И кто это будет?
Либо Соринь, либо Девьер.
Ну, теперь я понял, зачем им так сильно потребовался я сам. Меня хотели впихнуть на трон, а я-то думал, что для раздутого эго отцов семейства Киль будет достаточно титула герцогини для дочери и потомков. Какой же, однако, я зашоренный.
А как же род Ранев?
Они против власти и не станут продвигать своего наследника на трон. Это знают все окружающие.
Я опять кивнул. Но стало любопытно, что бы стали делать все заговорщики разом, пожелай Ириден стать королем? Он бы их казнил всех скопом, просто защищая свою семью от повторения текущего сценария. А потом построил государство по новой модели, к которой тяготеет его новаторский ум. Возможно, даже упразднил само понятие монархии, как строя правления.
Как они собираются контролировать род Девьер?
Никак. Это все их план.
А вот этого Элоизь не знала. Видимо, ей доверяли не до конца.
Кто еще замешен в сговоре против короля Ульроса, его брата и отца?
И опять зазвучали имена. Леди и лорды, торговцы, контрабандисты, что остались не у дел, промышленники и мануфактурщики. Знала старая кормилица очень много. За годы службы она стала привычной частью интерьера, вот и не стеснялись ее сестры, обсуждая, как посадят на трон свою общую дочку. И лишь старая женщина любила малышку Элоизь, пытаясь стать ей любящей бабушкой, раз ребенку так не повезло с остальной озабоченной властью семейкой.
Потом я выспрашивал, кто какие роли из заговорщиков выполняет, чем поддерживает и как часто бывает в доме Киль. Мой голос охрип, а горло болело. Никогда еще допрос не был для меня столь сложным. Это же какими бессердечными нужно быть, чтобы приговорить к гибели целые рода, разжечь войну и поддерживать накал, подставляя то одну, то другую сторону. Ведь они хотели заставить сражаться между собой Ульроса и его бывших союзников, убивая как простых работяг, ставших случайными жертвами, так и наследников титулов. За это время король бы отловил с помощью своей верной армии и отправил на каторгу многих, разжигая ненависть еще сильнее.
Потом братоубийство, казнь Лерье, и да здравствует новая правящая семья! Вот только закончатся ли беспорядки так просто? Примут ли знатные рода, что смогут выжить нового короля и его дракона? Да, я черный, но не единственный в нашей стране. Не самый сильный, как род белых драконов. Нужно быть очень наивными, чтобы верить в то, что я смогу править достойно, не имея опыта в этом.
А они сами даже не представляют, сколько проблем и забот ложатся на плечи короля с его мантией. Да им порт покажется детской песочницей!
От самого допроса было мерзко и тяжело. Но стыда я не чувствовал. Не время играть в благородство, когда такие, как она, будут гибнуть на улицах.
Да, я использовал эту женщину. Никакой благодарности я от нее точно не получу. Скорее, меня будут проклинать долго и со вкусом, многие годы. Но теперь ей не грозит каторга, как причастной к заговору по собственной воле. Также она не грозит и всей прислуге заговорщиков, а это без малого несколько тысяч человек. Разумеется, если они непричастны или были под клятвами разной степени принуждения и опасности.
Им позволят забрать свои вещи, выплатят из конфискуемого имущества семей пособие за полгода и разрешат, продав собственное имущество, перебраться за пределы столицы. Все они смогут дожить свой век в тишине и покое, а не работая, не разгибая спины, на рудниках. Их же хозяев ожидает либо смертная казнь, либо те самые рудники, без права помилования.
Если ты закончил, то я бы хотел ее отпустить. Слабая она совсем. Клятва ее не убивала, конечно, но знатно подтачивала здоровье. Дала она ее еще девчонкой деду из семейства Киль, или как их там звать, привлек мое внимание Сальтор, с тревогой посматривавший на старую кормилицу.
Хорошо, последний вопрос и закругляемся, быстро ответил я и сразу спросил у женщины. Скажите, как давно подготавливался план захвата власти? Кто именно первым о нем заговорил?
С тех пор, как вернулась младшая госпожа и ее возлюбленный. Это была их заветная мечта, вновь стать лордом и леди, но собственного рода. Без тех, кто будет указывать им, что делать.
Собственно, так я и думал, но иметь один зафиксированный ответ лучше, чем тысячи предположений.
Отпускай ее, дал я свое согласие, и отступив на пару шагов, опять надел внешность стража.
Сальтор набрал в шприц какой-то раствор и сделал ей укол в область сонной артерии. Синяк там был знатный, и тончайшего прокола никто не приметит. Тем более, что саму инъекцию он сделал низко. Ворот платья и шарф прекрасно скроют ранку.
Теперь ждем пять минут и приступаем ко второй части уговоров сдать хозяев. Но не особо усердствуй, а то еще согласится С такими-то перспективами закончить жизнь на рудниках.
Думаешь, она не откажется подавать жалобу? я скептически посмотрел на целителя.
Столько лет она молчала, терпела, все понимала и не сдала предателей. А теперь вдруг поскачет сознаваться? Нет. Бред же!
Конечно, она откажется. Но, как видишь, она легко поддается на уговоры. Может написать признание, а потом объявить, что ее заставили. Такие будут подыхать, но девочек, которым посвятили свою жизнь, примутся вытаскивать даже с того света. Но лишь когда поймут, что натворили.
Для меня подобное было дикостью. Но, с другой стороны, я сам готов был отдать все, лишь бы моя семья не пострадала от проделок Элоизь. В чем-то я был похож на эту женщину, посвятившую свою жизнь чужим девочкам и считающую их своими. Ведь с момента, как я опознал в Эльзе пару, онамоя семья по законам сущности. Однако, я сопротивлялся инстинктам какое-то время.
Стоило ей задышать глубже, как Сальтор сделал мне знак рукой, призывая приготовиться. Он сам присел рядом с ней и пошлепал ее по щекам, словно она потеряла сознание.
- Ну, что же вы, милая, приговаривал он и качал головой. Никто вам тут ничего плохого не сделает. Не пожелаете писать бумажки разные, и не станете. Незачем из-за этого чувств лишаться. Не хорошо это. А если бы я вас в этот момент не бинтовал, а резал? Остались бы без пальцев. Как минимум, трех!
Я потеряла сознание? удивленно спросила кормилица и огляделасьА почему?
Слишком настойчиво убеждал вас наш доблестный страж, бросив на меня грозный взгляд, целитель вернулся к разъяснению произошедшего даме. Никто на каторгу ваших девочек не отправит. Это для преступников посерьезнее такие наказания. Оштрафуют, проверят их доходы, чтобы всякой грязью не занимались, и оставят в покое. А каторга и виселица, это для предателей родной страны, убийц и воров. А я не думаю, что ваши воспитанницы такие.
Женщина вздрогнула всем телом и сжалась. Сразу стало видно, что попал целитель в самую точку, но ему собираются нагло врать.
Нет! Они у меня честные и чистые малышки. Самые лучшие. В других домах старую прислугу выставляют за дверь, а меня терпят уже сколько лет.
Но ведь вы несвободны! вставил я свои пару слов.
Да зачем мне эта свобода, старой, нужна, махнула она рукой и постаралась улыбнуться. Мне бы дожить свой век в тепле и покое, и все. Так что зря вы пришли, страж. Я не буду ничего писать. Упала я сама, а синяк Сильно шарф затянула на горле. Слишком спешила. Просто очень спешила. Руки уже плохо слушаются, вот и вышло так неудачно. И клятву я давала сама, по своей воле.
Как знаете, брезгливо сморщившись, я задрал подбородок и удалился.
Примерно так реагировал на отказ что-то писать тот, кем я сейчас прикидываюсь. Карман жег кристалл, и мне пора было спешить.
Я громко хлопнул дверью палаты и недовольно протопал на выход из здания. Мне посмеивались в спину, но я не реагировал. Я возвращался в кабинет Ульроса, используя тайный ход. Простой страж не мог попасть на прием к Его Величеству, а я, полковник Соринь, уже третий день, как не в столице.
Я даже не буду арестовывать никого. Этим займутся другие люди. Под разными мелкими предлогами пройдут в дома и арестуют всех жильцов, посадив под домашний арест, начав допросы прямо на их территории. Как только подобным образом мы обезвредим всех, тогда и начнем их перевозить в кандалах в подготовленную к заселению темницу дворца. Незачем языкатым соседям знать больше, чем нужно нам.
Самым важным делом будет не упустить всех, чьи имена мы уже знаем, и кого они нам еще назовут.
Меня пока светить Ульрос не хочет. Словно я не в курсе происходящего. Все начали белые драконы, и вину возьмут на себя Ульрос и Лерье, оставив меня на крайний случай. Ведь по мнению заговорщиков, я в их полной власти. Может, кто решит шантажом спастись от тюрьмы.
И это не просто мои доводы. Об этом мне сообщила Элоизь и кормилица ее матерей. Меня хотят заставить служить, словно цепного пса, самые именитые заговорщики.
При таком прикрытии самое верное делосидеть безвылазно в штабе координации и руководить задержаниями. И если кто-то посчитает эту работу легкой, то он глубоко заблуждается. Вся информация сползается в штаб. От времени и места начала операции до последних вздохов и бегающих глазок подозреваемых. Другое дело, что никто не замечает тех, кто стоит в тени и не спрашивает ничего лично в допросной комнате.
Глава 7
Этим же вечером первые заговорщики были захвачены, став толпой заложников в собственных комфортабельных домах.
Прислугу согнали в ее комнаты и заперли, пообещав кормить и выводить в туалет каждые пять часов. Все допросы с давшими клятву будут только после полного освобождения, и явно не в полевых условиях. По факту, они все могли лишь закопать своих хозяев поглубже. С ними проблем практически не было. Будучи под строжайшими клятвами, мужчины и женщины лишь вздохнули свободнее. Господа приказать ничего не могут, значит, и проблем с угрозой для жизни им создать не смогут. Приказать умереть слугам они точно теперь не могут, а там, может, и наладится все само. Главное, в живых остаться и не пострадать из-за козней заигравшихся лордов.
Куда сложнее было сладить с именитыми аристократами. Вот у кого взыграла обида за нарушенные красивые планы, сулившие им баснословные перспективы.
Они кричали, требовали должного отношения, топали ногами, рыдали и падали в обморок. Отдельная категория кидалась драться со стражами. И вот тут их ожидало разочарованиестражи получили приказ жестко пресекать сопротивление и сразу одевать на бунтовщиков ошейники каторжников. С ошейником все станут и сотрудничать, и отвечать на вопросы максимально подробно.
Хотя Даже без этих аксессуаров, смысла от выпадов не было никакого. Заговорщиков по одному уводили в кабинет, и допрашивали под печатью правды, записывая всю информацию. Штука это неприятная, в отличии от той, что применял я на служанке. В сознании они оставались полностью, им не подчинялись собственные руки и язык. Руки послушно писали списки и планы, заверяя их подписями с вензелями, а язык отвечал на все заданные вопросы. Поспорить с подобными аргументами заговорщики не смогут, да и без затуманенного сознания винить им будет некого, кроме себя самих. Сами поставили на кон все, что имели, и сами проиграли. Победителей не судят, так они говорили. И в чем-то были правы, всех их судил текущий победитель.
Прослушивая и читая бумаги с допросов, я направлял беседу со следующими допрашиваемыми в нужное нам русло. Подсказывал верные вопросы давно работающим следователям, и тем, кто только сейчас прошел обязательную нынче проверку на лояльность и приступил к работе с заговорщиками. Как координатор, я не мог опускать руки, отвлекаясь на сон и полноценное питание. Поэтому я поселился в небольшом кабинете и слушал, слушал и слушал, иногда позволяя себе отключиться между допросами. Пока одних уводили, а других приводили. Между этими бесконечными расспросами стражи и следователи завершали записи, сохраняли кристаллы, определяя их в коробочки, подписанные именами допрошенных. Туда же складывали стопку исписанных листов. Порой она была настолько большая, что уставшие следователи ругались, утаптывая в коробку не помещавшиеся откровения в совершенных преступлениях. Чушь, что все эти лорды не понимали, куда ввязываются! Все прекрасно знают законы нашей страны, и подсознательно отмечают, какой штраф или срок им полагается за каждое деяние и пособничество. Вот и выходило, что у одних в итоге были пять скудных листов, а у других набиралось на целую рукопись в несколько томов.
Примечательно, что глава семейства Киль не особо провинился перед законом, если сравнивать его вклад с остальными. Да, он предоставлял дом для некоторых встреч и выдавал деньги брату и его знакомым. Да, планировал позже разорить конкурентов и заиметь титул. Но не убивал и не мечтал о кровавом свержении власти. А младший брат с супругой являлись идейными вдохновителями заговора, и их точно ожидала виселица.
В результате, практически в каждом доме были как виновные в заговоре, так и те, кто ничего не знал или не желал участвовать в подобном. Некоторые не одобряли действия семьи, и хотели их остановить, но их заставляли дать клятву подчинения, угрожая смертью им или их детям. Увы, но некоторых несогласных примкнуть к заговору даже убивали. Для всех, эти несчастные уезжали по делам семьи и пропадали без вести.
У меня в голове не укладывалось, как главы родов, участвующих в заговорах, могли уничтожать своих потомков?! Пусть не своими руками, а сообщая основным вершителям, кто из родственников не согласен с грядущими переменами. Это не изменяло то, что они подписывали им смертный приговор. Пускай это были не их дети и внуки. Не важно, что относились они, по большей части, к побочным ветвям семьи. Но это же не чужая кровь!
После подобных обличающих фактов, чувство жалости я не испытывал, составляя краткие отчеты о действиях против короля и его семьи. Даже сообщение, что в каждом доме находился один или два смельчака из заговорщиков, кто попытался покончить с жизнью или откусить себе язык, не поднимали их в моих глазах. Они сами виноваты в глубине той отхожей ямы, в которую угодили.
Не думаю, что действия с членовредительством были от желания поддержать сторонников заговора и не выдать других. Нет. Этим мятежным лордам не хотелось лишаться всего, что они нажили и отправляться ворочать камни. Даже если всего имуществане особо презентабельного вида дом в столице и хилый баронский титул. А ведь эту щадящую меру пресечения им нужно было еще заслужить. Да и не особо отличались по значимости в моих глазах быстрая смерть и лет двести труда в каменоломне. Я бы, скорее, пожелал завершить собственную жизнь быстро.
В свете все время приходивших отчетов с новыми, все более яркими описаниями творимого повсеместно беспредела, у меня стало зарождаться смутное подозрение, что одним развалом заговора мы не отделаемся. Потребуется успокоить людей, разъяснить обществу, на пороге чего мы находились, и как удалось остановить преступников. Вновь распределить земли и титулы, разыскав уцелевших членов родов, проверив их на лояльность власти. Вновь организовать труд наемных рабочих на тех производствах, что остались без владельцев. И это лишь то, что приходило в голову, стоило мне просмотреть списки подлежащего конфискации. Но в столице есть целых два белых дракона, им я и доверю думать на эту тему. С меня хватит сбора и обработки информации. На большее пусть не намекают. Я полковник, а не хозяйственник.
В штабе я не трудился в гордом одиночестве. Мне привели надежных помощников, с которыми мы вместе чертили схемы на карте столицы, отмечая замешанных в мятеже, составляли список их деяний и искали пересечения.
Не простая работа, для меня, боевого офицера. Куда проще приказывать и не особо тревожиться о последствиях. Отвечать за результат, не за бумажную работу, трепавшую мне нервы и державшую в напряжении. Я не привык делать что-то в пол силы. Не проверить показания, не сопоставить имевшиеся данные в стандартных протоколах использования порталов, именно подобной халатностью для меня и были.
В практически опустевшем дворце Ульрос косился на Лерье, что потирал руки и чертил виселицу, решая, построить ее на семь мест или на десять. Однако, чудесный у нашей страны будет серый кардинал. Настоящая находка для более мягкого короля и меня, который не особо желает знаться со всеми отпрысками знатных фамилий, постоянно отслеживая их выпады и закидоны.
На второй день «творившегося безобразия», как наши действия окрестили заговорщики, к нам в штаб пришел уставший Ульрос. Смутил своим присутствием работающих не покладая рук, уставших ребят, почитал наши расклады и схемы, вывешенные на больших досках с различными пометками и уточнениями. Покривился, куда уж без этого, прочитав обширный список знатных и зажиточных семей. Потом подошел к моему столу, и совсем не по-королевски плюхнулся на рядом стоящий стул.