Правильно. Пока мы с вами соглашаемся. В порядке любезности вашим друзьям почему бы вам не ответить на них еще раз, а? Общаться с копами и Делом Бэскомом, а потом дать от ворот поворот Ниро Вулфу и мне Ну, это как если бы
Отцеживать комара и проглотить верблюда, грустно улыбнулся он.
Бог мой, этот парень познал всю глубину печали!
Ага, вроде того. Вот только если бы вы видели Ниро Вулфа, комаром его точно не назвали бы. Значит, дело обстоит так, доктор Элкус. Я знаю, что вы не станете помогать в поисках улик против Пола Чапина. Но в этом деле Дрейера вы мой единственный источник информации из первых рук, поэтому я и вынужден надоедать вам. Насколько мне известно, второй свидетель, искусствовед, отбыл домой в Италию.
Мистер Сантини отплыл некоторое время назад, кивнул он.
Тогда остаетесь только вы. Пожалуй, бессмысленно пытаться задавать вам массу каверзных вопросов. Почему бы вам просто не рассказать о том, что произошло?
Полагаю, вновь грустно улыбнулся он, вам известно, что двое-трое моих друзей подозревают меня в лжесвидетельстве, чтобы покрыть Пола Чапина?
Ага. А вы лгали?
Нет. Я никогда бы ни покрыл его, ни навредил бы ему ложью. А история такова, мистер Гудвин. Вы, конечно же, знаете, что Юджин Дрейер приходился мне старинным другом, в университете мы учились в одной группе. До Депрессии дела в его картинной галерее шли весьма успешно. Время от времени кое-что покупал у него и я. Добиваться успеха мне не надо было, поскольку состояние досталось мне в наследство. Моя же репутация как хирурга является побочным эффектом моего убеждения, что под наружностью что-то да неладно у всех людей без исключения. Ну и по чистой случайности я обладаю уверенными и искусными руками.
Я бросил взгляд на его большие руки, лежавшие на коленях, и серьезные черные глаза.
Шесть лет назад, продолжил он, я сделал Юджину Дрейеру предварительный заказ на три полотна Мантеньи[10] два маленьких и одно побольше. Цена составляла сто шестьдесят тысяч долларов. Картины находились во Франции. Пол Чапин в то время как раз был в Европе, и я написал ему с просьбой взглянуть на них. Получив от него ответ, я сделал заказ. Возможно, вам известно, что Пол Чапин десять лет пытался стать художником. Его работы демонстрировали прекрасную восприимчивость, но вот манера была странноватой, и он совершенно не обладал чувством формы. В общем, его картины вызывали интерес, но назвать их хорошими было нельзя. Говорят, сейчас он нашел себя в литературе Но я не читаю романов.
Картины прибыли, когда я был завален работой и даже не мог позволить себе выкроить свободное время изучить их надлежащим образом. Просто принял и заплатил за них. Особого удовольствия они мне не доставили. Я предпринимал множество попыток подружиться с этими полотнами, но они неизменно отвергали мои авансы грубо и даже жестко, что смущало и раздражало меня. Поначалу я не подозревал в них фальшивок, просто не мог поладить с ними. Однако несколько замечаний кое-каких специалистов в итоге возбудили у меня подозрения. В сентябре, уже почти два месяца назад, нашу страну посетил Энрико Сантини, который знает Мантенью так же, как я человеческие внутренности. Я попросил его взглянуть на мои картины, и он объявил их подделками. Затем мистер Сантини сообщил, что ему известно их авторство некоего талантливого парижского жулика, и что ему представляется невозможным, чтобы какой-то авторитетный торговец принял их за настоящие.
Пожалуй, именно то неудобство, что эти картины причиняли мне на протяжении пяти лет, больше, чем что-либо другое, и заставило меня поступить с Дрейером так, как я поступил. Обычно я чересчур неуверен в собственных убеждениях, чтобы проявлять хоть какую-то жесткость, но на этот раз не испытывал ни малейших сомнений. Я заявил Юджину, что желаю вернуть картины и получить деньги назад немедленно. Он ответил, что денег у него нет, и это мне было хорошо известно, поскольку я уже год одалживал ему значительные суммы, чтобы он хоть как-то держался на плаву. Тем не менее я настоял, что он должен их найти, иначе последствия не заставят себя ждать. Подозреваю, под конец я, по своему обыкновению, дал бы слабину и согласился бы на любой компромисс, но, к сожалению, особенность моего характера такова, что временами я проявляю необычайную решительность в достижении цели, как раз когда твердость уже должна бы и пошатнуться. К тому же, как на грех, мистер Сантини вот-вот собирался вернуться в Италию. Юджин потребовал встречи с ним. Конечно же, с его стороны это был всего лишь блеф. Мы договорились, что я зайду к нему в пять часов в среду вместе с мистером Сантини и Полом Чапином. Присутствие Пола объяснялось тем, что он осматривал картины во Франции. Я подозревал, что Юджин условился с ним о поддержке, но, как оказалось, в этом он, по-видимому, допустил ошибку. Мы прибыли. Учтивость Юджина
Я прервал его:
Минуточку, доктор. Пол Чапин приехал в галерею раньше вас?
Нет. Мы прибыли вместе. Я был на своей машине и забрал его из клуба «Гарвард».
Может, он заглядывал туда ранее днем?
Глубокоуважаемый сэр Элкус печально взглянул на меня.
Ладно. Вы этого не знали. Но продавщица все равно сказала, что не заглядывал.
Понятно. Так вот, учтивость Юджина была мучительной, так как не могла скрыть нервозность. Он судорожно, сам не свой, сделал нам виски с содовой и льдом. Я был смущен и потому бесцеремонен. Я попросил мистера Сантини огласить его заключение, что он и сделал, заблаговременно изложив его в письменной форме. Юджин возразил ему. Они начали спорить. Юджин несколько вышел из себя, но мистер Сантини оставался невозмутимым. Наконец Юджин обратился к Полу, явственно рассчитывая на поддержку. Пол улыбнулся всем нам улыбкой, исходящей из мальпигиевых телец[11], и спокойно и кратко высказался. Через три месяца после осмотра картин спустя месяц после их отправки в Нью-Йорк он однозначно выяснил, что картины были нарисованы в тысяча девятьсот двадцать четвертом году Васселом, величайшим фальсификатором столетия. Именно этого человека мистер Сантини и называл ранее. Пол добавил, что молчал об этом, поскольку его привязанность к Юджину и ко мне столь велика, что он не мог решиться на какой-либо шаг, который, несомненно, повредил бы кому-то из нас. Я опасался, что Юджин упадет в обморок. Он явственно был как уязвлен, так и изумлен. Я, естественно, от смущения и слова вымолвить не мог. Мне так и не удалось выяснить, обманул ли меня Юджин в отчаянии, или же его самого надули. Мистер Сантини поднялся. Я тоже, и мы ушли. С нами и Пол Чапин. На следующий день в полдень я узнал, что Юджин совершил самоубийство, выпив нитроглицерин очевидно, через несколько минут, максимум через час после нашего ухода. Новость настигла меня, когда ко мне в кабинет явилась полиция с допросом.
Я кивнул и какое-то время просто сидел, глядя на него, затем внезапно выпрямился в кресле и выпалил:
Что заставило вас считать, что это было самоубийство?
Ну же, мистер Гудвин Он улыбнулся мне даже печальнее прежнего. Неужели все детективы одинаковы? Вам прекрасно известно, почему я считаю это самоубийством. К такому выводу пришла полиция, и на это указывают все обстоятельства.
Виноват, ухмыльнулся я. Я ведь обещал обойтись без каверзных вопросов, не так ли? Если вы готовы допустить, что детективу в голову может прийти какая-либо идея, то моя вам известна. Была ли у Пола Чапина возможность подбросить нитроглицериновые пилюли в виски Дрейера? У того невежественного детектива и всех великолепных копов, судя по всему, сложилось впечатление, будто вы уверены, что такой возможности у него не было.
Доктор Элкус кивнул:
Я потрудился создать подобное впечатление. Вы, естественно, в курсе, что и мистер Сантини согласен со мной. Мы совершенно уверены, что Пол не мог этого сделать. Он приехал в галерею вместе с нами, и в кабинет мы зашли все вместе. Пол сидел слева от меня, возле двери, по меньшей мере в шести футах от Юджина. Единственный стакан, к которому он прикасался, был его собственный. Юджин приготовил напитки и раздал стаканы, а второй порции уже не последовало. Когда мы покидали кабинет, Пол вышел в дверь передо мной. А мистер Сантини удалился первым.
Ну да. Именно так в протоколе. Но в скандале, подобном этому, где столько волнений, наверняка были всякие перемещения, кто-то вставал и садился, кто-то ходил туда-сюда
Ничего подобного. Никто не волновался, кроме, пожалуй, Юджина. Он единственный вставал из кресла.
Переодевал ли он пиджак, надевал ли его и так далее, после того как вы пришли в галерею?
Нет. Он был в визитке. И он не переодевался.
Пузырек с остатками нитроглицерина был обнаружен в кармане его пиджака.
Понятно.
Я откинулся назад и снова внимательно посмотрел на него. Я отдал бы «родстер» и пару покрышек в придачу, чтобы узнать, врет ли он. Он был так же непонятен мне, как и Пол Чапин. Мне явно было не по зубам то, что я в нем видел. Я зашел с другой стороны:
Не придете ли вы завтра в час дня на ланч с мистером Ниро Вулфом?
К сожалению, нет. Я буду занят.
В пятницу?
Нет, покачал он головой. Ни в какой день. Вы допускаете ошибку относительно меня, мистер Гудвин. Я вовсе не узел, который надо развязать, и не орешек, чтобы расколоть. Оставьте надежду, что я ввожу вас в заблуждение, как большинство остальных. Я действительно столь же прост, каковым и кажусь. И оставьте надежду доказать вину Пола Чапина в смерти Юджина Дрейера. Это невозможно. Я знаю, я там был.