Бесы с Владимирской горки - Лада Лузина 8 стр.


 Простите, голубушка, но клиент будет завтра с утра, у нас уж все договорено и отменить невозможно. Сами понимаете, что он мне скажет, когда узнает, что перед приходом я отдал кому-то другому его сундучок. Как минимум укажет на дверь. То есть не укажет, но откажет в доверии.

 Вот как?  Катя мысленно возблагодарила Бога за то, что она красивая женщина и не обязана обременять диалог наличием логики. Иногда это очень облегчает жизнь.  Значит, мое доверие вас не волнует?

 Катерина Михайловна, о чем вы?!  замахал руками Витольдович.  Да я за неделю подберу вашей кузине такой же сундук. И даже не за неделю, за день-два За сутки, хотите?

 Нет, я хочу именно этот!  Катя взглянула на золоченые часы с колоннами в стиле ампир («Топов ждет уже 40 минут, нужно спешить») и взяла антиквара за подбородок.

 Ну, если вам так приглянулась какая-то конкретная вещь, возьмите ее. Просто в подарок,  пролепетал Бам.

«Твои бы слова, да Киеву в уши»,  подумала Катя. Кабы она знала, какая вещь ей «так приглянулась», это бы сходу решило полдела.

 Нет, я хочу купить все!  Катя полностью исключила из тона капризно-женские нотки.  Сколько он стоит?  Дображанская легко могла принудить антиквара одним движением пальца с кольцом оделень-травы, но она дорожила отношениями с Виктором Арнольдовичем и не хотела быть виновницей его неприятностей. Во всяком случае, делать это бесплатно.

 Сам сундук-то стоит гроши  тоскливо протянул антиквар.

 Я говорю не о нем. Сколько стоит ваш клиент? Сколько вы намеревались получить с него в настоящем и будущем? Я заплачу вам всю эту сумму. Я покупаю его у вас. Столько вам хватит?  она подошла к нарядному ампирному столику с еще более нарядным бронзовым письменным прибором из девяти предметов и быстро написала на бумажке число с хвостом из нулей.

Ее щедрость была убийственной Виктор Арнольдович округлил глаза, сглотнул, вскинул брови и позабыл опустить.

 Извольте, моя драгоценнейшая, он ваш,  ошарашенно показал он на сундук.  Я уже перестал удивляться вам, Катерина Михайловна.

 Это правильно. Да и чему? Просто у меня плохой характер. А деньги, власть и подавно делают людей совершенно невыносимыми.

Арнольдович вздохнул: ах, если бы все было так просто!

 Сундук доставят вам завтра. Куда прикажете?

 Нет. Я хочу забрать его прямо сейчас.

 Но он неподъемный. Утюги, ступки невероятно тяжелые!

 Значит, мы перенесем их в мою машину частями. Сейчас позову водителя.

Кажется, это заявление, в комплекте с Катиной внезапной, непреодолимой, немедленной потребностью в старых ржавых утюгах и гвоздях, поразило Виктора Арнольдовича даже больше, чем предыдущий инцидент.

Настоять на своем, получить любой ценой,  это входило в число известных ему Катиных черт. А вот в нелегитимной любви к проржавевшим гвоздям Дображанская уличена никогда не была.

Тем не менее, спорить антиквар не стал. Вздохнул и, не сказав ничего, вынул из сундука четыре самых тяжелых предмета,  таз, ступку и два утюга, с хищными зубчатыми ртами.

 Сейчас принесу для них отдельные сумки.  Ставший слишком узким халат мешал ему, и с беззвучным бурчанием Арнольдович снял парадно-домашнюю одежду, с видом обреченного грузчика нагнулся к утюгам.

Катя попыталась приподнять заметно полегчавший сундук.

 Что вы делаете? Не подымайте тяжести, вы надорветесь!  воскликнул Виктор Арнольдович.

Он оказался прав, сундук все еще был тяжелым, и Катя с грохотом поставила скорей даже уронила его обратно на пол.

И вскрикнула!.. Паркетный пол под антикваром и Катей резко качнулся, как палуба корабля, угодившего в шторм. На потолке жалобно звякнула хрустальными подвесками люстра, хлопнул стеклянной дверцею шкаф. Все девять предметов подпрыгнули на столе, испуганно замолчали и встали ампирные часы, а из ближайшего комода со скрипом выдвинулся нижний ящик, сделав его похожим на человека с удивленно отвалившейся нижней челюстью.

Не удержав равновесия, Катя почувствовала, что летит на диван. Нелепо размахивая руками, Виктор Арнольдович Бам упал прямо на Катю,  ткань ее алого платья поползла вниз, обнажая грудь.

В ту же секунду произошло еще одно событие на крыше противоположного дома быстро защелкал затвором фотоаппарат. А в следующую секунду испуганная люстра зазвенела всем телом, и в комнате погас электрический свет.

* * *

 За кого ты меня принимаешь?

В ту же секунду произошло еще одно событие на крыше противоположного дома быстро защелкал затвором фотоаппарат. А в следующую секунду испуганная люстра зазвенела всем телом, и в комнате погас электрический свет.

* * *

 За кого ты меня принимаешь?

Виктора Топова точно подменили. Он «тыкал» Катерине Михайловне, хоть они точно не успели дойти до стадии «брудершафт». Он был зол и опасен как разъяренное, готовое к атаке большое животное зубр или носорог.

Он говорил нарочито спокойно, но каждое слово его падало как неподъемная бетонная плита:

 И за кого ты принимаешь себя?

 Я уложилась в обещанный час,  не поняла причин его гнева Катерина.  В час пятнадцать

 Это что, игра такая? Сначала ты заводишь меня потом едешь и трахаешь старого урода! Потом возвращаешься Я похож на какого-то мальчика для игр?

 Не понимаю вас,  свела брови Катя.

 Объяснить?  тяжело спросил он.

 Сделайте одолжение,  холод Катиных слов мог охладить даже лесной пожар, но внутри Топова кипел брызжущий лавой Везувий.

 Прокомментируешь это?

Он показал ей экран своего смартфона, вместившего на редкость пошлое фото. Раскинув руки и ноги, Катя лежала на диване, вцепившийся в ее плечи Витольдович уже стянул с нее платье, его лицо утыкалось в Катину обнаженную грудь, штаны его полосатой пижамы сползли с ягодиц.

Пожалуй, Виктора Топова можно понять,  сделать из увиденного какой-то иной вывод было попросту невозможно.

 Это последнее, что успел снять фотограф, потом вы выключили свет. Час пятнадцать. Тебе хватило?

И Катя могла бы посмеяться над этой комической сценой.

Могла простить Топову ложный вывод, злость, праведный гнев.

Могла (с некоторой натяжкой) простить даже хамский тон

Все могла кроме одного.

 Ты следил за мной,  огласила она приговор.

 И, как видишь, не зря!  парировал он.  Ты странная слишком. И слишком нравилась мне. Заинтриговала. Но ты точно не Золушка. Ты извращенка! Бросить меня, чтобы сбежать и переспать с этим С мерзким стариком!  его лицо исказилось презрением.  И как ни в чем не бывало вернуться сюда Не думай, что тебе сойдет это с рук. Что ты молчишь?

Катя вздохнула:

 Думаю, как раз с рук это мне и сойдет.

Ее рука, утяжеленная кольцом с одолень-травой, подавляющей волю, легко коснулась его лба:

 Забудь!  прошептала Катя одними губами.

Лицо Топова замерло, как остановленный кадр кинофильма, застывшая злоба медленно стекала с лица. Катя взяла из его податливых рук телефон, отыскала в почте адрес фотографа, приславшего пикантное фото, написала ответ «Забудь все» и удалила ненужные данные.

Святая Варвара не сотворила обещанного чуда.

Виктор Топов не стал исключением по сотне разных причин все ее попытки сходить на свидание заканчивались одним кратким заклятием «Забудь!» Большинство кавалеров забыли даже о том, что она давала им шанс.

Но здесь, в ресторане, их видело слишком много людей, и с Топовым Катерине пришлось попрощаться лично.

Пару секунд, сложив пальцы в замок, положив на него подбородок, она с грустью смотрела на светловолосого витязя, не сумевшего завоевать сердце несчастной Несмеяны.

 Жаль,  произнесла она вполголоса.  Ты мне тоже понравился.  Затем быстро коснулась его руки.  К сожалению, я не могу ответить вам взаимностью,  церемонно сказала она.

Его лицо ожило, выражение изменилось стало таким же, как в начале вечера дружелюбным, открытым, ожидающим чуда.

 Я весь вечер боялся, что вы скажите мне именно это!

 А я весь вечер боялась, что мне придется вам это сказать.

 Почему же тогда? Я не понимаю. Что я сделал не так?

 Увы Это невозможно объяснить,  сказала Катерина Михайловна Дображанская.

Есть вещи, которые нельзя объяснить большинству нормальных людей да чего уж там, никому из нормальных людей!

Потому она обречена на одиночество?

Или на лысого черта

* * *

Башня, в которой уже не первое столетие собирались хранительницы Города, всегда неуловимо подстраивалась под настроение Трех Киевиц.

Становилась то тревожно-холодной, то уютно-радостно теплой.

И огонь в черном мраморном камине словно регулировал градус в зависимости от жара их споров. И книжные полки, кольцом обнимавшие стены круглой комнаты в Башни Киевиц казались то давящими церберами, то мудрыми советчиками.

А над камином висел «измеритель» иного настроения внешнего византийская фреска X века с изображением самой первой Киевицы Великой Марины.

Назад Дальше