Селифан открыл дорожный сундучок и обомлел.
Барин, а тут их нет! через какое-то время вымолвил он.
Как нет? заглянул в сундучок Порфирий Петрович. Пропажа водки его уже не так сильно удивила, как пряжка от фельдъегерской сумки. Никому пока об этом не говори, сказал он. Понял? и прошелся по комнате.
Сон у него как рукой сняло, и все части его тела привинтились к тем местам, куда им должно было привинтиться, но вот мысли в голове мыслей никаких не было! Селифан сочувственно посмотрел на своего барина и сказал:
Поспать вам, барин, надо, а я за водкой в Выдропужск съезжу, заодно кое-что у станционного смотрителя выспрошу. К вечеру вернусь. И он уложил Порфирия Петровича на диван, накрыл полушубком и вышел вон из комнаты.
Глава девятая
В Выдропужск Селифан отправился в компании с местным конюхом Семеном. У конюха тоже было там к кому-то какое-то дело, о котором он таинственно сперва умолчал. Правда, Селифан об этом деле конюха не выспрашивал. И вообще, поначалу подумал, что сей мужичок с всклокоченной бороденкой, похожий больше на пономаря, чем на конюха, навязался к нему в компанию исключительно, чтобы шпионить за ним. Уж больно невразумителен был у него повод в Выдропужск этот ехать: бутыль с мутной жидкостью отвезти. Об этом Семен, оправдывая свое пономарское обличие, на первой же версте Селифану рассказал. На что Селифан лишь усмехнулся про себя: «Что же ты мне на двенадцатой версте, мил-человек, порасскажешь?» Положительно, Семен ему все больше и больше не нравился. А тот, не замечая презрительного к нему со стороны Селифана отношения, лез, как говорится, в душу и уже по-свойски толкнул локтем в бок Селифана:
А барин-то твой, как я погляжу, не промах! Барыню нашу в момент распластал.
А мы, артиллеристы, все такие, ответил зло Селифан. Промаха не даем! И в укорот его болтовни пригрозил ему кнутом.
Семен обиделся, но через минуту опять принялся за свое.
Вот ты мне скажи, с неприкрытой издевкой обратился он к Селифану. Человек, я вижу, ты бывалый и к лошадям приставлен. А знаешь ли ты, что такое водка лошадиная?
Есть такой тип мужичков: из кожи вон вылезут, чтоб свою значительность показать. Уж ему и скулу набок свернут, и рожу кровью разукрасят, а он не унимается: лезет в фараоны египетские, и все тут. И нечего с ним не поделаешь. Нет на него казни такой, даже той же самой, египетской, чтобы его, замухрышку, унять!
Вот такой мужичок попался Селифану в попутчики, и он ответил ему равнодушно спокойно:
Выпей с ведро она и лошадиной и царской тебе будет!
Это как это царской? оторопел Семен. Сбил с него спесь Селифан царской водкой.
Не пробовал, что ли, царской водки? Попробуй враз поумнеешь.
Да и ты поумнеешь, если нашей, лошадиной, нахлебаешься! угрожающе засмеялся Семен.
Ты что, паря? тотчас сменил тон разговора Селифан, и не из-за грозного смеха конюха, а вдруг что дельное скажет. О царской водке по простоте душевной сказал. И не водка она вовсе, а так кхимия сплошная, кислота соляная.
А у нас не кхимия! погладил Семен, словно девку, бутыль с мутной жидкостью.
Так это она, что ли? сделал широкие глаза Селифан.
Она самая! уже снисходительно засмеялся Семен. Укорот на Селифана и он нашел, в фараоны вышел. И заговорил без удержу: Матрена ее из особых трав варит, а я станционному смотрителю отвожу. Уговор у него с Матреной. Он этой водкой лошадей поит, потому так мы ее и прозвали: лошадиной. А поит он их с таким расчетом, чтоб они, как пьяные, на нашей версте рухнули!
Зачем рухнули? только и успел вставить свой вопрос Селифан, когда Семен перевел дух, чтобы отхлебнуть из бутыли этой самой лошадиной водки.
Крепка зараза! передернуло все его тщедушное тело.
А сам-то не рухнешь? поинтересовался Селифан.
Не, мы привычные. Конюх распрямил спину, расправил плечи, задрал свою бороденку кверху. Явил, так сказать, свой фараонов облик Селифану. А зачем на нашей версте рухнули, догадайся сам! А? Догадался? Нет?
Чуден человек русский. Дай ему только значимость свою показать, он тебе такое выложит, что его за это на каторгу, а то и под топор палача. И ведь не пожалеет, что лишнего сболтнул! С полным своим удовольствием на каторгу в кандалах пойдет, голову на плаху положит. Перекрестится только. Мол, простите меня, люди православные, что так мало зла учинил вам. Вы бы меня еще тогда сильней жалели и уж точно простили.
Девки-то наши, конечно, товар соблазнительный, продолжил свои откровения Семен, когда Селифан ничего не ответил будущему каторжнику. Ну, подумай сам, долго ли, особенно на морозе, в таком соблазнительном виде выстоишь? Вот и поим лошадей, чтоб они наверняка возле баньки остановились. Девки тогда и выбегают.
И всех вы поите без разбору? Курьеров али фельдъегерей тоже?
Избави Бог!.. Фельдъегерей, перекрестился Семен. Поим с понятием. Правда, этим летом к нам один фельдъегерь заехал. Колесо у него сломалось. Сам я ему это колесо с кузнецом нашим починил. С девками, конечно, само собой, он побаловался. Смешная история с ним приключилась, захохотал Семен. Пока он в баньке с ними парился, значит, лошадь сумку его чуть не сжевала. Ели спасли! Ох, матерился он, бушевал. «Ремешок-то всего и съела», урезонивал я его. Ни в какую! Пистолетом машет, курок взводит. Насилу утихомирили. Денег даже не взяли. Думаю, он нарочно бушевал, чтобы денег-то не платить. Нет, с таким народом мы не связываемся. Зачем? Денег-то с них все равно не возьмешь.
Стало быть, говоришь, с понятием, с разбором поите! сквозь зубы проговорил Селифан и так прошелся кнутом по спинам своих лошадок, что они вихрем взметнулись, вихрем домчались до Выдропужска и, вихрем развернувшись, встали возле станционной избы. И теперь уже Селифан, ухватив за горлышко бутыль с лошадиной водкой и взяв за горло Семена, вихрем влетел в избу!
Говори, ирод, этим зельем ты фельдъегерских лошадей поил? заорал он на станционного смотрителя, мирно пившего чай, и с грохотом поставил бутыль на стол. Этим?
Смотритель затравленно посмотрел на бутыль, на Селифана, на Семена.
Этим, сказал чуть слышно.
Кто тебя надоумил? С кем ты в заговоре? Отвечай! И Селифан выпихнул Семена вперед: С ним?
Нет, ответил смотритель.
А с кем тогда?
Пусть он уйдет, кивнул головой смотритель на Семена.
Мерзавец, ты у меня будешь говорить! на чистейшем французском языке заговорил тогда Селифан и ухватил смотрителя за горло.
Смотритель захрипел, но по-французски он не понимал.
Каналья, говори! перешел Селифан на немецкий и крепче сжал его горло, но смотритель не понимал и по-немецки.
Висельник, обратился тогда Селифан к нему по-английски, я тебя заставлю говорить!
Смотритель захрипел еще пуще. Он не понимал и по-английски и обалдело смотрел на Селифана, приняв его за генерала. Так был свиреп и важен в эти минуты Селифан.
Отпустите, барин! наконец вымолвил смотритель по-русски. Я все скажу в-ваше ваше прев-вос-сходительство!
Говори! лишь ослабил хватку Селифан.
Месяца два тому назад один черный человек как вы инкогнито, начал рассказывать смотритель.
Что? взревел Селифан, входя в генеральскую роль. Как смеешь ты меня с каким-то мавром сравнивать! Задушу, добавил он сообразно мизансцене, в коей они в данный момент оказались, и захохотал.
Селифановой шутки смотритель не понял, так как Шекспира не читал, да и не до Шекспира ему было.
Простите, ваше превосходительство, проговорил он, не точно выразился. Он во всем черном был, а так лицо белое, усы только и бакенбарды черные.
А не путаешь? Может, крашеные?
Нет, не путаю. Природный цвет.
Не прихрамывал?
Нет, шустрый был вроде вас, осекся смотритель. Все стращал. Откуда-то узнал, что мы тут, кивнул головой на Семена, проделываем. Вот и застращал. В полной его власти я оказался. Приказал фельдъегерских лошадей поить водкой ихней, но меру чтобы в два раза уменьшил.
Уменьшил?
А как не уменьшить?! Виселицей пригрозил!
И больше он к тебе не приезжал?
Нет.
Так, насупился Селифан. О чем с тобой тут толковал никому! Понял? И брезгливо отшвырнул от себя смотрителя.
Как не понять, ваше превосходительство!
И вот еще что, уже в дверях проговорил Селифан, Если вдруг он объявится, то в Москву немедля депешу на мое имя. Генерал-аншефу Селифанову!
Непременно! возликовал смотритель. Непременно! И рухнул на табурет.
Через час, купив водки в трактире, Селифан с Семеном возвратились в имение Пульхерии Васильевны.
Разумеется, Селифан приказал и Семену молчать о всем случившемся. Пригрозил Сибирью. «А так, оглядел он при этом Семена с ног до головы, может, помилую». И душа у конюха ушла в пятки. «Это в каких же таких тогда страшных чинах пребывает курносый, бритый наголо, барин? подумал он со страхом. Если сам генерал-аншеф Селифанов за кучера у него!»