Сестрёнку, это слово будто само соскочило у меня с языка.
Снежную сестрёнку! Отличная идея, Юлиан!
Но это совсем не обязательно, пробормотал я. Может, лучше сердитую тётушку?
Нет-нет, сказала Хедвиг, мы слепим себе сестру, старшую. Мне всегда так хотелось иметь старшую сестру! Я очень люблю брата, но мне всегда хотелось и сестру тоже. И теперь она у меня будет! Из снега!
И мы слепили старшую сестру. Снег был липким, и работа спорилась. Оказалось, у Хедвиг золотые руки. Мы скатали комок поменьше и водрузили на большой, а сверху ещё самый маленький. Потом вылепили плечи и руки. Нижний огромный ком превратился в широченную юбку.
Это она нарядилась, сказала Хедвиг, на Рождество.
Мы вылепили снежной сестрёнке длинные волосы, нос, сделали из шишек глаза. В конце Хедвиг собрала букет из еловых веток и закрепила у неё в руках.
А вот и рождественский букет! воскликнула Хедвиг. Старшей сестре непременно полагается букет на Рождество.
Непременно.
Больше я произнести ничего не смог. Не знаю, как так получилось, но наша снежная сестрёнка была похожа на Юни. Такого же роста, волосы такой же длины, и даже подбородок точно такой же, как у Юни.
Я зажмурился.
Вот бы
Вот бы, когда я их открою, там стояла Юни. Настоящая живая Юни.
И я поспешно открыл глаза. Глупый Юлиан. Это просто снег, снег из сада Хедвиг. Две шишки и еловые ветки. Ничего больше.
В горле застрял комок, я отвернулся. Хедвиг положила руку мне на плечо.
В чём дело, Юлиан?
Нет, ничего.
Она долго смотрела на меня, но я не нашёл в себе сил встретиться с ней взглядом. Я боялся разрыдаться. Я смотрел в сторону, на снег, на деревья, в никуда.
Но Хедвиг не сняла руки с моего плеча.
Она тебе кого-то напоминает? тихо спросила она.
Хедвиг всматривалась в меня своими добрыми зелёными глазами. Я кивнул.
Кого?.. Ну кого же?
У меня была сестра, сказал я. Она умерла этим летом. Прямо перед своим днём рождения. Ей должно было исполниться шестнадцать.
Подул ветер. Глаза Хедвиг заблестели от набежавших слёз. Не знаю, из-за ветра или из-за моего признания. Вдруг она подалась вперёд и обняла меня. Она замерла, будто ждала, что я скажу ещё что-нибудь. И я понял: ей можно рассказать всё. Хедвиг как раз такой человек, которому можно всё рассказать. Но я не смог. Побоялся, что не смогу выдавить из себя ни слова, а просто взвою. Я сжал её плечо хотел дать ей почувствовать, как я благодарен, что она здесь, рядом со мной.
И Хедвиг поняла: я не в состоянии ничего больше рассказать. Она улыбнулась и хлопнула меня по плечу.
Бр-р-р, я замёрзла. И проголодалась. Будто полвека ничего не ела. Я же обещала тебе яичницу! Идём?
Идём!
Когда я стянул с себя холодную, мокрую от снега одежду и ощутил тепло дома Хедвиг, ком в горле, к счастью, растворился.
Вилла «Веточка» была ещё уютнее, чем вчера. Все двери в коридор открыты, будто комнаты ждут нас в гости. Но в доме было тихо.
Ты и сегодня дома одна? спросил я.
Они пошли в магазин, ответила Хедвиг. А брат катается на коньках.
Понятно.
Если побудешь подольше, они наверняка успеют вернуться, проговорила она скороговоркой.
Хорошо, ответил я, и мы пошли на кухню. Помочь тебе с яичницей?
С глазуньей? рассмеялась она. Ну ты сказал!
Она показала в сторону гостиной.
Нет, лучше присядь там. Всё будет готово через минуту.
Я залез на огромный диван с мягкими подушками. И вправду будто сидишь на коленях у бабушки. От печи шёл жар. Я вытянул к ней ноги и ощутил разливающееся по телу тепло. Вскоре из кухни донёсся запах яичницы и бекона. У меня слюнки потекли.
Я свернулся калачиком и вдруг заметил, что за окном кто-то есть. У калитки, ведущей в сад, стоял мужчина и заглядывал внутрь. Немолодой, даже скорее дедушка, чем мужчина. У него была длинная седая борода. Но выглядел он вовсе не добродушным. Он пристально рассматривал виллу «Веточка», и выражение лица у него было странное. Сердитое или печальное или и то и другое? Я вскочил и подошёл к окну, спрятался за занавеску и стал за ним наблюдать.
Старик уже взялся за калитку, но остановился в раздумье. Он что, собирается войти сюда? Может, это родственник Хедвиг? Я надеялся, что нет. Что-то в нём меня пугало. Глубокая печаль. Или злоба. Не знаю точно.
Он открыл калитку и ступил в сад. Шёл он медленно, будто каждый шаг давался ему с трудом. Будто он никак не мог решить, идти ему дальше или повернуть назад.
Я бросился в коридор и крикнул Хедвиг:
Хедвиг, скорей сюда! В саду кто-то есть. Кто-то идёт.
Погоди, сейчас. Кто-то есть? Не может быть!
Она нахмурилась.
По-моему, кто-то недобрый, сказал я.
Мы вместе побежали к окну в гостиной. Я постарался не высовываться из-за занавески. И Хедвиг, по-моему, тоже. Мы спрятались каждый за своей толстой бархатной портьерой и выглянули в сад.
Где он? спросила Хедвиг.
Не знаю, ответил я. Только что был здесь.
Где?
Он открыл калитку и зашёл в сад.
Мы посмотрели на тропинку, ведущую к дому. Она была пуста. Старик исчез.
Хедвиг посмотрела не меня.
Ты шутишь?
Нет, клянусь! Он только что был здесь. У тебя есть дедушка?
Нет, ответила Хедвиг.
Ну, может, пожилой дядя?
Да нет же.
Или
Да забудь ты о нём! воскликнула Хедвиг. Ой, сейчас яичница подгорит!
И она кинулась обратно на кухню.
А я остался у окна. В саду полно наших следов, моих и Хедвиг. Тропинка плотно утоптана, следов старика не разглядеть. И тут меня словно пробил озноб. А вдруг их там нет? И его тоже не было. Вообще не было.
Глава 7
Мы накрыли в столовой с сиреневыми стенами.
Рождественская комната, сказала Хедвиг. Красивая?
Очень!.. А вы уже весь дом украсили? спросил я.
В столовой рождественские украшения были везде. На окнах бумажные ангелочки, на люстре банты из красных шёлковых лент, а в середине стола красовался подсвечник с большими квадратными свечами. Наверное, у них в каждой комнате по адвентскому подсвечнику.
Не-е-ет, не весь ещё, ответила Хедвиг, ещё много мест, где не украсили как следует. Важно, чтобы в доме рождественские украшения были повсюду. Знаешь почему?
Нет.
Будет несправедливо, если мы украсим гостиную, а туалет оставим как есть. Тогда он огорчится.
Огорчится? Туалет? Я не мог сдержать улыбки.
Дом всё чувствует. Каждая комната. И особенно комнаты виллы «Веточка», если ты понимаешь, о чём я.
Да, понимаю, сказал я.
Потому что вилла «Веточка» и вправду была таким домом живым.
Обожаю украшать всё к Рождеству! сказала Хедвиг. Я считаю, что даже самый крохотный уголок в доме должен быть нарядным. Согласен? Рождественское правило номер один: Рождества никогда не бывает слишком много. Даже чулан нужно украсить! У меня есть юлениссе, которого я ставлю туда каждый год. Когда открываешь дверь, чтобы взять что-нибудь самое обычное швабру, например, и сразу вспоминаешь, что сейчас Рождество. Так и должно быть. Ведь Рождество это чудо, и о нём надо помнить всё время.
Я кивнул. Я подумал о нашем адвентском подсвечнике, который так и пылился в кладовке.
Я думал о нём всё оставшееся до обеда время. В конце концов ни о чём другом я думать уже не мог. Я попрощался с Хедвиг и поспешил домой.
Когда я вошёл, мама с папой сидели на диване, уткнувшись каждый в свою газету. Похоже, свободного времени у них было хоть отбавляй. «Больше чем достаточно для того, чтобы достать подсвечник», подумал я. Но они явно о нём снова забыли. Я побежал в подвал.
Подсвечник стоял на полке на самом видном месте, перед коробкой с ёлочными игрушками. За прошедший год он сильно потемнел. Я взял его и отнёс на кухню. Порывшись в шкафу, я отыскал в самом углу порошок для чистки и тряпочку, натёр подсвечник порошком, дал постоять немного, чтобы средство подействовало я видел, папа всегда так делал, а потом стёр порошок.
Подсвечник стал приобретать свой настоящий цвет.
Я всё тёр и тёр, пока не убедился, что все тёмные пятнышки пропали. Потом я водрузил подсвечник в центр обеденного стола и залюбовался. Таким он и должен быть: блестящим, отливающим золотом.
Теперь дело за свечами.
Я перерыл все ящики на кухне и наконец нашёл старую пачку стеариновых свечей и коробóк спичек. Раньше мама с папой часто зажигали свечи, особенно осенью, когда вечера становились темнее. Но этой осенью им, видимо, хватало люстры. Эта пачка, должно быть, завалялась с прошлого года. Свечи оказались белыми, но это уже было неважно.
Я вынул четыре штуки и вставил их в подсвечник. Свечи никак не хотели стоять ровно, поэтому я подоткнул их фольгой я видел, папа всегда так делал. Я зажёг свечи и отступил на несколько шагов назад.