Он не умирает
Твари! Все им мало! сипит Степан.
Напарник бухается рядом с дергающимся немцем и поднимает руку с зубчатым медальоном. Четыре резких удара и немец затихает, смотрит в небо пустыми глазницами противогаза. Я выпускаю винтовку и падаю на желтую траву, раскаленный кашель сотрясает тело.
Кто это? удается просипеть пересушенным ртом.
Выживем, узнаешь! Обязательно узнаешь. А сейчас, пошли. Ура-а-а! вопит нечеловеческим голосом Степан, помогая мне подняться. Ура-а-а! Мать вашу так перетак и во все щели!!!
Это «Ура-а-а» придает сил, вливает в тело новую оживляющую кровь, клич подхватывают плетущиеся бойцы. Этот крик ярости сминает победный рев немцев. Впереди, за раздергивающейся газовой полосой, виднеются фигуры опешивших немцев.
На них катится мощное «Ура-а-а». Из тумана выныривают мертвецы.
Идут
Хрипят
Сплевывают куски легких на обгорелую землю.
Я кричу, я иду, я кашляю и умираю вместе с неизвестным солдатом. Я так же недавно шел на оборотней, я понимал его, как никто другой. Я жду окончания сна, чтобы вернуться к Юле
Животный ужас плещется в стекляшках противогазов, немцы оторопевают при виде «восставших из ада». Суеверно крестясь, передние ряды германцев немного отступают, когда раздается залп ружья с нашей стороны.
Степан точно срезает толстого фрица, повернувшегося спиной. Тот тонко взвизгивает, взмахивает руками, как подстреленный стерх, и огромная туша падает на ближайшего соратника, похоронив его под собой. Этот эпизод служит сигналом к массовому бегству.
Немцы несутся, не разбирая дороги, прыгают через окопы, повисают на проволочных ограждениях. Мы идём на них, глядим поверх кровавых повязок незрячими глазами. Стреляем, добиваем штыками, падаем и вновь поднимаемся.
Со стороны крепости ударяет пулемет, пули впиваются в спины удирающих немцев. Семитысячная орда отступает перед напором семидесяти защитников крепости.
Я иду, превозмогая скручивающую боль, сгибаясь от жесточайшего кашля, иду с одной лишь мысльюкак можно больше забрать с собой. Легкие взрываются фугасом при каждом вздохе, молотками стучит в виски отравленная кровь, я задыхаюсь. Падаю и ползу, мутным сознанием держусь за уходящую жизнь.
Я умираю. Умираю, чтобы жили другие
Я очнулся.
Стальные руки хлестали по лицу, в горле жгло от горького дыма. Огонь жадно лизал иконы, деревянные перекрытия почерневшего потолка. Невидимый человек подхватил моё связанное тело, и потащил из горящего здания.
Свежий воздух прояснил сознание, холодная земля остудила разгоряченное тело.
К ясным звездам уносился густой черный столб дыма, снизу подсвечиваемый яркими языками пламени.
Горел храм Уара, храм, где молились за умерших некрещеными. Серыми пятнами скользили сельчане, в руках поскрипывали ведра. Женские крики хлестали по ушам, пламя все больше разгоралось, жадно пожирая деревянные стены.
Над зеленой крышей светился в лучах огня православный крест, то скрываясь за плотными клубами, то проявляясь как маяк в разыгравшейся буре.
Кто меня вытащил? Как я тут очутился?
Юля! Что с ней?
Мой спаситель куда-то подевался. Веревки сдавливали грудь объятиями удава, тугой кляп не давал нормально дышать.
Под свежим ветерком огонь разгорался сильнее, угрожал перекинуться на постройку рядом, а оттуда и на все село. Чем страшны деревенские пожарыбеда одного может стать общим горем.
Метнулся участковый, половина воды выплеснулась на домашние трико, но ведра все-таки опрокинулись в жадный зев пламени.
Я заметил выгнутый штырь забора неподалеку от себя и пополз к нему. Холодная земля леденила кожу, по лицу полоснула подрастающая осока, тихонько поползла теплая струйка по щеке.
Ржавое железо дрожало под трением веревки, понемногу расходились крепкие волокна. ещё пару скребков и натянутая струна лопнула. Множество нитей распалось под натиском ребристого металла. Затекшие руки стянули повязку со рта. Щедро сдобренный дымом воздух ворвался в легкие.
Дальше ноги. Обломался ноготь под тугим узлом, но не до этого сейчас.
Пламя жадно пожирало весь храм, не оставляя ни одного кусочка, шипело в ответ на выливаемую воду. Высушенное дерево полыхало как бензин.
Люди держали за руки пожилого священника, порывающегося кинуться в пламя, крупные слезы блестели на морщинистом лице от вида гибели своего детища.
Сорваны путы и я присоединился к борьбе с общим горем, хватал ведра, выплескивал блестящую влагу, бросал назад под голосящий крик женщин и спертый мат мужчин. Вода пузырилась на бревнах, но потушенные участки вновь занимались ярким пламенем.
Мелькали лица, руки, ведра.
Схватить, выплеснуть, отдать, схватить, выплеснуть, отдать.
Перехватил вырвавшегося священника. Точка на артерииполчаса сна. Откинул назад грузное тело. Батюшку подхватили два мужика.
Сашка, ты как здесь? Там же тетка окинув взглядом мою испачканную одежду, перекричал гул пожара участковый. Ай, ладно, потом, всё потом. Держи ведра!
Где-то вдалеке раздалась сирена пожарной машины.
Наконец-то! выдохнула женщина, и плеснула в бушующую стихию порцию воды. Как же долго добирались.
Красно-синие мигалки засверкали по невысоким домам, приближаясь к нам. Взвывающая машина вынырнула с прилегающей улицы, как горох рассыпались брезентовые мужички, сноровисто доставался инвентарь и разматывался рукав.
По инерции ещё передавались ведра, когда внутрь рухнула крыша, и присутствующие отскочили прочь от разлетевшихся горящих стропил и кусков покореженного металла. В небо взмыл фонтан сверкающих искр. Мощная струя пены ударила по горящему храму, пригибая языки пламени вниз.
Тут справятся и без меня.
Я поспешил к дому тети, по пути пытался отряхнуть испачканную одеждубесполезно. Озадачил вид машины «Скорой помощи» у нашего дома, калитка распахнута, мешочки на веревке втоптаны в песок дорожки. В окнах горел свет, и мелькали тени. Я спешно подошел к курившим санитарам.
Здравствуйте! Что тут происходит? внимательно осмотрел обоих.
Последнее время мне не очень везет на людей.
А тебе какое дело? Или пожар потушили? вопросом на вопрос ответил пожилой санитар со слегка выкаченными глазами.
Это наш дом, что с тетей?
А-а, с тетей говоришь. Пока ты где-то лазил, волки порвали тетю, защитник хренов! резко выплюнул второй санитар, помоложе и поразвязней.
Где она? я рванулся к дому.
Молодой санитар успел поймать за рукав.
В машине, вовремя приехали. Благодари Бога за доброхота, что вызвал нас. Пока бы ее нашли, да пока откачали
Дальше не слушал, подлетел к машине и рванул на себя тяжелую дверцу, едва не сорвав с петель.
Внутри лежала тетя Маша, сухонькая и жалкая, обмотанная бинтами, сквозь белизну марли просачивалась кровь. Глаза закрыты, на лице глубокие царапины перечеркнули возрастные морщины. Грудь тихонько вздымалась, дыхание выходило с легким присвистом.
Крепкая женщина в белой шапочке набирала из бутылочки в шприц. Врачиха вздрогнула, в бутылочке качнулась жидкость.
Закройте дверь! команда прозвучала так резко, что я отшатнулся, и чуть не выполнил команду.
Я племянник. Что с тетей?
Закройте дверь! Вы что, с первого раза не понимаете? увидела, что я не закрываю, и сжалилась, Всё будет нормально, мы успели вовремя. Но не мешайте работать. Соберите вещи для больницы, документы и прочее.
Я не мог оторвать взгляд от тщедушного тела на носилках. Самое родное существо на планете лежало, беспомощно раскинув сухонькие руки, и я ничем не мог ей помочь. Врачихе пришлось ещё раз прикрикнуть на меня, прежде, чем я отправился в дом собирать вещи.
Кто же ей встретился на пути?
Веревка на заборе развязана руками, нигде нет и намека на разрыв.
В комнате со слезами кинулась на грудь соседка. Хотя мы с тетей держались в стороне от народа, но по русской душе мысоседи, а значит немного родные. Это в больших городах не знаешькто твой сосед по площадке, в небольших деревеньках люди привыкли воспринимать соседа как дальнего родственника. Даже если и ругаешься с соседом днями напролет, но встретишь на чужбине и забываются старые обиды, человек воспринимается как частичка родного места.
Саша, горе-то какое! Не уследили наши охотнички, зверье по деревне шастает, соседка всхлипывала, морщинистые щеки бороздили непритворные слезы.
Теть Варь, а что случилось? Как такое произошло? я пошел по комнате, собирая в хозяйственную сумку тетины вещи.
Выцветший халатик, пара сменного белья, ночнушки, соседка помогала укладывать, изредка подвывая.
Да нашел Машу кто-то, позвонили в «Скорую». Ведь прямо на пороге дома напали, до чего же обнаглели. А тут ещё и храм занялся, беда не приходит в одиночку, кончик платка промокнул влажные глаза, соседка поймала мой взгляд и зарыдала пуще прежнего.
Теть Варь, вы сами не видели волков? немного покопался в потрескавшемся комоде, и на свет вынырнули документы.
Разве ж увидишь, ночью темень непроглядная, и собаки все забились в будки. Раньше хотя бы лаяли, а тут видать целая стая шастала, Тузик до сих пор под крыльцом дрожит. Как ни зваласкулит и не выходит. Давай в пакетик завернем, чтоб не потерялись, протянула шуршащий пакет с крапинками сахара на дне.
Не забыл захватить тапочки в сумку, платье. Еле выпроводил плачущую соседку на улицу, погасил свет и в карман сунул сорванный со стены пучок травы.
Санитары погрузились в урчащую машину. На фоне занимающегося рассвета от храма в небо уходил редеющий столб дыма, всплесков огня не видно. Пожарные знают свою работу. ещё бы скорости им добавить.
Я снова открыл дверцу, врачиха аккуратно устанавливала капельницу, прозрачный шнур змеился и вгрызался блестящим кончиком в морщинистую кожу на руке. Примостившийся с краю молодой санитар недовольно покосился, словно я виноват в вызове среди ночи и быстрой езде по ухабистой дороге.
Знакомый врач говорил, что молодым докторам труднее хранить сочувствующее выражение лица при виде родных больного. Но всё приходит с опытом.
Принес? спросила врачиха, Положи с боку, завтра сможешь навестить в Шуйском отделении.
А можно с вами?
Сказано же, завтра сможешь навестить! Ну что вы такие непонятливые-то? санитар потянулся к двери.
Я проскользнул под рукой и оказался в пахнущем медикаментами кузове.
Ну, куда лезешь? Сейчас оставим тут тетку, и сам будешь с ней разбираться! Иди, проспись сперва, да умойся! рука схватила за истрепанную куртку.
Дайте хоть поговорить с ней! я вырвал полу из крепкой руки, посмотрел прямо в глаза набычившемуся санитару.
Видишь что без сознания? Завтра наговоритесь, процедил молодой санитар.
Сразу видно, что задира и привык обламывать родственников. Даже небольшая власть портит людей, а тут ещё в заложниках оказывается родной человек. Дать бы ему разок, чтобы не ерепенился, но с ним поедет тетяна этом и играет.
Ладно, Саш, я вздрогнул, когда врачиха произнесла мое имя, но оказалось, что она обращалась к санитару, Дай он побудет немного с тетей, пойдем, подышим. Молодой человек, у вас пять минут.
Я с благодарностью посмотрел на нее, посторонился, пропуская грузное тело мимо себя. Санитар зло зыркнул, взглядом пообещав встретиться как-нибудь, но все же вышел вслед за врачихой.
Я тут же плюнул на руку и растер мяту в жидкую кашицу. Поднес буро-зеленую лепешку к носу тети Маши. Долгих полминуты ничего не происходило, резкий аромат мятной жвачки вытеснял медикаментозный запах в спертом воздухе кузова. Грудь тети резко поднялась в глубоком вдохе, глаза распахнулись, и левая рука взметнулась в быстром ударе. Едва успел перехватить сухонькую руку, даже израненная и обессиленная тетя являлась грозным противником.
Тетя, это я, Саша, всё нормально, успокойся! скороговоркой проговорил, изготовившись блокировать новый удар.
Саша, тихо выдохнула тетя и схватила меня за рукав, Кто-то прорвал защиту Они накинулись неожиданно Беги к Иванычу Он знает Береги себя Последняя кровьОн не умер
Тетя, кто не умер? Кого нужно опасаться? глаза тети начали закатываться.
Беги к Иванычу Опасайся
Молодой человек! Вы тетиной смерти хотите? громогласный голос появившейся врачихи заглушил последние тетины слова, А ну выйдите немедленно, завтра наговоритесь!
Тетя, тетя, очнись! я чуть потряс расслабленное плечо, тетина рука обессилено разжалась.
Да что тебя вышвырнуть что ли? рявкнул санитар, и полез в машину.
Всё-всё-всё, выхожу! я положил руку тете на грудь, и протиснулся мимо краснеющего от злости санитара.
Ну что, поехали, что ли? донеслось с переднего сидения, пожилой санитар наблюдал сцену с начала и до конца.
Молодой помог врачихе забраться в машину, не переставая прожигать меня злобным взглядом.
Может, до Медвежьего подкинете? поинтересовался я, не особо надеясь на положительный ответ.
Мы не такси, сам доберешься! огрызнулся парень, и звучно хлопнул дверцей.
Яркие фонари дернулись с места, и белая машина с красными полосками по бортам увезла в занимающийся рассвет моего родного человека. Внутри образовалась липкая пустота от осознания того, что я виновник её страданий.
В голове носились обрывки мыслей, Юля, оборотни, тетя Маша, Иваныч.
Почему так? Кто вытащил меня из огня? Что за добрый человек вызвал «Скорую»?
Машина повернула за угол, последний раз мелькнули маячки на крыше. Где-то вдалеке прозвучал протяжный волчий вой, тут же заскулил под соседским крыльцом Тузик. Соседка за забором набожно перекрестилась, и попятилась к дому.
Обратил внимание, что возле дома глубокие рытвины, пучки коричневой шерсти, чернеющая кровь на небольших листьях конского щавеля. Похоже, что бой происходил прямо перед домом.
Юля!
Рванул в дом. Игла в карман.
Пять минут до полянки. Летел сломя голову, не разбирая дороги, но напрасно. Пусто. Ни следа от пикника или клочка одежды. Лишь почерневшие капли крови на расправляющейся траведоказательство нашей драки.
Некогда играть в следопыта. Быстро обратно и за «Скорой».
В двадцати километрах от села я увидел мерцающие огни, вошел в скорость уезжающей машины и последовал за ней, держась на приличном расстоянии.
Где-то далеко, за полосой зеленого леса, за неглубокой речкой, за злосчастной поляной, ещё раз протянулся вытягивающий душу вой.
Глава 19
Километр за километромнавстречу рассвету.
Машина не пропадала из виду. Я сам превратился в машину, через нос порциями заходил влажный воздух, через рот выдыхался горячий парок.
Бежал по выщербленной полосе асфальта. Воя не слышно долгое время, скорее всего оборотни потеряли наш след. Через щели и заплатки в асфальте пробивались молодые стебельки травыприрода сопротивлялась вторжению человека. Все слабее с каждым годом, но сопротивлялась. Собирала силы в кулак и наносила удары, то тайфуны, то цунами, то будила спящие веками вулканы.
Машина благополучно катила вперед, помимо бензиновых выхлопов доносился иногда дымок сигаретного дыма. Не ускорялась и не снижала скорости, значит с тетей все нормально.
Пока бежал, попытался проанализировать ситуацию: оборотни узнали обо мне, но как? Скорее всего проследили за Евгением.
Проследили за вечерними пробежками и устроили засаду. Юлю использовали как приманкузнали, что я смогу прорвать защиту.
Сволочи!
Если им нужен язачем тетю-то покалечили? Или она вступилась за меня? А почему я в горящем здании очутился?
Мда, хреновый из меня аналитик.
Возле деревни «Медвежье» нагревшиеся подошвы окунулись в прохладную лужицу, проводил взглядом машину. Сердце в груди билось чуть быстрее обычногосказываются тетины тренировки. Белая машина превратилась в точку на горизонте и нырнула за очередной холм, пропав из виду.
Я отправился к Иванычу.
Деревенька жила своей жизнью, кто-то копался на огороде, кто-то ковырялся в тракторе, две старушки настороженно посмотрели на парня в испачканной одежде. Попытался отряхнуться по дороге, но грязь успела намертво въесться в волокна. Местные взирали на пришлого с опаской, но, когда я проходил мимо, возвращались к своим делам.
Дома задумчиво глядели вдаль стеклами окон, резные наличники обрамляли зашторенные глаза подобно вычурным ресницам. Показался знакомый оскал дракона на коньке.
За забором соседнего с Иванычем дома на солнышко щурилась симпатичная девушка в цветастом сарафанчике. Может её сватали за Федора? Тогда ему повезло с выбором, девчоночка что надо: большая грудь, крепкие руки, рослая. Такая и хозяйство вытащит, и деток здоровых нарожает.