- Может, потому что ты неправильно живёшь?
Я смотрю на него сквозь свои слипшиеся от слёз ресницы, и Сириус смеётся.
- Боюсь ли я того, что ужасные вещи могут произойти с моим ребёнком, отчего ему будет тяжело? Конечно. Но стал бы я останавливать эти вещи при риске отнять у него радость, и взросление, и всё, что заключает в себе жизнь? Никогда. Потому что я люблю этого ребёнка за то, что он мой, но я также люблю его за то, кем он будет. И как же мне хочется увидеть то, как он сам найдёт для себя дорогу.
- Или сама.
- Я, э взглянул краем глаза во время УЗИ...
- Дина тебя убьёт.
- Поэтому это останется нашим маленьким секретом. И что я ещё могу говорить, после проведённых с тобой последних недель, мне немного легче оттого, что у моего мальчишки не будет девчачьих гормонов.
- Нет, нельзя так говорить, если не хочешь, чтобы жизнь тебя била. - Вдобавок я толкаю его в плечо, а потом встаю, чтобы отправляться спать. Никогда я ещё не была в таком смятении. Всё ещё, кажется, что всё скатывается грязным оползнем в моей душе, моя пустыня безнадёжно разрушена, и я не знаю, как география станет меняться, когда всё окончательно утрясётся. Надеюсь, всё скоро утрясётся. - Так значит ты, и правда, не думаешь, что они родили нас, чтобы мы прославляли их?
- Существует множество других, намного более лёгких способов расширять круг почитателей. Они родили нас, потому что хотели нас. Потому что они любят нас.
Я вздыхаю.
- Знаешь, за последний месяц моя жизнь, кажется намного легче, ведь я могу ненавидеть наших родителей, могу быть яростно настроена против идеи романа.
- Ага, да, это... подожди, романа? Что?
- Спокойной ночи! - Я бегу наверх и плюхаюсь в кровать, но слова Рио и Сириуса вертятся в моей голове, кружа и меняя кусочки меня, которые, как я думала, невозможно сдвинуть с места. А часы отсчитывают время до моей следующей встречи с Орионом.
Рио.
Орионом.
Звёзды Ориона кружатся в танце надо мной и подмигивают, приглашая присоединяться к ним. Я поднимаю пальцы, двигая ими вслед звёздам сквозь черноту неба, оставляя рябь из искр, напоминающую рябь от воды. Звёзды остаются недосягаемыми для меня, каждый дюйм моего тела трепещет в их свете. На небе появляются две новые звёзды. Две звезды, такие идеальные и потрясающе синие, что от них колет в моём сердце. Я чувствую боль и разбитость, но я бы рискнула надеяться на эти две идеально синие звёзды.
У мамы есть своё собственное созвездие, новое, и оно прекрасно, хоть к нему примешивается и мой гнев. Она вечна и бессмертна, а я остаюсь на земле, остаюсь, чтобы жить на ней и уснуть под ней в самом конце.
Потом я замечаю, что есть область на небе, не тёмная, но пустая, бесконечная дыра в небе. Она движется вперёд, поглощая звёзды мамы одну за другой.
Я наблюдаю.
Нет. Я не стану просто наблюдать. Я смотрю, как это постоянно происходит, но в этот раз не стану.
- Стой! - Кричу я, ударяя кулаком наверх, чтобы изменить её курс.
И он меняется.
Она покрывает мою руку, заползая на запястье, двигается по руке. Она холодная и горячая, и ни то, ни другое. От этого я хочу стряхивать её с моей кожи, бежать с криками, сворачиваться в шар, позволяя ей нагонять меня. Разбирать по частям, разбрасывая всё, из чего я состою, и так оказаться в космосе, чтобы накормить его собственный бесконечный энтропийный голод. Я в отчаянии.
Нет никого, кто поможет мне, некому защищать меня. Когда меня не станет, она закончит начатое со звёздами мамы.
Всё напрасно.
Глава 13
И вот, наконец, за Богами закрепились роли, которые они будут исполнять до того, как потеряют власть и забудутся. ОсирисБог подземного мира. Исидадоминирующая королева магии и материнства. ГорБог-правитель Египта. Хаткорспивающаяся, похотливая жена. Сетукрощённый бог хаоса. Нефтидакомпаньон Исиды. Анубиспомощник в подземном мире. Тотдобрый бог мудрости. Остальные потерялись в пути, их владения отвоёваны более сильными Богами. Но такова природа времени. Царство менялось, оставляя позади постоянные распри и конфликты. Вместе с изменениями пришло постепенное увядание. Оно ускользало прочь, в то время как люди отошли от беспокойных эпох, полных насилия, и требовавших воинственных, жестоких богов. А Исида снова доказала свою неистовую приспособляемость к любой ситуации. Некоторые женщины рожали детей, чтобы сохранить брак. А моя мать заводила детей, чтобы буквально спасать жизнь своей семьи.
- Нет, нет, нет, нет, нет, нет, - стону я, дёргаю себя за волосы и смотрю на новый потолок. Мы тщательно распланировали верхний свет, и лампочки висят прекрасно, высвечивая те места, где располагаются отдельно стоящие пьедесталы с экспонатами. Звезды установлены идеально, даже электричество отлично подведено. Но я рассчитывала на опущенный потолок, опиравшийся на верхушки новых стен и закрывающий свет и... этого не случилось.
Они подходят друг другу. Почти идеально.
Почти.
Из-за этого "почти" зал выглядит так, словно его оформляют не профессионалы, а дилетанты.
Тут и там виднеются маленькие просветы из загороженных окон, отчего всё смотрится дёшево, словно делается в спешке.
- Мы это исправим, - говорит Рио.
- Ага, это ведь несложно? - отвечает Тайлер, к концу фразы её голос практически выражает мольбу.
- Мы не сможем этого сделать. Нам нужно заканчивать через двадцать минут, чтобы грузчики и охрана устанавливали экспонаты. Только мы с Мишель можем находиться здесь, пока они будут это делать. На то, чтобы установить всё на места и подсоединить провода для сигнализации необходимо время до завтрашнего утра.
- Значит, у нас есть восемь часов до открытия? - спрашивает Рио. - Можно много всего сделать за восемь часов.
- Не стоит надеяться на то, что они закончат вовремя. И, кроме того, мне нужны часы, чтобы исправить всё то, что могут напортить грузчики. И разобраться со всем, что может требовать внимания в последнюю минуту! Ты помог нам выиграть это время, Рио. - Я качаю головой, ощущая неприятную боль в желудке. Всё так хорошо шло. - Оно было рассчитано на непредвиденные обстоятельства. Это время нужно мне на непредвиденные обстоятельства.
- Что ж, приветствуй свои непредвиденные обстоятельства, - Тайлер щурится. - Мы можем закрыть их чёрной изолентой или чем-то ещё?
- Они будут заметны. Если бы его замазать, и потом...
Рио качает головой.
- Он не успеет высохнуть для покраски.
- Что если мы наклеиваем изоленту и красим сверху?спрашивает Тайлер, проходя в центр зала и запрокидывая руку за голову. - Если мы делаем чёрной краской ровную линию, то никто не увидит ленту, так ведь?
Я закусываю губу. Это не окончательное решение. Если хотя бы одна из стен сместится, то всё порвётся и повредится краска, что вызовет ещё большие проблемы. И завтра здесь наступит просто кошмар потому, что всё будет установлено, и у нас не остаётся места для маневрирования, и мы получаем ноль мест на погрешности с краской.
- Не обязательно делать это на века, - Рио кладёт руку на моё голое плечо, и я закрываю глаза от ощущения прикосновения его кожи с моей, моментально теряясь в ощущении его тепла и близости. Амон-Ра, сосредоточься, Айседора. - На сейчас этого достаточно, и если нам придётся переделывать это потом, то мы переделаем это потом.
- Мне не нравится твоё "этого достаточно".
- Из "достаточно" всегда можно сделать что-то лучшее. Позднее. Сейчас мы станем заниматься тем, чего будет достаточно, и успокоимся на этом.
Я киваю, не упуская из внимания тот факт, что его рука всё ещё на моём плече. Весь день мы работаем бок о бок, и он ни разу ни заикается о вчерашнем разговоре. Но его глаза кажутся ещё синее, и я не могу игнорировать то, что даже катастрофы кажутся с ним не такими уж непоправимыми. И когда он рядом, моё предательское тело реагирует так, как я определённо ему не разрешаю, и я не знаю, что делать с этими чувствами, или куда их засунуть, или, а может, я хочу их, или почему я должна или почему не должна.
Это сложный день.
- Достаточно, значит достаточно. - Я набираю побольше воздуха в грудь. - Мне придётся оставаться здесь, чтобы удостовериться, что они поставят всё туда, куда нужно. Выдвое, занимайтесь поиском ленты.
- Я! Я! Я одна хочу заниматься поиском ленты. - Тайлер прыгает на своих ногах-пружинках, её плечи двигаются в такт чему-то, что я не слышу.
Я улыбаюсь.
- Хорошо! И даэто хорошая идея. Я бы ни за что сама не догадалась. Тыгений.
- Все мои идеи хорошие, Айседора. - Она многозначительно смотрит на руку Рио, и я хочу стряхнуть её с себя, я так растерялась. Но тогда это означает, что я и сама замечаю это, и что мне важно, что рука там, и...
Я не знаю. Не знаю, что делать и от этого я схожу с ума. Ухмыляясь, Тайлер выбегает из зала, оставляя нас одних. В зале. Одних.
- Этой ночью я думал, - говорит Рио.
Ну да, я тоже. Так много думала, что моя голова чуть не лопнула. Но я так и не пришла к заключению, и я не хочу знать, о чём он думал. Но я очень-очень хочу. Разрази меня гром, я ненавижу его.
- Оу?
- Ты же знаешь историю о Персефоне, так?
Хо-о-орошо, это не то, что я думаю, о чём он думает. Уж точно не греческая мифология не даёт мне заснуть.
- Э, угу.
- Я думал про обрамление, в смысле о том, как многое из того, что мы думаем о нашей жизни и наших личных историях зависит от того, как мы их обрамляем. От линзы, через которую смотрим на них, и того, как рассказываем про нашу жизнь. Мы мифологизируем себя. Поэтому я вспоминаю историю про Персефону, и то, насколько по-разному она воспринимается, если рассказывать её только со слов Деметры или только с точки зрения Аида. Одна и та же история, скорее всего, станет совершенно неузнаваема. Версия Деметры связана с утратой и опустошением, а версия Аида рассказывает о любви.
Я хмурюсь.
- Да, думаю, я понимаю, о чём ты. - Только мне непонятно, зачем ты мне это говоришь, тыраздражающий своим психозом юноша.
- Здесь всё зависит от того, как смотреть. И возможно мы думаем, что мы проживаем одну историю, и когда смотрим на неё с немного другого ракурса, то можем обрамлять всё в ней по-другому: все наши воспоминания, атрибуты и переживания, и видеть, что на самом деле мы проживаем другую историю.
Я скрещиваю руки и отхожу от него.
- Ты снова читаешь мне лекции, Орион? Я правильно думаю?
Он ухмыляется, сверкая белизной зубов.
- Я не мог и мечтать о том, чтобы читать тебе лекции. Я просто думаю, что это интересная тема для размышлений.
- Мм-м, хм-м. И сколько раз тебе приходится заново формулировать этот маленький гранит мудрости, прежде чем рассказывать мне?
Он проводит рукой по своим жёстким тёмным локонам.
- А, мм-м... кто говорит, что мне приходится заново формулировать?
Я поднимаю одну бровь.
- Два. Может, три. Пять. Не больше пяти.
Звонит мой телефон и Рио сразу расслабляется.
- Мне нужно идти, пока они не начали разгружать вещи. К тому же, я так далеко забросил свою поэзию, что даже не верится.
- Да вообще не верится, - говорю я, прежде чем отвечать на звонок. Я машу Рио в след, и моё сердце делает забавный, и не такой уж и неприятный кувырок, когда он улыбается, и потом говорю.
- Привет, мама.
Не знаю, что думать о наших с ней разговорах. Не после моих снов прошлой ночью и разговоров с Рио и Сириусом. Может быть, действительно я обрамляю всю свою жизнь не в ту рамку. Может, она совсем и не злодей. Может, я слишком упряма.
- Айседора, ты собираешься домой. С этой же секунды.
Ну, вот опять...
Я гневно машу невысокому коренастому мужчине с густыми усами, вкатывающему коробку.
- Туда! Нет, не туда. Туда! Под большую лампу. Да. И тот узкий пьедестал должен стоять строго напротив.
- Прекрати игнорировать меня, барышня!
- Я не игнорирую тебя, мама. - Я отхожу, уступая дорогу тележке, маневрирующей при выкатывании в зал другого огромного ящика. - Я, вообще-то, выполняю работу, на которую ты меня устроила.
- Нет. Сейчас же возвращаешься в дом Сириуса, он бронирует тебе билет на самолёт. Сегодня. Немедленно.
Я закатываю глаза, потом трясу головой на бедного грузчика, который решает, что раздражает меня.
- Я не приду сегодня домой. С чего ты так бесишься?
- Прошлой ночью изменились сны. Ты снова появляешься в них. Что-то происходит, что-то изменяется, раз тьма переключается и на тебя.
Я невольно содрогаюсь, вспоминая свои сны. Она права. С тех пор, как я приехала сюда, мои сны только о том, что она в опасности, не я. Что изменилось?
О, в этот раз это имеет для меня значение. Я изменилась. Я не просто стою там и смотрю, как тьма поедает мою мать. Но если я признаюсь ей, что вижу те же самые сны, то она признает, что они реальные. И я не удивлюсь, если она станет обращаться в посольство. Пошлёт кого-то, чтобы похитить меня и насильно вернуть домой. Сама приедет...
Я снова содрогаюсь. Моя мать, здесь? К слову о кошмаре.
- Нет, мама, слушай. - Я пробираюсь через деревянные ящики и людей, входящих и выходящих из зала, пока не выхожу в коридор и не нахожу там тихий уголок. - Я много думала в последнее время. Много о чём. И... мне здесь лучше. Я пока не готова возвращаться домой.
- Я думала, ты говорила, что никогда не собираешься возвращаться домой, - отвечает она, и в её голосе злость и печаль одновременно.
- Знаю. И, если честно, я так и собиралась. Но сейчас... Я не знаю. Я всё ещё пытаюсь разобраться в этом, и мне нужно время. Плюс, я совершенно выматываюсь на этой выставке, и я не могу уехать, пока не закончу. Помимо этого, никто в Египте не знает, где ятолько Сириус, и ты знаешь, что с ним я в безопасности. Я думаю, что буду в гораздо большей этой мистической опасности, если останусь с тобой. Так что, - я глубоко вдыхаю, - я прошу тебя. Пожалуйста. Позволь мне остаться.
Она надолго затихает на другом конце связи. Слишком надолго.
- Я думаюэто первый раз за все годы, когда ты искренне просишь меня о чём-то. - Кажется, что она готова заплакать и вдруг до меня доходит, какими тяжелыми и для неё стали последние годы.
Это так глупо и тяжело, и меня тошнит от этого. Я ненавижу Сириуса, ненавижу Рио, и ненавижу то, что начав меняться, я осознаю, что ошибалась. Ошибаться - отстой.
- Знаю, мам.
- Хорошо. Ты можешь оставаться, чтобы открыть выставку. Но я хочу, чтобы ты вернулась, как только я рожу ребёнка. Потом, когда я перестану быть уязвимой, мы вместе сможем добраться до сути этой мистики.
- Я... Я по-настоящему счастлива здесь. Я хочу вернуться сюда.
- Мы поговорим об этом... Айседора! Это из-за молодого человека, не так ли?
- Что? Я... нет... я не... нет, нет никакого молодого человека!
Я могу чувствовать её самодовольную улыбку.
- Он добрый? Из хорошей семьи? Он хорошо с тобой обращается?
- Мама. Мне нужно идти. Они вносят твой бюст, и я буду в ярости, если они испортят его. - Вообще-то, наверное, я могу убедить их случайно оббить один из её сосков. А лучше оба. - Поговорим позже.
- Очень хорошо. Будь осторожна, сердечко.
Я уже собираюсь отключаться, но задерживаюсь.
- И ты.
Что-то падает, и ругательства грузчиков спасают меня от беспомощных чувств, хлынувших на меня. Думай о работе. Эмоции потом.
На следующее утро Рио пишет мне в шесть утра, чтобы я спустилась и впустила его. Всю ночь я провожу в музее, подкрашивая там, где получаются выемки, подправляя расстановку экспонатов, и так далее, и так далее. Да и непросто работать с этой рухлядью, потому что, хоть я и знаю, что у нас целые тонны подобного хлама дома, это всё-таки неоценимый, бесценный хлам. Так что всё нужно делать в перчатках и с предельной осторожностью, под бдительным надзором двух охранников.
Я толкаю заднюю дверь, там стоит Рио, освещённый бледным утренним светом и верхней лампой, которая ещё не выключается. Он одет в синюю толстовку с капюшоном на голове, отчего его глаза приобретают новый невозможный оттенок. Если бы я была художником, то провела бы целый день, смешивая краски в надежде уловить его. Если бы я была обычной девушкой, я бы хотела шагнуть вперёд, провести пальцем по его лицу и потеряться в этой синеве.
О, идиотские боги, вот, что значит, кого-то желать. Наконец-то, я понимаю.
- Думаю, что тебе это понадобится, - говорит он и поднимает руку с бутылкой "Колы".
Сейчас я и в самом деле хочу прыгнуть на него. Я совсем влипла, и честно говоря, я не знаю, заботит ли меня это теперь. С каждым часом я ощущаю себя всё смелее.
- Спасибо, - говорю я, беру её и не переживаю за то, что мои пальцы проводят в этот момент по его пальцам.
- У меня и изолента есть. Тайлер сказала, что приедет позже, потому что ей придётся, потом остаться, чтобы ставить столы. Поэтому у неё не останется времени на то, чтобы вернуться домой и переодеться.
- А, хорошо. Плохая новостьу нас есть время на переделку лишь до 10 утра. Нам нужно убираться отсюда, когда они придут для завершения установки сигнализации и проверки работы всей системы.
- Тогда быстрее заканчивай с "Колой" и принимаемся за работу.
Следующие четыре часа мы проводим в бурной деятельности. К счастью, мы оба достаточно высокие, чтобы пользоваться низкой лестницей для заклеивания линии между потолком и стеной, но даже это требует немалой креативной растяжки, так как некоторые куски располагаются вплотную к стене. Больше времени, чем нужно уходит на аккуратное прикрепление ленты, так как нам приходится работать вместе, вместо того, чтобы заниматься противоположными концами зала, как мы планировали.
Для последнего угла мне приходится вставать на самый верх лестницы и вытягиваться, избегая давления на ложные стены. Рио кладёт руки мне на талию, чтобы удерживать меня, и я осознаю, что совсем не боюсь упасть.
Может, он всё-таки разбирается в этих красивых метафорах.
Я разглаживаю последний кусочек ленты, и удача, наконец, улыбается нам. Зал достаточно тускло освещается наверху, так что ко времени окончания заклеивания, его почти не видно. Нужно присматриваться к отдельным кускам оформления, чтобы заметить, а я сомневаюсь, что кто-то станет это делать.
- И подкрашивать не надо, - говорю я, смеюсь и верчусь от облегчения и истощения.
- Может, стоит выключить лишние лампочки и включить звёзды? Посмотрим, как станет смотреться?
Мы пользуемся прожекторами, пока работаем, которые заберут через несколько часов, и мы ещё не видим полного эффекта. Но... я и не хочу видеть.
- Подождём. Я хочу увидеть это впервые сегодня вечером. К тому же, если что-то не так, я не смогу это исправить. Лучше не знать.
Он смеётся.
- Всё выглядит идеально. Это же классно.
Я улыбаюсь и киваю, в последний раз осматриваю зал и представляю себе то, как он станет выглядеть, когда с экспонатов снимут завесы и включат все световые эффекты. Всё получится. Должно получиться.
- Теперь я отвезу тебя домой, чтобы ты могла поспать и подготовиться к своему великому дебюту.
Я не спорю. Каждая частица меня болит, и если я до вечера не посплю, стану совершенно измотана. Я хочу насладиться этим. Мы выходим, закрываем за собой дверь и киваем охранникам.
- Эй! - Машет Тайлер. Она поднимается по лестнице, где мы и встречаемся. На ней чёрные брюки в обтяжку, красные шпильки и белая рубашка с пуговицами. Её волосы затянуты в тугой высокий хвост. Она кивает в сторону охраны.
- Труляля и Труляля на своём посту?
- Ага.
- Стойте, а вы закончили?
Я киваю, перспектива кровати манит и утяжеляет мой мозг.
- Закончили.
Она пищит и бросается ко мне с объятиями.
- Не думала, что ты сделаешь это.
- И я ценю твою веру.
- Что ж, ладно, я здесь на целый день. Увидимся вечером?
Я сильнее обнимаю её.
- Ты мне нужна, и ты всегда помогала мне на каждом этапе этого пути. Ты потрясающая. Спасибо.
- Боже. Не заставляй меня плакать, мой макияж рассчитан до конца вечера. - Она отталкивает меня.
Я машу и поворачиваюсь, чтобы продолжать спускаться по лестнице.
- А! Кстати, там какой-то парень спрашивал про тебя у стойки регистрации, когда я входила, но он ушёл, когда ему сказали, что ты занята.
- Он спрашивал меня, в смысле меня? Моё имя?
- Ну да.
- Сириус?
- Ну, я знаю, как твой брат выглядит. Это не он. Смуглый парень, наверное, такой же, как Сириус, очень высокий, красивый. Я бы сказала, пугающе красивый.
Я хмурюсь.
- Таких не припоминаю. - Странно, у меня появляется ощущение, что я снова не могу глотать. После сегодняшнего вечера мне и правда следует ехать домой, как мама хочет. Что-то не так и я не знаю что, но я знаю, что моя мать может это выяснить.
А пока я стараюсь не волноваться. Сегодня так много людей входит и выходит из музея, и они могут знать меня или им нужно со мной поговорить: грузчики, охранники и так далее, и тому подобное. Но всё же, выходя из музея, я рада, что со мной Рио.
Я входила на выставку. Вокруг темно, даже звёзды не горели. Все экспонаты исчезли, кроме одногостатуи моей матери посреди зала, освещённой изнутри.
Я не помнила этой статуи. Её не должно быть здесь. А где фрески? Где звёзды? Всё не так! Всё это закончится моим фиаско, меня будут обвинять. Я всё испортила.
Потом я поняла, что это не статуя. Эта настоящая Исида.
- Мама?
Она улыбалась и протягивала одну руку ко мне.
- Привет, Айседора.
- Ты приехала ради открытия выставки? - Сначала я ощутила короткую вспышку гордости и счастья, потом её сменило смущение. - Мы совсем не так задумывали этот зал. Я сделала гораздо больше Я сделала... Я не знаю, что произошло.
- Ты кое-что изменила, - сказала она мягким, грустным голосом.
Моя рука сознательно взлетела к волосам.
- Э, я, хм-м...
- Во снах. Во тьме. Ты что-то поменяла.
- Я не могла позволить ей... Я не могла больше просто смотреть на это.
- Ты знаешь, я бы предпочла, чтобы ты была в безопасности, - сказала она.
Я открыла рот, чтобы сказать что-то, но... я не знаю. Она бы тысячу раз предпочла погибнуть самой, чем позволить чему-то случиться со мной. Такова её правда. Моя правда. Правда, которую я отталкивала от себя и погребла под всеми этими годами злости и непонимания.
- Я люблю тебя, - сказала она, и слеза скатилась по её лицу.
- Мама, прости меня, я...
Но было слишком поздно. Я была права. Она была всего лишь статуей, и пока я смотрела, она рассыпалась в пыль. Я осталась одна в темноте.
Глава 14
Исида стала той, кем хотела быть. С помощью магии, коварства и железной силы воли она защищала то, что ей принадлежало. Она выживала. Она изменялась, захватывая роли других богов, забирала почитателей там, где только могла, и использовала их для своей поддержки. Она переживала поколения, выходила за рамки культур, распространяла своё влияние и поклонение себе за границы земли и неба, которые её создали. Она создала огромную сферу поклонения и власти, а потом создала крошечный, защищённый мирок, чтобы кормить себя и тех, кого любила. Возможно, что она изменится и ослабнет. Но всё же всегда будет вечной. Но если я и вынесла что-то из своей семьи, то только то, что иногда даже те вещи, которые длятся вечностьне длятся вечность.
Без паники. Без паники. Всё хорошо.
Перед выходом из дома я пишу маме, и в этот раз честно описываю в деталях мои сны. Тьма близко. Слишком близко. Я делаю несколько глубоких вдохов и смотрю на себя в зеркало солнцезащитного козырька машины. Я стараюсь не выглядеть испуганной, что уже хорошо.
- Сириус, купи мне билет на самолёт домой.
Он останавливается на светофоре и недоверчиво на меня смотрит.
- Серьёзно?
- Я хочу вернуться сюда. В смысле, если вы не против. Но скоро случится что-то плохое, и... это странно, но я беспокоюсь за маму.
Он улыбается.
- Да уж, немного странно. Мама может сама о себе позаботиться. Но она точно это оценит. И, конечно же, ты можешь вернуться. Мы купим билет туда и обратно, если тебе так станет спокойнее.
Я улыбаюсь. Это меня успокаивает. Всё получится.
Когда машина Сириуса переезжает "лежачего полицейского", я вдеваю во второе ухо серьгу, и теперь оба чеканных золотых диска свисают из моих ушей, и щекочут шею. Эти серьги подходят к моему поясу из квадратных звеньев золотой цепочки на бёдрах, а мои золотые сандалии завершает ансамбль из аксессуаров. Я хотела надеть что-то и на запястья, но не нашла ничего подходящего.
И... я одета в белое. На мне платье без рукавов, с вырезом в виде ниспадающих на грудь складок. Подол доходит до пола, но с разрезом, который доходит до середины бедра. Моя мать подарила его мне на последний день рождения, но я никогда не одевала его. Я бросила его в чемодан из прихоти, когда уезжала. Никогда не хотела его носить, потому что думала, что стану выглядеть как Исида. В своих украшениях и с подведённым макияжем "кошачьи глаза" я смотрюсь как египетская богиня. Но это по-прежнему я, только египетская богиня, что соответствует теме сегодняшнего вечера.
- Мы приедем с Диной через час, - говорит Сириус и останавливает машину в неположенном месте напротив музея. Дина нехорошо себя чувствовала и не пошла сегодня на работу, чего раньше не случалось. - Нам не терпится посмотреть на твоё творение. - Он гордо улыбается, и я улыбаюсь в ответ. - Надеюсь, оно нам понравится, а то из-за него ты была так занята, что даже ничего не делала в детской комнате.
- Согласно моим подсчётам у меня есть ещё месяц, - я виновато склоняю голову. Только если я не поеду в Египет. - Что ж, у меня хорошие помощники. Мы всё доделаем.
Я выхожу из машины и делаю глубокий вдох. Расправляю плечи, шагаю по лестнице и стучу в синие двери. Они заперты до начала торжественного открытия выставки, войти могут только приглашённые лица. Дверь открывает один из охранников, и его глаза широко раскрываются, прежде чем он отходит в сторону, чтобы дать мне пройти.
Я вхожу и поднимаюсь по красной лестнице. Тайлер визжит, когда видит меня, она наводит порядок на столах, стоящих вдоль стен. Они покрыты белыми скатертями, а стоящие за ними бармены расставляют в ряд бутылки с вином. Придирчивая половина моего мозга думает, что в действительности они обязаны иметь дорогое тёмное пиво, если хотят воспевать древний Египет. Но полагаюоно не такое элегантное.
- Итак... - Тайлер машет рукой на столы. На каждом из них стоит высокая каменная ваза с тростником.
- Супер! Ты сделала это!
- Ты уже видела зал?
- Нет! А ты? - Мой желудок нервно сводит.
- Ещё никто не видел.
Я глубоко вздыхаю, потом морщу нос.
- Нам надо дождаться Рио. Без него мы бы этого не сделали.
- Только лучше ему этого не слышать, иначе он никогда не даст тебе об этом забыть, - говорит она, её глаза блестят, когда она переводит взгляд куда-то за моё плечо.
- Так и есть. Он классный. Если только... - Вдруг до меня доходит на что она, скорее всего, смотрит, и что так её забавляет. - Беру слова назад. Всё сделала я. А вам с Рио лишь разрешала помочь из доброты сердечной. Я бы сама закончила несколькими днями раньше, если бы вы двое не мешались под ногами.
- В самом деле? - спрашивает Рио, и я оборачиваюсь. Как же хорошо, что я заранее сделала гримасу на лице, потому что иначе у меня бы отвалилась челюсть, и это было бы непростительно. Он одет в тёмно-синюю рубашку с расстёгнутой верхней пуговицей и чёрные брюки в тонкую полоску. Никто не может выглядеть так одинаково хорошо в джинсах и футболке, и парадной одежде.
- Ты выглядишь, - говорит он, и его глаза восторженно оглядывают меня также, как я восторгаюсь им, - совершенно потрясающе.
Я ухмыляюсь.
- Ты и сам довольно красив.
- И Тайлер выглядит убийственно сногсшибательно, - говорит Тайлер. - Не стоит, спасибо, Тайлер!
Я отвожу свой взгляд от Рио, и дёргаю пепельно-блондинистый хвост Тайлер.
- Это и так понятно. Кстати, мне очень нравится твоя причёска. Пойдёмте смотреть, как там наш зал.
Набирая воздуха в грудь, я настежь открываю двойные двери. Прожекторы убрали, и зал стал абсолютно чёрным, если исключить свет, просачивающийся из-за моей спины.
- Вот, - шепчу я, дотягиваюсь и включаю кнопку на удлинителе, спрятанном рядом с дверью. Тайлер резко вдыхает, и я закрываю глаза, выжидаю несколько секунд, перед тем как выпрямиться и открыть их.
Вокруг нас мерцают звёзды, создавая иллюзию космоса, погружённого в темноту. Все витрины купаются в тёплом свечении, выступая подобно островкам света на фоне вечности. Именно так, как я рисовала это в своём воображении.
Рио берёт меня за руку и сжимает её.
И я пожимаю его руку.
Кто-то прокашливается позади нас, и я резко оборачиваюсь. Это Мишель. Она рассматривает зал с улыбкой на лице, но напряжение в её карих глазах готовит меня к тому, что что-то не так.
- Мишель? - Дело не в зале. Не может быть в зале. Амон-Ра, зал выглядит идеально. Ей придётся понять, что зал идеален. Мы сделали всё, что могли в рекордные сроки, и он выглядит потрясающе. Она не может ненавидеть меня. Не может.