Кстати, патриарху Никону было посвящено мое первое публичное выступление. И стало оно совершенно провальным, потому что выступать довелось в Доме Телешова вместе с отцом Львом Лебедевым, и мне, юному сотруднику Издательского отдела, быстро дали понять, что пришли послушать именно его, задать ему вопросы. Говорил он о патриархе Никоне блестяще. И я до сих пор помню восторженные глаза московской интеллигенции, которая слушала о Первосвятителе, не боявшемся говорить правду царю и утверждать Москву как один из центров православного мира.
Именно этим нелицеприятностью, мощью «глобального проекта», да и вообще масштабом своей личности патриарх Никон привлекал и привлекает умы. Да, по мнению многих, он часто был неоправданно резок и груб. Да, его имя слишком ассоциируется с властолюбием и с вульгарным, приземленным пониманием принципа «священство выше царства». Да, жесткие, непонятные народу литургические реформы привели к многовековому разделению среди православных христиан. Но посмотрим вокруг себя: много ли сейчас личностей такого масштаба, наделенных столь сильной ревностью о деле Божием? Чтобы таких личностей было больше, нужно всерьез говорить молодым о патриархе Никоне.
Приход постмодерна подчас изображается в православной литературе как нечто подобное урагану или цунами: на нас надвигается чудовищная разрушительная сила, от которой никому не укрыться и не убежать. Но давайте спросим себя: что уж такого принципиально нового приносит с собой этот период? И что в нем неотвратимо опасного? Между прочим, волна постмодерна смыла главную псевдорелигию недавнего прошлого культ науки, технологии, человеческого разума. Точно так же, наверное, в Древнем Риме люди в свое время устали от культа оружия, интеллекта, техники и предпочли мощной языческой цивилизации совсем поначалу слабую и по-человечески безнадежную христианскую.
Произойдет ли нечто подобное теперь? Это зависит от нас. Нам нужны апостольская ревность и мученическое самопожертвование, нужна свежесть чувств первых христиан. Двухтысячелетняя усталость Церкви должна уступить место новой юности. «Обнови нас, молящих Ти ся» эти слова нам нужно возносить ко Господу с воплем и слезами. И затем надо суметь увидеть и принять Божию помощь, когда она придет, исполнить Божию волю, когда она нам откроется. Надо услышать Его призыв. И явить посреди постмодерного безразличия красоту и силу истины, посреди усталости энергию, посреди мелких и глупых божков века сего Истинного Бога.
* * *Пасха особенно напоминает нам о вселенскости Церкви, о том, что Тело Христово объемлет людей разных национальностей, культур и эпох. Тех, кто живет в этом мире, и тех, кто уже покинул его. В пасхальную ночь во многих храмах Евангелие читается на разных языках. А проповедь Слово огласительное говорит сам святой Иоанн Златоуст, обращаясь к нам из глубины веков через читающего это слово священника! Когда я готовился к пасхальному эфиру на «Русской службе новостей», набрал много разной музыки русских, греческих, грузинских, сербских, латинских песнопений, исполнений пасхального тропаря на многих языках, классических и современных произведений, вплоть до бардовских песен и рок-композиций. Звучало это все очень гармонично, ведь говорило об одном о Воскресении Христовом.
Вот этого пасхального духа, который побуждает нас «радостию» обнять ближних и дальних, нам иногда очень не хватает в отношениях между православными людьми разных национальностей. Те, кто подчас обвиняют Русскую Церковь в национализме и филетизме, оказываются не готовы уступить церковное руководство людям другого этнического происхождения. По-моему, естественно, что там, где паства принадлежит по преимуществу к одному этносу, к нему же должны относиться и пастыри, и епископы. У нас так и есть: в Казахстане, где православные в основном русские, и митрополит русский. А вот на Украине архиереи украинцы, в Молдавии молдаване, и так далее. И если у корейцев или арабов архиереями вдруг должны быть греки, то это мина, подложенная под единство Церкви. Тем многонациональным Церквам, которые хотят сохранить себя и не расколоться, нужно избирать пастырей из тех народов, среди которых эти пастыри будут служить. То же касается и архиереев. Даже в тех случаях (и особенно в них), когда народы разделены конфликтами, признанными и непризнанными границами, трудной общей историей.
Когда я стою в нашем храме справа от престола, передо мной оказывается икона святителя Николая. Долго думал: как, глядя на нее, молиться евхаристическими молитвами, обращенными к Спасителю? И вдруг почувствовал: это же так естественно! Вот святитель, который всю жизнь был обращен ко Христу, созидал Церковь. Сейчас он молится за нас перед Престолом Божиим. И мы молимся вместе с ним, и мы с ним одна Церковь! Обращаться к нему за ходатайством и обращаться с ним к Спасителю великая милость, которую дает нам дивный во святых Своих Бог.
* * *Дискуссия о литургической и пастырской практике в нашей Церкви неизбежно будет продолжаться. Хотя бы потому, что в России, на Украине, в Белоруссии, в русской православной диаспоре с каждым годом появляются тысячи и тысячи активных людей мирян, клириков, архиереев, которые настроены такую дискуссию развивать и мнение которых в силу их знаний, опыта и энергии никто не сможет проигнорировать. Но если в начале девяностых, в условиях реальной опасности церковных расколов и переворотов, такая дискуссия носила чрезмерно эмоциональный характер, то сейчас есть все возможности сделать ее компетентной, спокойной, а главное наполненной духом соборности и взаимной любви, а не поисками «врагов Православия» справа или слева.
Цель подобной дискуссии, как и вообще соборного процесса, это чтобы открылись между нами искусные (1 Кор. 11: 19) и чтобы в итоге Церковь устранила из своих кровеносных сосудов все наслоения, чреватые одышкой, склерозом, инфарктами и инсультами. Думаю, мы уже преодолели опасность замалчивания проблем во имя ложно понятых «мира и безопасности». Рецидивы подобных настроений еще возникают, но люди, так мыслящие, просто не смогут управиться с нынешними задачами, а потому не будут уже восприниматься как духовные лидеры, как пророки и апостолы нашего времени.
Но возникает и другая опасность: стремление к реформам ради реформ. Иногда читаешь тексты, реальный смысл которых один все всё делают плохо, дайте мне «порулить». А все церковные проблемы сводятся к рассуждениям о том, что кто-то плохой: «фундаменталисты» или «либералы», старики, молодежь и, конечно же, иерархия. Вывод из этого не провозглашается, но подразумевается тех, кто виноват, надо переделать помимо их воли, а еще лучше изгнать. Но разве так нужно мыслить и действовать в Церкви?! Если человек критикует то, что делали или делают другие, нужно хотя бы непременно начать с себя. А главное предложить на общий суд и постараться отстоять в прямом диалоге свои предложения о том, как лучше творить дело Божие.
* * *И снова о «реформах» Главное чтобы под ними не скрывалось элементарного приспособленчества, желания стать «своими» миру, с его духовной расслабленностью, с его апатичностью, с его грехами и пороками. И пусть лучшим предостережением для всех нас будет путь некоторых западных православных общин, совершивших духовное самоубийство. Начиналось все вроде бы хорошо: «открытая» Церковь «с человеческим лицом», не властвующая, но служащая, не изолированная, но живущая жизнью общества Дальше диктат мирян с их материальными нуждами, дальше отмирание исповеди, поста, серьезной подготовки к причастию, что становится как бы естественным: ведь все перечисленное мешает «быть как все», быть близкими миру! Результат духовная смерть. 70 процентов детей и 95 процентов внуков таких православных уже не помнят о вере отцов и дедов. И не надо на них обижаться. Они просто пошли до конца по пути, выбранному их учителями. Те же, если еще живы, не случайно пытаются поучать Церковь в России. У себя они никому не нужны
* * *Сторонники и противники некоторых методов миссионерства сломали немало копий в интернете и на различных собраниях. Иногда аргументы «против» приводятся довольно своеобразные: мол, нельзя катехизатору, а тем более священнику петь с молодыми людьми громкие песни под гитару, садиться на пол, разговаривать на молодежном языке Но вспомним, что Давид скакал из всей силы пред Господом (2 Цар. 6: 14), да и псалмы он вряд ли пел как торжественные оды, восседая на троне. Нам не нужно бояться быть проще хотя бы иногда, не «снисходя» при этом к молодежи, но пытаясь поднять ее к высшему разумению через близкие, понятные для нее слова и образы. Отнюдь не все они, кстати, несут на себе печать глупости, разврата и чуть ли не сатанизма, как нас иногда уверяют. Но вот чего среди молодежи много это легковесной душевности, на которой человеку останавливаться нельзя.