- А действительно, что тогда делать? - вслух спросила она себя, всем телом ощущая странное, накатившее вдруг чувство одиночества, похожее на бесконечную усталость. Сил хватило только на спокойное заверение сотрудников, ей же самой по-настоящему было теперь страшно за завтрашний день.
Звонить поставщику ламп было поздно, да и заменить весь свет в оставшееся время уже невозможно. Оставалось только уповать на то, что Джонатан, вызвавшийся помогать электрику, не сжег или как-нибудь ещё не повредил всю систему.
- Черт, - пробормотала она и опустилась на подоконник. Возражать против действий своёго помощника, жаловаться или возмущаться было так же бесполезно, как пытаться обуздать стихию.
Ещё несколько минут назад она носилась как заводная по залу, переставляя с места на место картины, выстроенные в ожидании развески, наслаждаясь каждым мгновением, каждым своим движением, созидая новый волшебный мир.
Над белоснежными девственными панелями уже сиял, ожив, неоновый свет, мягкими кругами расходясь от центра к краям, и её добросовестные помощники в три пары ловких рук развешивали картины. Оставалось доделать чуть-чуть, самую малость. И казалось, теперь она может себе позволить немного расслабиться, то есть что-то улучшить, переставить и перевесить, одновременно мечтая, что когда-нибудь у неё будет столько денег, что она сможет позволить себе настоящую, профессиональную систему освещения.
Вот Бог её и наказал, за жадность мечты. Она бежала и споткнулась о плохо закрепленный шнур в центре зала. Ритм сбился. Она разозлилась и велела Джонатану немедленно переделать проводку так, чтобы она шла вдоль стен и нигде не пересекала нежно-зеленого ковра уродским бугром черной изоленты. Получается, она собственноручно отправила ассистента к электрику, тем самым предрешив свою судьбу.
- Черт, - снова простонала она и вслух подумала: - Где же всё-таки Джонатан?
Огромное незанавешенное окно черным зеркалом отражало ночной сквер, казавшийся абсолютно пустынным. Не верилось, что в самом центре Лондона, практически напротив Букингемского дворца, где на соседней улице располагаются все знаменитые джентльменские клубы, может быть так тихо. Окна всех особняков сквера светились яркими огнями - сезон рождественских вечеринок уже начался, у колонн высоких подъездов плясали огни факелов, и даже сквозь тяжелые гобелены занавесей просачивалось на улицу в темноту праздничное веселье публики во фраках и бальных платьях, дыхание шампанского и сверкание драгоценностей. Лишь один оконный проем темным пятном выделялся на фоне общей иллюминации. Окно её аукционного зала.
«Ничего, - попыталась успокоить она себя, - сегодня у нас работа, а праздник будет скоро. Совсем уже скоро».
Как-то незаметно пронеслось время; кажется, только вчера Макс отсмотрел всю коллекцию, а ведь с тех пор прошло уже три месяца, завтра открытие выставки; аукцион на носу. Магазины сверкают новогодней золотой мишурой, на углах ярко освещенных торговых аркад ангельскими голосами поют детские хоры, собирая деньги на благотворительность, и охотники за рождественскими подарками перекрывают проезжую часть, словно демонстранты.
И Макс должен вернуться завтра - чтобы плечом к плечу встать с ней на битву. «Господи, неужели и вправду пара дней осталась?» - снова запаниковала Александра.
Наконец послышались шаги.
Она нетерпеливо вскочила с подоконника им навстречу, заранее решив про себя, что не будет особенно ругать Джонатана, а попытается поскорее выяснить, в чём же дело.
Но шаги неожиданно стихли.
Она прислушалась.
Черт, ну что за дурацкие шутки, где его носит?
Шаги возобновились, но теперь они не приближались, а удалялись в глубину лабиринта из панелей.
- Черт! - вконец потеряла она терпение и устремилась вслед за шагами, во тьму.
Она обогнула несколько рядов и в темноте едва на него не налетела. И тут же поняла, что это не Джонатан. Остановившись как вкопанная, смотрела она на огромный, словно обелиск, возникший перед ней сгусток мрака.
Мрак множился, расширялся и, казалось, входил в иное измерение, сгущаясь и углубляясь, приобретая фантастические размеры и заполняя собой мир.
И неожиданно Александра вдруг почувствовала, как сама, словно вспышка ярчайшего света, вдруг стала гигантской, практически безграничной - только светлой, противоположной. Но уже в следующее мгновение она снова сжалась почти до точки, до ничто, то есть вернулась в своё человеческое «я», а нагромождение черноты продолжало господствовать над нею.
И тут загорелся, заиграл повсюду свет. Сполох темноты обернулся на её глазах очень холеным и вправду очень высоким человеком в расстегнутом черном плаще поверх черного же костюма.
- Здравствуйте, - произнес мужчина низким приятным голосом, от которого, как и от фигуры, веяло опасностью.
Александре пришлось отступить назад на шаг, чтобы увидеть его лицо.
Несколько раз с усилием она сомкнула и разомкнула веки, пораженная громким шорохом собственных ресниц. В глазах рябило, и она не удивилась бы, если бы незнакомец сейчас взял и растворился в мареве электрических лампочек. Но он продолжал стоять перед ней, невозмутимо её разглядывая.
- Что вы здесь делаете? - произнесла она наконец гораздо резче, чем того требовали обстоятельства.
- Я пришел посмотреть предаукционную выставку, - нимало не смутившись, ответил он.
Что за чушь - какая может быть выставка в одиннадцать часов вечера?!
- Выставка открывается завтра. А сейчас уже никого нет, - пытаясь успокоиться, тихо произнесла она.
- Но вы же здесь - и вам ничто не мешает её открыть, - неожиданно весело отозвался мужчина.
Она взяла себя в руки.
- Картины ещё не развешены, так что приходите, пожалуйста, завтра, - насколько могла любезно предложила она.
- Завтра я уеду, - вежливо, но твердо отклонил он приглашение, и Александре послышалось, словно лязгнули челюсти крокодила.
- Меня в вашем каталоге заинтересовало несколько работ. Покажите мне их, пожалуйста, - между тем продолжал незнакомец. - Уверяю вас, это не отнимет много времени.
«Да что это я, - спохватилась она, - прогоняю потенциальных покупателей».
Она ещё раз взглянула на необычного гостя. На вид ему было лет сорок, глаза серые, густые волосы зачесаны назад, круглолиц.
«Что же это я так всполошилась?» - недоумевала теперь она. Объяснение, скорее всего, было очень простое - он застал её врасплох.
В ней проснулось любопытство:
- Какие же работы вы хотели посмотреть?
- Айвазовского.
Александра застыла. Вот уже несколько недель, с тех пор как глянцевый каталог «Вайта» лег на её стол, не находила она себе покоя. А теперь ещё этот тип со своими странными вопросами.
- У меня нет работ Айвазовского, - тихо, но четко выговорила она.
- Неужели? - переспросил он, и у неё возникло неприятное чувство, что он ей не очень верит. - А мне казалось, вы выставили на торги знаменитую работу Айвазовского «Возвращение брига «Меркурий».
«Кто этот человек?» - спросила она себя, а вслух уточнила:
- «Бриг «Меркурий» выставил на торги «Вайт». Они через дорогу Не буду вас больше задерживать.
- Ну нет так нет, - миролюбиво прокомментировал незнакомец, словно не услышав её последней фразы. - Тогда покажите то, что есть. Марию Васильеву, например.
Александра взглянула на него с недоверием:
- Вы хорошо знаете творчество этой художницы?
- Совсем не знаю. Но по фотографии работа показалась мне очень интересной.
«Если скажу ему, что это одна из лучших работ в моём каталоге, буду выглядеть как дешевая торговка», - подумала она и, отказавшись от этой идеи, осторожно повела визитера вдоль зала, ещё во многом напоминавшего собой строительную площадку - повсюду валялись лампы, коробки, повесочные крючки, шнуры, молотки, мотки веревок, изоленты и многое прочее. Незнакомец, казалось, оглядывал окружающее с любопытством.
- Вот она. - Добравшись наконец до нужной панели, Александра нагнулась и подняла картину повыше, отметив про себя, что приходится своёму позднему посетителю по плечо. «Надо же, какой он всё-таки высокий», - мелькнула мысль. Стоя совсем рядом, ей пришлось неудобно задрать голову вверх.
Гость некоторое время рассматривал полотно, потом перевел взгляд на Александру.
- Расскажите мне о художнице, - попросил он.
Александра попыталась собраться с мыслями после всех сегодняшних треволнений.
- Васильева - художница-эмигрантка, поселившаяся в Париже ещё в самом конце девятнадцатого века Не любила Россию, - зачем-то добавила она.
- Как и вы, - вскользь прокомментировал незнакомец.
Она метнула на него недоумевающий взгляд, но гость, казалось, снова погрузился в созерцание картины.
Александра продолжила:
- Это автопортрет.
- А справа от неё в терновом венце?
- Модильяни. Она его очень любила.
- У них что, был роман? - Незнакомец чуть было не зевнул.
- Нет, романа у них не было. - Александра начала раздражаться. - Васильева была лесбиянкой. Она вообще мужчин не воспринимала, но она любила и ценила талантливых художников, какого бы полу они ни были.
Почему-то ей показалось, что он сейчас опять вставит своё дурацкое «как и вы». Но посетитель молчал.
Чуть успокоившись, она продолжила:
- Она по натуре была великим экспериментатором. Работала с деревом, пластмассой, металлом. Делала вещи из керамики, шила кукол, то есть творила свой мир из всего, что было под рукой.
Гость, казалось, внимательно слушал. Александра приободрилась:
- Васильева происходила из богатой дворянской семьи и, как люди, воспитанные в роскоши, очень легко расставалась с деньгами. Всю жизнь. Пока была обеспечена, кормила всю богемную братию, держала благотворительную столовую во время Первой мировой войны. В революцию семья, естественно, потеряла все. Но нищету свою художница переносила с достоинством, подрабатывала как могла, причем искусству не изменяла - иногда доходило до того, что совсем есть нечего было, и тогда она выходила на улицу, раскладывала свои иконки на тротуаре, сама садилась подле них и продавала прохожим за копейки. У меня на аукционе будет одна её икона. Хотите, покажу?
- Хочу.
Александра поставила картину на прежнее место и подала ему небольшую работу в простой деревянной раме.
- Не похоже на икону, - проронил посетитель.
Она вслед за ним посмотрела на простой женский лик с двумя голубками, словно рожками, над головой.
- Что это за материал? - тем временем поинтересовался он.
- Фольга, наклеенная на картон.
- Так почему вы называете это иконкой?
Она пожала плечами. Объяснять не хотелось.
- И всё-таки? - настаивал незнакомец.
- Понимаете, от этой работы исходит особая энергия. Энергия любви. Как от иконы.
- От многих работ исходит энергия, - возразил посетитель. - Совсем не обязательно при этом называть любую художественную фантазию конкретным христианским термином.
Она пожала плечами:
- Буддисты создают свои святые символы из песка, строго по канонам, и в процессе создания образ навсегда впечатывается им в душу. Затем песочную мандалу сметают в чашу особым образом, но в душе она запечатлевается и живет. - Она подняла на него глаза. - Так что мне кажется, что ни материал, ни техника не важны.
- И что же, по-вашему, важно? - На лице посетителя появилась заинтересованность.
Неожиданно она увидела бегущего к ней Джонатана; вид у него был испуганно-радостный.
- Александра, я все починил, - запыхавшись, затараторил он, не дожидаясь её вопроса.
- Молодец, - устало проговорила она. - А теперь идите домой.
Тут только Джонатан заметил незнакомца, выдав глубокий удивленный вздох.
- Пожалуй, и мне пора, - заметил загадочный посетитель, - спасибо за экскурсию.
Он отдал Александре икону, развернулся и уверенно пошел к выходу, словно бы и не уменьшаясь при этом в размере. Наконец он свернул за панель и окончательно скрылся из виду.
Александра потерла глаза. Спать хотелось невыносимо.
Но беспокойство, не покидавшее её с того момента, как она увидела «Меркурий» в вайтовском каталоге, внезапно усилилось. Неужели правда, неужели в гостиной княгини Оболенской действительно висел настоящий «Бриг «Меркурий», не копия, как убеждал её Макс, и она разминулась с картиной всего на несколько дней? Неужели Оболенская в конце концов отдала его на продажу «Вайту»? Оставалось только запастись терпением - тем более что ждать придется совсем недолго. До завтра.
ГЛАВА 9
Прием у «Вайта»
Взглянув в окно, Александра поежилась. Настоящий ураган.
Джонатан громко вздохнул и осторожно завозился, как большой верный пес. Выставку они закрыли ровно в восемнадцать часов, и в большом, все ещё парадно освещенном зале они оставались теперь вдвоем.
- Ну и погодка, - задумчиво произнес он. - Как говорится, все черти сегодня сбежали из ада.
Александра, сидя на подоконнике, поболтала ногой. При Джонатане она могла расслабиться.
- All hell broke loose, - повторила она за ним по-английски. - Слава богу, мне только сквер перебежать.
Но, несмотря на высказанный оптимизм, вставать и идти к «Вайту» на прием мучительно не хотелось. И дело тут было не только в погоде.
Джонатан выдохнул из легких что-то похожее на сомнение. Потом поднялся из-за стола у входа в зал, где он весь день занимал позицию глухой обороны, и привычно предложил:
- Чай принести?
Она кивнула и снова отвернулась к окну. Вот и наступил он, первый день выставки. Завершающий этап. Несмотря на всю суету и нервотрепку, открылись они ровно в назначенное время, в час дня. В этот же час, минута в минуту, подъехал Макс.
Он внимательно осмотрел с ней всю экспозицию, одобрил и отбыл в гостиницу отдохнуть и переодеться к приему у «Вайта».
На выставку сегодня зашло три человека, но так и должно было быть: сегодня все у «Вайта», а завтра - у неё.
- Опять опаздываете, - неодобрительно пробормотал Джонатан, ставя перед ней чашку чая.
- Что значит «опять»? - притворно рассердилась она на ассистента и украдкой взглянула на часы. - Десять минут седьмого, ничего себе опоздание. - И добавила по-русски, благо русский он хорошо понимал: - Поговори у меня ещё.
Но Джонатан, проигнорировав угрозу в её голосе, красноречиво хмыкнул, изящно расширив тонкие ноздри. Отчасти он был прав; к тому же в последнее время Александра значительно повысила личное потребление алкоголя. Умом она понимала, что перед аукционом надо быть предельно дисциплинированной, вести здоровый образ жизни и заботиться о сохранении энергии. На деле же получалось совсем другое: от постоянного стресса и нехватки времени она окончательно забросила спортзал, ела на бегу, пила за шестерых да ещё и перешла с «Монтекристо» номер 5 на «Монтекристо» номер 2, нанося значительный удар по здоровью. По утрам от крепкого табака кружилась голова и было сухо во рту, но по вечерам после долгого утомительного дня она просто не могла отказать себе в удовольствии закурить превосходную сигару. А вчера ещё как идиотка уселась смотреть перед сном «Ночной дозор» и просидела на полу с бокалом вина до трех утра. Ничего глупее и безответственнее представить себе было нельзя. Но иначе справиться с нервами она не смогла, срок аукциона неумолимо приближался.
К тому же по утрам после трех чашек чая, заботливо принесенных ей всеведущим Джонатаном, она на удивление быстро приходила в себя. Нервная энергия кипела в ней, и казалось, во сне она практически уже не нуждается.
«Все-таки есть в Джонатане что-то успокаивающее, - подумала Александра. - Несмотря на всю его нелепость, добровольно никогда бы с ним не рассталась».
Джонатан вернулся на свой форпост у входа и снова взялся листать вайтовский каталог.
- Александра, скажите, а Айвазовский повторял свои работы?
- Случалось. Однажды, например, устроил он у себя званый ужин и каждому из ста пятидесяти гостей нарисовал по картине. То есть воспроизвел свою работу сто пятьдесят раз.
Джонатан некоторое время переваривал информацию.
- А «Бриг «Меркурий» он когда-нибудь повторял? Александру встревожил этот разговор, но она всё же ответила:
- Этот сюжет Айвазовский использовал три раза: в сорок восьмом году он написал «Встреча брига «Меркурий» с русской эскадрой после поражения двух турецких кораблей», сейчас эта работа в Русском музее; в девяносто втором создал «Бриг «Меркурий», атакованный двумя турецкими кораблями», это полотно висит в галерее Айвазовского в Феодосии; а в девяносто третьем появилось «Возвращение брига «Меркурий».