, хотя прекрасно знал, что Дианамоя пара.
Здесь все говорили, что ты не позволил бы Конгрегации осуществить правосудие по ее законам. Я им не поверил.
Хэмишу не нравились перемены, произошедшие в друге. Похоже, экскурсия в XVI век разбередила давние забытые раны.
Я должен был бы разобраться с Ноксом и Гербертом еще тогда. Это ведь они помогли ведьме Сату Ярвинен похитить Диану и удерживать ее в развалинах Ла-Пьера. Прояви я тогда твердость, Эмили сейчас была бы жива. Плечи Мэтью напряглись от тяжкого осознания упущенной возможности. Но Болдуин запретил мне вмешиваться. Он заявил, что у Конгрегации и так достаточно хлопот.
Ты имеешь в виду убийства вампиров? спросил Хэмиш.
Да. Болдуин считал, что расправа над Гербертом и Ноксом лишь ухудшит наше положение.
В газетах разных странот Лондона до Москвысообщалось о странных убийствах, когда жертвам перерезались вены, а на месте преступления не находили следов крови. Нападения и впрямь выглядели зверскими. Каждая статья подчеркивала странный метод убийства. Все это угрожало разоблачением вампиров перед людьми.
Я не повторю прошлой ошибки и на сей раз не стану молчать, продолжал Мэтью. Пусть Рыцари Лазаря и де Клермоны не в состоянии защитить мою жену и ее близких. Зато я в состоянии.
Мэтт, ты не убийца, пытался урезонить друга Хэмиш. Не позволяй гневу тебя ослеплять.
Когда черные глаза Мэтью взглянули на него, Хэмиш побледнел. Он знал, что Мэтью на несколько шагов ближе к животному миру, чем большинство двуногих, но впервые видел друга столь опасным. Сейчас Мэтью был похож на взбесившегося волка.
Ты уверен, Хэмиш?
Обсидиановые глаза Мэтью сверкнули. Затем он повернулся и вышел из библиотеки.
Запах Маркуса Уитмора отдавал лакричным корнем. Нынче вечером к этому запаху примешивался густой аромат сирени. Мэтью без труда установил местонахождение сына: Маркус находился на третьем этаже замка. Возможно, острый вампирский слух позволил ему услышать напряженный разговор отца с Хэмишем. Мэтью испытал легкий укол совести, однако не оставил своего намерения. Чутье привело его к двери рядом с лестницей. Это добавило Мэтью гнева. Маркус посмел расположиться в старом кабинете Филиппа.
Постучавшись, Мэтью не стал дожидаться ответа и толкнул тяжелую дверь. Если не считать серебристого ноутбука, занявшего место расходной книги, кабинет ничуть не изменился со дня смерти Филиппа де Клермона в 1945 году. Возле окнавсе тот же черный телефонный аппарат из бакелитовой пластмассы. Стопки тонких конвертов и пожелтевшие листы бумаги с загнувшимися от времени краями. Филипп вел очень обширную переписку. На стене по-прежнему висела старая карта Европы, на которой Филипп отмечал позиции гитлеровских армий.