Вулф просматривал доставленное с утренней почтой письмо от «Хён энд компани». Покончив с ним, он положил его под пресс-папье кусок окаменелого дерева, которым когда-то проломили череп одному парню, и принялся разглагольствовать:
Совершенно непостижимо, что может прийти женщине в голову. Некогда в Венгрии я знавал одну женщину, чей муж страдал частыми головными болями. Она обычно облегчала их, преданно прикладывая холодный компресс. И вот однажды ей пришла мысль разбавить воду, в которой она смачивала компресс, большим количеством проникающего яда, который она сама выгнала из какого-то растения. Результат оказался для нее вполне удовлетворительным. Мужчиной, на котором она проводила сей эксперимент, был я. Эта женщина
Он всего лишь пытался помешать мне допекать его по делу, поэтому я перебил его:
Ага. Знаю. Эта женщина была ведьмой, которую вы когда-то поймали катающейся на хвосте свиньи. Захватывающая история, но пора бы и мне несколько освежить знания по имеющемуся у нас делу. Вы можете придать мне толчок, подробно объяснив, как поняли, что Дора Чапин сама сделала себе маникюр.
Вулф покачал головой:
Это не послужило бы толчком, Арчи. Но оказалось бы напряженным и затяжным продвижением вперед. И я не возьмусь за это. Просто напомню тебе: я прочел все романы Пола Чапина. В двух из них Дора Чапин выведена персонажем. Сам он, естественно, присутствует во всех. Женщина, на которой женился доктор Бертон и недоступная для Пола Чапина, как будто фигурирует в четырех из пяти в последнем мне не удалось ее выявить. Прочти книги, и я с большей охотой обсужу те заключения, к которым они меня привели. Но конечно же, даже тогда я не стал бы пытаться открыть твоему взору виды, которые предстали моим глазам. Господь создал меня и тебя в определенных отношениях совершенно неравными, и было бы тщетно пытаться оспаривать Его намерения.
Зашел Фриц и объявил, что ланч готов.
Глава 11
Порой мне думается, это просто чудо, что мы с Вулфом вообще уживаемся. Различия между нами, некоторые из них, более явно проявлялись за столом, нежели где-то еще. Он был дегустатором, я же глотателем. Не то чтобы я не мог отличить съедобное от несъедобного после семи лет образования на готовке Фрица я, как правило, мог даже уловить разницу между превосходным и отменным. Но дело заключалось в том, что Вулфа главным образом занимало то, как на пищу в его пасти отзовутся вкусовые сосочки, в то время как для меня важность заключалась в набивании брюха. Чтобы избежать какого-либо непонимания, мне следует добавить, что Вулфа никогда не смущала проблема, что делать с едой после того, как снята проба. Он мог ее сожрать. Однажды я видел, как он во время своего рецидива, между восемью вечера и полночью, приговорил целого десятифунтового гуся, пока я сидел себе в углу с сэндвичами с ветчиной да с молоком и лелеял надежду, что он подавится. В такие периоды он всегда ел на кухне.
То же самое наблюдалось и тогда, когда нам подворачивалось дело. Тысячу раз мне так и хотелось пнуть его, пока он неспешно двигался к лифту, чтобы натешиться с растениями наверху, или же читал какую-нибудь книгу, смакуя каждую фразу, или же обсуждал с Фрицем лучшее место для хранения сушеных трав. Я же в это время носился вокруг с оглушительным лаем и ожидал, что он укажет мне верную нору. Я признаю, что он был великим человеком. Когда он называл себя гением, то имел все основания говорить это на полном серьезе, вне зависимости от того, какой смысл вкладывал в это он сам. Я признаю, что из-за всех этих его пустяков мы ни разу не прогадали. Но поскольку я всего лишь человек, то никак не мог избавиться от желания хорошенько наподдать ему только потому, что он гений. И порой я оказывался на волоске от этого, особенно когда он вещал нечто вроде: «Терпение, Арчи. Если ты съешь незрелое яблоко, то единственное, чего добьешься, это резей в животе».
Что ж, в ту среду после ланча настроение мое оставляло желать лучшего. Вулф не только проявлял равнодушие, но и даже хуже поступал мне наперекор. Он не стал телеграфировать тому парню в Риме, чтобы тот переговорил с Сантини. Сказал, это бесполезно, и ожидал, будто я поверю ему на слово. Он пальцем о палец не ударил, чтобы помочь мне изобрести силок, которым мы смогли бы затащить Леопольда Элкуса в кабинет, мол, это тоже бесполезно. Он целиком сосредоточился на книге, хотя я старательно его доставал. Заявил, что в этом деле есть только два человека, с которыми он хоть как-то склонен переговорить: Эндрю Хиббард и Пол Чапин. К разговору с Чапином он пока еще не был готов, а где находится Хиббард, Вулф не знал, так же как и жив он или мертв. Мне было известно, что Сол Пензер каждое утро и вечер наведывается в морги осматривать трупы, но чем он еще занимается, этого я не ведал. Еще я узнал, что тем утром Вулф разговаривал по телефону с инспектором Кремером, но радоваться здесь было нечему, поскольку Кремер сделал по Чапину все, что было в его силах, еще на прошлой неделе и бодрствовал только из необходимости рутинных занятий.
Сол перезвонил около полудня, и Вулф поговорил с ним из кухни, пока я прохлаждался на улице с Питни Скоттом. Чуть позже двух позвонил и Фред Даркин. Он поведал, что Пол Чапин посетил парикмахерскую и аптеку, что городской детектив и парень в коричневой кепке и розовом галстуке все еще на посту и он, Даркин, подумывает о создании клуба. Вулф продолжал читать. Без четверти три позвонил Орри Кэтер и сообщил, что раздобыл кое-что и хотел бы показать это нам, а еще спросил, можно ли ему заехать с этим, он находится у станции метро на Четырнадцатой улице. Я ответил ему: давай. Затем, буквально перед самым приездом Орри, раздался еще один звонок, заставивший Вулфа отложить книгу. Это оказался архитектор Фаррелл, и Вулф поговорил с ним. Тот отчитался, что ланч с мистером Оглиторпом прошел весьма мило, Фаррелл жестко поспорил с ним, но в конечном счете уговорил его. Он как раз и звонил из издательства. Пол Чапин несколько раз находил целесообразным воспользоваться тамошней пишущей машинкой, но вот которой или которыми относительно этого к согласию так и не пришли, потому он собирался взять образцы печати с целого десятка. Вулф напутствовал Фаррелла, чтобы тот не забыл обозначить на каждом образце заводской номер машинки.
Когда он повесил трубку, я счел своим долгом высказаться:
Ладно, здесь как будто что-то двигается. Но даже если вы и повесите предупреждения на Чапина, это будет только начало. Со смертью Харрисона отбой, ее вы к нему ни за что не привяжете. И я говорю вам, что то же самое случится и Дрейером, если только вы не заманите Леопольда Элкуса сюда и не подвергнете его операции. Вы должны обнаружить изъян в его истории и расковырять его, иначе мы умоемся. Какого черта мы ждем? Вам-то хорошо, у вас есть занятие книжку читать А что, черт возьми, за книжка?! Я привстал, чтобы подглядеть название. На темно-серой обложке было отпечатано золотом: «Бездна разума», Эндрю Хиббард. Я проворчал: Хм может, там-то он и находится, свалился в нее.
Уже давно, вздохнул Вулф. Бедняга Хиббард, он оказался не способен отказаться от поэтических наклонностей даже в названии. Не более чем Чапин способен исключить собственную жестокость из сюжетов своих романов.
Я откинулся в кресле:
Слушайте, шеф (Более всего он ненавидел, когда его называли шефом.) Кажется, я начинаю улавливать. Полагаю, доктор Бертон тоже пишет книги, и Байрон, может, еще Дрейер, ну и, конечно же, Майк Эйерс. В общем, я сажусь в «родстер» и отправляюсь в округ Пайк немного поохотиться на уток, а вы, когда покончите со всем чтением, просто телеграфируете мне по адресу Клива Стерджиса. Я мотаю назад, и мы принимаемся за эти убийства. И не усердствуйте, не спешите. Если вы съедите перезрелое яблоко, то отравитесь трупным ядом или подхватите рожистое воспаление или еще что-нибудь, по крайней мере, я очень на это надеюсь. Я испепелял его взглядом, добившись единственно того, что почувствовал себя полным ослом, так как он просто закрыл глаза, чтобы не видеть меня. Я поднялся из кресла, тем не менее не сводя с него разгневанного взора. Черт побери, все, о чем я прошу, это хоть какое-то сотрудничество! Одна вшивая каблограмма этому макароннику в Риме! Я прошу вас, и если мне придется довести себя до расстройства Какого черта тебе надо?!
Последнее относилось к Фрицу, появившемуся в дверях. Он хмурился, потому что очень не любил, когда я кричал на Вулфа, а я в ответ нахмурился на него. Затем заметил, что за ним кто-то стоит, принял благообразный вид и произнес:
Заходи, Орри. Что за трофей? Я повернулся к Вулфу, смягчив голос и придав ему уважительные нотки. Он звонил недавно и сказал, что кое-что раздобыл и хочет нам это показать. Я говорил вам, но вы были поглощены своей книгой.
Орри Кэтер держал пакет размером с чемоданчик, обернутый в упаковочную бумагу и перетянутый плотной бечевкой.
Надеюсь, это книги, сказал я.
Для книг он слишком легкий, ответил Кэтер, положил сверток на стол и огляделся по сторонам.
Я подтолкнул ему кресло:
Так что это?
Понятия не имею. Я притащил его сюда, чтобы здесь и открыть. Может, это просто куча хлама, но у меня предчувствие.
Я достал карманный нож, но Вулф покачал головой и велел Орри:
Продолжай.
Орри усмехнулся:
Ну, как я сказал, это может оказаться лишь кучей хлама. Однако за полтора дня меня до того достали совершенно безрезультатные поиски хоть чего-нибудь об этом калеке, за исключением, пожалуй, того, где он покупает еду и как часто драит свою обувь, что, заполучив нечто, на вид вполне способное оказаться незначительным прорывом, я, понятное дело, разволновался. Я всего лишь следовал вашим указаниям