Александра уверенно повела Макса за собой в глубь катакомб, вдоль близнецов-боксов. Наконец они остановились перед нужной дверью.
Откуда-то из глубины коридоров вдруг донеслась до них веселая детская песенка. Макс взглянул на Александру вопросительно.
- Это здешний рабочий, Джек, хороший, безотказный парень, хотя и немного не в себе.
Она открыла замок, вошла вовнутрь и включила свет.
- М-да, - протянул Макс, внимательно оглядывая ряды картин, стоящих вдоль стен. - Стеллажи бы тебе надо сделать.
- Надо. Сделаю. Вот проведу этот первый аукцион и обязательно сделаю.
Она усадила Макса за раскладной столик, разложила принесенные с собой лупу, ультрафиолетовую лампу, компьютер и цифровой микроскоп и приготовилась работать.
- С чего начнем, Макс?
- С шедевров. Неси Рериха.
Пытаясь скрыть гордость, она подала ему своёго любимца. Он бережно взял картину из её рук и любовно склонился над ней.
- Чудо как хорош. Ведь поздний, не русский, а светится. Откуда?
- Из Штатов, откуда же ещё.
Рерих действительно был хорош. Над темно-синей плоскостью ночной пустыни Гоби полыхало рассветное небо. Темные, практически черные силуэты загадочных обелисков на фоне горизонта ещё сильнее подчеркивали золотисто-сиреневое свечение небес.
Макс продолжал рассматривать работу под разными углами к свету.
- Ведь вроде бы все ясно. Как он это делал, можно разложить по полочкам: темпера по мокрому грунту, причем грунты он брал контрастных цветов, за счёт чего создавался эффект свечения. А все вместе - тайна.
- Недаром многие коллекционеры воспринимают его как духовного учителя, а не просто художника.
Макс едва заметно пожал плечами.
- И рамка родная, хоршевская. - Он дотронулся большим пальцем до тоненького, более чем скромного деревянного ободка темно-коричневого цвета.
- Думаю, некоторые претенденты на эту работу с удовольствием сменят эту родную раму на нечто более роскошное, - заметила Александра.
- Ты хоть не вздумай менять. Мало ли что богатеи удумают, но ты ведь понимаешь, что эта рамка бесценна.
- Макс, не заводись. Я-то понимаю, но денег у меня купить эту картину нет. А те, у кого есть, вряд ли в курсе, так что, вполне возможно, захотят «одеть» работу во что-то помпезное, под стать мраморным гостиным.
- А ты на что? Объяснишь счастливому приобретателю, что эта рамка делалась ещё при Рерихе директором нью-йоркского музея Луисом Хоршем. Смотри, вот на обороте номера музея, поставленные Хоршем, это его почерк. А вот это - рука самого Рериха, цифры его архива. - Макс сладострастно вздохнул. - Одно удовольствие работать с картинами Рериха, они как бабочки с нетронутой пыльцой - родные рамы, надписи художника. Смотри, вот и датировка Хоршем проставлена - тысяча девятьсот двадцать восьмой год.
Макс продолжал смаковать работу:
- Ты исследование провела - на картине реальное место изображено?
- Скорее всего, нет. Думаю, что это аллегория; во всяком случае, в дневниках это место нигде не описано. Экспедиция Рериха достигла Гоби на двенадцатый день пути, когда они пришли в Юмбейс и с автомобилей пересели на верблюдов. Кстати, ты знаешь, что в Гоби почти нет песков? Там в основном каменная щебенка, глинистые и каменные пустыни - гамады.
- Мрачновато звучит для духовной родины мира, - Макс криво усмехнулся.
- Священное царство Шамбалы.
Макс поднес картину к самым глазам:
- Смотри, тут на обелисках знаки какие-то изображены. Ты их расшифровать пробовала?
- Пробовала. Не получилось. Опять же думаю, что и надписи - аллегория. Фантазия художника или, может быть, цитата из какого-нибудь мистического трактата. Общий смысл понятен: «Лишь через Шамбалу можно достичь совершенства кратчайшего пути».
- А нью-йоркский музей Рериха ты запрашивала?
- А как же. Я ведь во всем, что про эту работу в каталоге буду писать, опираюсь на него как на основной источник. У них есть архив всех выставок.
- Наверняка эта работа показывалась не раз.
- Пять выставок, и проиллюстрирована неоднократно. Причем, что особенно ценно, в ранних музейных публикациях и каталогах она есть.
- У Рериха практически все работы выставлялись, но пять выставок - это и для него хорошо. Почем оценила?
- Сто тысяч фунтов.
- Демпингуешь, Сашка. И как тебе удалось её за такую цену сторговать?
- Макс, это же не окончательная цена, а только предполагаемая оценка, эстимейт. Я думаю, на аукционе битва за неё будет серьезная и продастся работа дорого. А невысокая стартовая цена покупателей только подзадорит.
- Хорошо, кабы так. А по старту я бы её и сам купил. - Макс что-то обдумывал. - Подожди, так как ты её у музея получила?
- Да нет же. У музея её сам Хорш в тридцатых годах оттяпал, помнишь эту историю? Собственно, отсудил он за долги и сам музей, и все, что в нем было, причем, будучи большим ценителем Рериха, взял себе самое лучшее.
А уж потом и он, и его наследники лет пятьдесят эти сокровища распродавали. Наша работа - из коллекции одного американского банкира, его отец у самого Хорша её купил А музеи американские имеют право продавать картины, частные всегда продавали, а теперь вроде и государственным разрешили.
Макс покачал головой:
- Да, разреши такое в России, так на следующий день в Третьяковке ни одного полотна не останется.
Он наконец решил расстаться с работой и протянул её Александре:
- Кстати, ты в курсе, что недавно в Москве три картины Рериха были украдены? Ты уверена, что твоя работа действительно из семьи американского банкира, а не подстава? Хороший будет заголовок: «Макнилл начинает свою деятельность с торговли краденым».
Она досадливо поморщилась:
- Конечно, уверена. Слушай, а я про наследие Рериха в России какую-то непонятную историю слышала. Что, дескать, Рерих все свои работы государству завещал, а экономку свою хранительницей назначил, а экономка в семьдесят лет вышла замуж за человека на сорок лет её моложе, который её в саду на даче похоронил, а вся коллекция исчезла. А потом сам на молоденькой женился и так далее
Макс застыл, глядя куда-то сквозь неё. Александра резко обернулась. На пороге стоял Джек, светло улыбаясь своёй редкозубой улыбкой. Одет он был, как и всегда, в синий рабочий комбинезон, болтавшийся на растянутых бретельках значительно ниже талии, и ярко-желтую незаправленную рубашку. На вид ему было уже под шестьдесят, но на его темном гладком лице практически не было морщин, так что чем-то напоминало оно маску доброго чернокожего клоуна: широкий рот, растянутый почти до ушей, яркие белки глаз.
- Могу ли я сегодня чем-нибудь помочь мисс? - осведомился он, слегка качнув головой.
В детстве отец привез Александре из Китая игрушку - куклу с головой на пружинке. Тряхнешь её - и голова начинает смешно мотаться из стороны в сторону. Так и у Джека часто выходило, у её темнокожего Щелкунчика.
- Спасибо, Джек, сегодня ничего не нужно, - улыбнулась она приветливо в ответ.
- Может быть, мисс хочет чаю?
- Благодарю, Джек, у нас слишком много работы, так что мы не будем отвлекаться на чай.
Александра быстро подошла к нему и сунула ему в руку пять фунтов. Джек несколько раз описал подбородком воздушную дугу, отчего его огромная бутафорская улыбка закачалась в воздухе, как лодочка. Он взглянул на собственную пятерню, в которой была зажата денежка, но почему-то не спешил уходить. Александра посмотрела на него в недоумении.
- У мисс сегодня гость? - неожиданно осведомился Джек, пристально разглядывая Макса.
- Да, Джек, это мой друг из Москвы. - Она помедлила, не зная, что ещё прибавить.
- Друг, - эхом повторил за ней Джек, при этом отрицательно помотав своёй праздничной головой, и неожиданно добавил: - До свидания, мисс.
Ни Макс, ни она не произнесли ни слова, пока детская песенка не замерла где-то в недрах хранилища.
- Ну и помощники у тебя, Александра. - Макс повернулся к своёму шаткому рабочему столику.
- Помощники как помощники. Слушай, так что за история с наследием Рериха? - вернулась она к прерванному разговору.
- Ты откуда свои истории черпаешь, из «Комсомольской правды»?
Александра обиделась:
- Да нет, почему же.
- Слушай, давай я тебе о Рерихах за ужином расскажу, а сейчас будем работы смотреть.
Следующие несколько часов они не разгибаясь смотрели полотна, «светили» их ультрафиолетом, спорили о датировках, расшифровывали записи на оборотах и уточняли провенанс - историю происхождения картин.
Время летело незаметно, и Александре казалось, что всегда они вот так работали вместе, дружно и споро и практически во всем друг с другом в конце концов соглашаясь.
- Ну что ж, на сегодня хватит. - Макс потянулся на стуле и схватил Александру за руку: - Пойдем поедим чего-нибудь.
Ей казалось, что она совсем не устала; будь её воля, она бы просидела здесь ещё несколько часов. Но Макс действительно выглядел замученным.
- Пойдем, - без энтузиазма согласилась она. - Только давай где-нибудь рядом с офисом, здесь поблизости ничего приличного нет.
На воле было по-прежнему солнечно, и потому даже от бесконечных заборов по обе стороны улицы не веяло обычной безысходностью. Не прошло и пяти минут, как на абсолютно пустынной дороге материализовалось такси.
На пути обратно в центр оба некоторое время хранили молчание. Александра разглядывала пейзаж за окном, словно в первый раз, глазами Макса, узнавая город. Поначалу перед ней развернулась воистину сталкеровская картина: пустоши, проплешины, заброшенные электростанции и полуразрушенные заводы. Постепенно их сменили жилые кварталы, но и дома, и люди на улицах выглядели неряшливыми и разномастными: бомжи с тележками, до верху набитыми рваными целлофановыми пакетами, всклокоченные подростки с волочащимися по асфальту штанинами, бумажные абажуры в окнах без занавесок.
Во всем сквозила какая-то безучастная покорность - даже солнечный свет не мог это заретушировать.
- Как ты думаешь, Макс, картины выбирают свою судьбу?
- Ты о чём? - насторожился он.
- Не знаю, мне иногда кажется, что они сами решают, к кому попасть. Ну, скажем, не все, но крупные, значительные работы.
- Не знаю, Александра, не задумывался над этим. Я вот о другом сейчас думаю - у тебя цены ведь намного ниже вайтовских.
- Ниже.
- Подрываешь рынок.
- Ну зачем ты так сразу. Просто стараюсь цены не взвинчивать.
- А что у «Вайта» об этом думают?
- Не знаю, я встречаюсь с их директором на ланче через две недели.
- Да ну! - Макс чуть не подпрыгнул. Сам великий всемогущий барон фон Штраубе пригласил тебя на ланч?
- Как видишь, - скромно улыбнулась Александра.
- До чего докатился мир. И ты пойдешь?
- Конечно, а как же?
- Не знаю, - скривился Макс. - Не уверен, что это хорошая затея. Помнишь, как во время ареста предупреждают: «Каждое ваше слово может быть использовано против вас».
Александра поменялась в лице. Макс понял, что сморозил дикую глупость, и в досаде прикусил губу.
- При задержании, - еле слышно заметила она.
- Что - при задержании? - не понял он.
- Не при аресте, а при задержании. Обычно сначала выносится постановление о задержании в качестве подозреваемого, а уж только потом арестовывают.
Макс поморщился:
- Ни при чем сейчас это. Важно, что тебе надо быть предельно осторожной. Если уж и на ланч тебя пригласили, значит, считают тебя серьезной угрозой.
- Ну какая я для них угроза, Макс, что ты несешь.
- А такая. Это ведь многомиллиардный бизнес, с огромной прибылью. И все у них отлажено за столетия, и все хорошо: втюхивают русским толстосумам картинки и брюлики да ручки потирают - абсолютная монополия как-никак, и вдруг появляешься ты. Вроде и козявка, но активная козявка, кричишь на каждом углу, что ничего-то они в русском искусстве не понимают и что специалисты их дрянь.
- Не кричу я ничего такого, - пыталась защищаться она.
- Очень похожее кричишь. Обещаешь торговать искусством честно - не в пример им то есть. Угроза ты им, вот такая, какая ты есть, - энергичная, разбирающаяся да ещё и с отцовскими связями.
- Не пользуюсь я связями.
Он вдруг резко к ней развернулся:
- А почему, собственно? Мне ведь позвонила, почему же отцу не позвонишь? Он ведь в сто раз лучше меня разбирается и в миллион раз больше знает. Гордая, что ли?
- Не в этом дело.
- Ав чем дело-то?! - Он почти перешел на крик. - Расскажи же мне, наконец, в чём же дело? Почему ты на шестнадцать лет себя похоронила? - Он схватил её руку и больно сжал.
Александра подняла голову:
- Потому что я все должна была сделать сама, понимаешь? Сама заработать денег, сама собрать коллекцию, сама её атрибутировать - Она смешалась: - С твоей помощью, конечно.
Он вздохнул и осторожно выпустил её руку:
- Так в чём конкретно должна заключаться моя помощь?
- Я хочу, чтобы ты удостоверился, что я нигде не ошиблась.
- То есть, что нет фальшивок?
Она кивнула.
- А дальше что?
- Дальше я отправлю фотографии дизайнеру и начнется верстка макета. Сверстаем - отдадим каталог в печать. Потом разнесем и разошлем каталог клиентам, а электронную версию коллекции вывесим на веб-сайте, анонсируем в газетах - и вперед. - Она запнулась. - «Вайт» возит работы в Россию на предаукционные выставки, но у меня таких денег нет. Так что предварительный показ будем проводить только в Лондоне. Сначала показ - а потом уж и аукцион.
- И когда же у тебя аукцион?
- У нас, Макс, - мягко поправила Александра. - Второго декабря.
Он покачал головой:
- Совсем скоро. Не считай меня параноиком, но я думаю, что они попытаются тебе помешать.
Она напряглась:
- Кто они?
Макс нахмурился:
- Конкуренты.
Она с облегчением выдохнула:
- Все вы, русские, - поклонники теории заговора.
Макс пожал плечами:
- Не говори потом, что я тебя не предупреждал.
- Если все так страшно, то зачем ты сам согласился со мной работать?
Он отвел глаза, и у Александры вдруг возникло ощущение, что вот сейчас он ей скажет: «Знаешь, я действительно ошибся. Не буду я твоим экспертом». И она запаниковала.
- Я - другое дело, - задумчиво протянул он в ответ. - Я ведь всё-таки не так рискую, как ты. - Он повернулся и посмотрел ей в глаза: - Скажи мне честно, за тобой кто-нибудь стоит?
Она отрицательно покачала головой.
- И деньги ты вложила только собственные?
Александра кивнула.
- Слушай, а в случае неудачи ты можешь себе позволить все потерять?
- То есть как? - Она отказывалась понимать.
- Если аукцион провалится, ты это финансово переживешь? Не обанкротишься?
- Как же аукцион может провалиться, Макс? Ты же сам говорил - коллекция прекрасная, цены низкие. Не сойдет же мир коллективно с ума?
В ответ Макс не сказал ни слова. Лишь откуда-то из глубины квартала вдруг донеслась до неё веселая детская песенка.
ГЛАВА 8
Ночной гость
«Ну за что это мне!» - про себя простонала она, пытаясь выбраться из-под внезапно навалившейся на мир темноты.
Но ответа не последовало. Лишь за окном, на мгновение полыхнув по глазам фарами, промчалась машина. И зал снова погрузился во мрак.
Померкли искры света на широких резных рамах, исчезли отражения золоченых бра со стекол четырехметровых окон, оборвались многоярусные каскады хрустального света дворцовых люстр в настенных зеркалах, поглотило чернотой замысловатые цветочные узоры на бледно-зеленом ковре и хитроумные орнаменты на шелковых блестящих обоях. Но главное - погасла гирлянда из ста тринадцати ламп, уже ловко приделанная на выставочные панели. Миром овладела тьма.
Три легкие тени сбились вокруг неё испуганной стайкой, словно у переправы Харона.
- Что будем делать, Александра? - спросил самый старший из помощников, Дерек.
Она на мгновение закрыла лицо руками, надеясь, что в темноте они не заметят этот её жест. Потом усилием воли заставила себя отвести руки.
- Уже поздно, идите домой, - ответила она с еле слышным вздохом. - Завтра утром - к семи.
Видеть выражения их лиц она не могла, но знала, что все трое расстроены, так как мечтали все закончить сегодня и со спокойной совестью отправиться домой. Предаукционная выставка открывалась уже завтра в час, работы оставалось ещё много, и они собирались хотя бы картины довесить сегодня. Но - не получилось.
Короткий сбор был окончен, прибавить было нечего, но её небольшая команда продолжала стоять вокруг неё темным полукольцом.
- А вдруг панельные лампы вообще перегорели? - озвучил наконец Дерек мысль, крутившуюся у всех в головах. - Что тогда делать будем?
- Все будет хорошо, - четко и спокойно выговорила Александра. - Давайте по домам. Надо хоть чуть-чуть отдохнуть перед завтрашним мероприятием.
Тени зашевелились, и уже через несколько мгновений совершенно растворились во мраке.