Я забыла как дышать. Потерянное было возбуждение возвращалось с каждым проникающим в меня сантиметром, усиливалось в тысячу раз и я почти теряла сознание от растущего наслаждения. В другой ситуации я бы уже кончила минуту назад. Или тридцать секунд назад. Или десять. Но сейчас Алекс мне не давал, и я понимала, насколько сильнее может быть это оттянутое удовольствие, невероятное, какого мое тело не испытывало еще никогда.
И когда последние сантиметры он преодолел одним коротким толчком, кажется, не выдержав сам, я почувствовала, как внутри меня взрывается медово-горько-крепко-сладко-ярко-золотой фейерверк, разливается густой сливочной карамелью со вкусом виски, заполняющей все тело до самых кончиков пальцев.
Но это было еще не все. Он только вошел. Алекс обвил меня своими крепкими руками, притиснул к себе изо всех сил и все же как-то умудрялся двигаться, не отрываясь, не размыкая самых крепких в моей жизни объятий.
А мне казалось, что я плавлюсь, растекаюсь в его руках, просачиваюсь сквозь пальцы, становлюсь алым пылающим воском, наполненным удовольствием и негой. Я непрерывно стонала, сливалась с ним, перетекала собой в его тело и обратно, и мир мерцал в моей голове золотистыми огоньками.
Кажется, он застонал. Или закричал. Или захрипел. Я не слышала Алекс стиснул меня так крепко, что кости затрещали, а кровь забила в барабаны в голове. И только последний поцелуй был легким, невесомым, будто не существующим. Но именно он вернул меня в границы моего тела, в реальность, наполненную расслабленной мукой. Кажется, все мое тело превратилось в желе, не осталось ни одной напряженной мышцы, ни одной кости. Даже если бы я захотела, я не смогла бы встать.
Но мне было нужно.
Алекс ушел в душ, а я, едва передвигая ноги, доползла до брошенного у входа рюкзака, достала оттуда купленный в Хэрродсе красный носок и кое-что в него спрятала. А потом добралась до фальшивого камина и подвесила носок сбоку, так чтобы его слегка прикрывала панель, но можно было заметить, если подойти поближе. Мой дурацкий, но очень важный подарок Алексу на Рождество! Я не могла купить ему что-то дорогое, но я могла подарить что-то любопытное.
Он вышел и застал меня у камина. Я сделала вид, что греюсь.
Ты чего вылезла из постели? удивился Алекс. Я сейчас схожу за какой-нибудь едой и продолжим.
Рождество же?
У нас тут мусульманские лавочки вниз по улице, очень удобно, и он принялся натягивать джинсы.
Я встала и обняла его со спины, положив руки на твердые мышцы живота. Прижалась щекой к горячей коже. Прошептала еле слышно:
Я тебя
Он наклонился, подбирая рубашку:
Хорошо, что так вышло. Я до последнего не был уверен.
В чем?.. осеклась я.
Ну Алекс стал продевать руки в рукава и мне пришлось отступить. Я сначала подумал, что ты специально Ника выслеживала. Знала, что он тут хорошо обустроился и приехала под предлогом школьной встречи.
Серьезно? у меня в горле застрял комок. Голос стал странным, но он не заметил.
Ну слушай, я же видел, как меня годами пытались захомутать ради британского паспорта. Да и к Нику однокурсницы липли страшно, пока он еще в Россию ездил. Потому и перестал, Донна бесилась.
Ага я отступила и забралась на кровать, укутываясь в одеяло по шею. Почему-то стало очень холодно.
До Лондона добирались немногие, но все равно были упорные. Я тогда и стал брать огонь на себя они легко переключались, какая разница, за кого замуж идти, я даже лучше, я свободен. Хотя Ник, конечно, богаче.
И ты Петрова защитил от меня, значит? за панорамным окном, где-то там за Темзой в небо взвились разноцветные фейерверки, один за другим. Рассыпались звездным дождем, медленно опадающим на рождественский Лондон.
Ну Алекс засмеялся, сел на кровать, натягивая носки. Я даже не запомнила, как он их снимал. Идеальный мужчина идеален во всем. Почти. Ты как-то быстро стала вести себя нестандартно. Даже в спальню к нему не заявилась под благовидным предлогом.
Но теперь-то ты меня точно обезвредил. Донне уже позвонил? красные и зеленые звезды за окном стали расплываться в глазах.
Алекс дотянулся до меня, сгреб в охапку и крепко поцеловал:
Конечно, обезвредил. Мне такая охотница за гражданством нужна самому!
Угу.
Он встал и пошел к двери:
Не скучай, я быстро!
Как только за ним захлопнулась дверь, я начала быстро собираться. Хотя что мне тут собирать одеться по-быстрому, да и все. Вот с чертовыми носками возникла проблема, я все никак не могла их найти, слезы застилали глаза, и время уходило. Хотелось сбежать, пока он не вернулся, чтобы не влезать в эти унизительные выяснения отношений. Плюнула, надела один носок. Красный, со снежинкой и белой оторочкой. Накинула пуховик, подхватила рюкзак и вылетела на улицу.
Угу.
Он встал и пошел к двери:
Не скучай, я быстро!
Как только за ним захлопнулась дверь, я начала быстро собираться. Хотя что мне тут собирать одеться по-быстрому, да и все. Вот с чертовыми носками возникла проблема, я все никак не могла их найти, слезы застилали глаза, и время уходило. Хотелось сбежать, пока он не вернулся, чтобы не влезать в эти унизительные выяснения отношений. Плюнула, надела один носок. Красный, со снежинкой и белой оторочкой. Накинула пуховик, подхватила рюкзак и вылетела на улицу.
Тут же нырнула в какой-то переулок, перебежала дорогу, нырнула в другой, прошла через парк, на удивление не запертый. Все почти вслепую, наугад. Только бы отойти подальше.
Выдохнуть.
Вытереть слезы.
Задуматься.
Без носка ужасно холодно, нога уже замерзла.
Возвращаться к Петрову не вариант. Стыдно.
Транспорт в Рождество не ходит.
И вряд ли можно найти открытый хостел или хотя бы отель.
Мечта о Рождестве в Лондоне обернулась стыдным, сжимающим сердце кошмаром.
И теперь еще как-то из него надо выпутываться. Даже поплакать нельзя холодный ветер с Темзы сдувает слезы, выстуживает мокрое лицо.
Я достала телефон и пошла по темной улице, искать бесплатный городской вайфай. Все магазинчики были закрыты и темны. Откроются они уже только послезавтра, но я надеялась, что хотя бы интернет они не выключают на праздники. Потому что, увы, ни автобусы, ни метро, ни поезда в Рождество не ходят. Все приличные люди сидят дома и едят индейку, дарят друг другу подарки, смотрят рождественские комедии и думают о том, как хорошо иметь семью.
Мне повезло подключиться к сети, когда я уже совсем закоченела. И даже с такси повезло оказалось, что некоторые машины все-таки выезжают в Рождество. Судя по фамилии водителя на карточке он либо мусульманин, либо индус. Почему бы не заработать, раз такой удачный случай ревущая русская, готовая даже заплатить сто фунтов за поездку в аэропорт. Во сколько мне обошелся билет на самолет до Москвы, я даже вспоминать не хочу. Хорошо, что у меня были отложены деньги на черный день.
Теперь я знаю, как он выглядит, этот черный день.
Дома у меня не осталось сил даже плакать. Я просто уронила рюкзак на пол в своей квартире, стянула ботинки и рухнула на кровать, не раздеваясь. И пролежала так целый день. И еще один день. И следующий. И так почти до самого Нового года, только иногда вставая, чтобы все-таки снять с себя одежду и с отвращением отбросить красный носок со снежинкой подальше, сходить в туалет и принести из кухни пачку засохших крекеров, которыми и питалась до самого утра тридцать первого декабря, когда залпы фейерверков за окном заставили меня все-таки разрыдаться.
И когда слезы закончились, я встала с постели, приняла душ, переоделась в теплые джинсы и старый свитер, вставила в телефон московскую симку, а туристическую сломала на всякий случай и стала думать, что же мне делать с этим чертовым семейным праздником.
До Нового года еще три часа. Можно успеть забежать в магазин, купить готовых салатов и шампанского и встретить его под телевизор. Можно позвонить подругам и напроситься в гости на их вечеринки. Можно просто лечь спать. Давно мечтала проспать Новый год.
И я даже сняла свитер, нашла беруши и маску и пошла ставить воду, чтобы заварить ромашковый чай.
Но потом развернулась, надела свитер обратно, влезла в пуховик, натянула теплую шапочку и поехала развлекаться в центр. Да, одна! Не одна я уже встретила праздник, спасибо, мне хватило.
Я никогда не умела завязывать разговоры с незнакомыми людьми на улицах, но это не понадобилось. Новогодняя Москва была похожа на одну большую вечеринку, где куча малознакомых людей пьет шампанское, зажигает фейерверки, поет, общается, делится мандаринами и шоколадками с прохожими, устраивает битвы снежками и какие-то веселые дурацкие забавы вроде «ручейка». Никто специально никому не представляется. Просто останавливаешься посмотреть на то, как приклеивают бороду двухметровому парню, а тебе соседи по толпе передают фляжку с коньяком и яблоко закусить.
На Красную площадь было уже не пробиться, зато на Театральной мне подарили хлопушку с серпантином.
На Тверской половниками разливали бесплатный глинтвейн в бумажные стаканчики. Специй в нем было намного больше, чем алкоголя, но согревал он все равно хорошо.
На Моховой мне дали выстрелить из ракетницы, и я, зажмурившись, запустила в ночное небо ярко-алую звезду.