В клубе «Гарвард», в комнатке за курительной. Судя по всему, все члены клуба только и выстукивают на ней мелодии, когда на них нисходит вдохновение. Хорошая новость в том, что круг подозреваемых сужается: можно исключить выпускников Йеля и прочих мужланов. Как видите, Чапин хотел все упростить как только можно.
Вулф тихонько пробормотал мне на ухо:
Превосходно.
Ага. Один из фактов, что вам были нужны. Здорово!
Нет, Арчи. Я серьезно. Это самое то. Я же говорил тебе, что в данном деле доказательств не понадобится, нас устроят факты. Но мы должны не допустить ни малейших сомнений относительно этих фактов. Будь так добр, подыщи кого-нибудь, кто готов оказать нам услугу и является членом клуба «Гарвард», но не из нынешних клиентов. Возможно, Альберт Райт согласится. Если не он, найди другого. Попроси его посетить клуб этим утром и взять тебя в качестве гостя. Сделай копию на этой машинке Нет. Для мистера Чапина не должно оставаться ни единой щели, куда можно было бы юркнуть, если он вдруг окажется посложнее, чем я ожидаю. Несмотря на свою немощь, он, вероятно, все же способен унести машинку. Сделай вот что: когда договоришься насчет принимающей стороны, купи новую машинку любую приличную, на свой вкус и возьми ее с собой в клуб. Забери тамошнюю и оставь новую. Сделай это как хочешь договорись с управляющим, подмени тайком, в общем, как получится. Но пригласивший тебя должен быть в курсе, чтобы в любое время в будущем предоставить подтверждение подлинности машинки, которую ты возьмешь. Привези ее сюда.
Новая стоит сотню долларов.
Я знаю. Говорить об этом вовсе не обязательно.
Ладно. Я повесил трубку и достал телефонную книгу.
Вот так и получилось, что в десять утра в ту пятницу я сидел в курительной комнате клуба «Гарвард» вместе с Альбертом Райтом, вице-президентом «Истерн электрик», и попивал вермут, а пишущая машинка в глянцевом прорезиненном футляре стояла под столом у моих ног. Райт являл собой само воплощение любезности, каковым ему и следовало быть, поскольку Вулфу он был обязан не иначе как женой и семьей. То было одно из самых хитроумных дел по шантажу Но оставим это. Да, он оплатил счет Вулфу, и далеко не скромный, однако, навидавшись всяческих жен и семей, я пришел к убеждению, что расплатиться за них наличными нельзя. Либо они дороже любой вообразимой денежной суммы, либо же исчезают из виду в неизвестном направлении. Так или иначе, Райт был весьма любезен.
Дело в следующем, объяснял я. Там, в нише, та пишущая машинка, номер которой я вам показал и на дне которой вы сделали царапину. Она нужна мистеру Вулфу. Райт поднял брови, а я продолжил: Естественно, вас не интересует зачем, но если все-таки заинтересует, возможно, однажды он вам расскажет. Подлинная же причина заключается в том, что он трепетно относится к культуре и ему совсем не по душе, что члены такой замечательной организации, как клуб «Гарвард», пользуются хламом вроде того, что там стоит. Я приобрел новенький ундервуд. Я ткнул ботинком футляр под столом. Буквально только что, это новая типовая машинка. Я занесу ее туда и там оставлю, а этот хлам вынесу, вот и все. Если кто и увидит меня, я не при делах. Это всего лишь невинная шутка. Клуб получает, что ему причитается, а мистер Вулф что ему нужно.
Райт с улыбкой сделал глоток вермута:
Я колеблюсь главным образом потому, что вы заставили меня пометить этот самый хлам для опознания. Для Ниро Вулфа я сделал бы все, но мне не хотелось бы влипнуть в историю и, возможно, втянуть в нее и клуб. Полагаю, никаких гарантий на сей счет вы предоставить не можете?
Никаких гарантий, покачал я головой, но, зная, как мистер Вулф устраивает этот спектакль, я поставил бы тысячу против вашего одного.
Райт посидел с минуту, разглядывая меня, а затем снова улыбнулся:
Что ж, мне надо возвращаться в контору. Давайте развлекайтесь. Я подожду здесь.
Вышло проще простого. Я взял ундервуд, прошел в нишу и поставил его на стол. Общественный стенограф сидел в каких-то десяти футах и чистил свою машинку, но я даже не удосужился взглянуть на него. Отодвинув хлам в сторону, я накрыл его крышкой глянцевого футляра, поставил новую машинку на место прежней, взял требуемое и был таков. Райт поднялся из кресла и направился со мной к лифту.
На тротуаре, возле входа в клуб, мы пожали друг другу руки. Райт не улыбался. По выражению его лица я догадался, что мысленно он перенесся на четыре года назад, когда мы вот так же обменивались рукопожатием.
На тротуаре, возле входа в клуб, мы пожали друг другу руки. Райт не улыбался. По выражению его лица я догадался, что мысленно он перенесся на четыре года назад, когда мы вот так же обменивались рукопожатием.
Передайте Ниро Вулфу мои сердечные пожелания и скажите, что они останутся таковыми, даже если меня вышвырнут из «Гарварда» за пособничество в краже пишущей машинки.
Зуб даю, ухмыльнулся я, у меня сердце едва не разорвалось, что пришлось оставить там новенький ундервуд.
Я донес свой трофей до «родстера», который припарковал на Сорок пятой улице, поставил его на соседнее сиденье и направился в центр. Вид машинки рядом внушал мне чувство, что мы чего-то добились. Не то чтобы я знал, чего именно, но это знал Вулф или же думал, что знает. Я не особо часто проявлял щепетильность относительно выкладок Вулфа. Да, я беспокоился и даже доходил до исступления, когда мне казалось, что он проглядел нечто, из-за чего мы можем совершить ошибку, но в глубине души почти всегда знал, что упущенное им в конечном счете нам не понадобится. В данном случае, однако, я не был столь уверен, и все из-за этого чертова калеки. Было нечто особое в том, как о нем говорили другие, как в тот вечер в понедельник он выглядел и держался, как звучали поэтические предупреждения. Все это вселяло в меня тревожную мысль, что на этот раз Вулф парня недооценил. Подобное было ему несвойственно, поскольку обычно он придерживался довольно высокого мнения о людях, в чьи судьбы вмешивался. Мне представлялось, что, возможно, допущенная им в данном случае ошибка заключалась в прочтении книг Чапина. У него были определенные представления о литературных достоинствах, и, быть может, весьма низко оценивая книги, точно так же он подходил и к человеку, их написавшему. И если он оценивал Чапина невысоко, то я всецело придерживался противоположного. Например, вот рядом со мной лежит пишущая машинка, на которой были написаны предупреждения, все три, вне всяких сомнений, и это была машинка, к которой Пол Чапин имел свободный и постоянный доступ, но вот доказать, что именно он делал это, было совершенно невозможно. Более того, это была машинка, к которой имели доступ и большинство остальных, замешанных в деле. Нет, думал я, касательно написания предупреждений почти все, что можно было бы сказать о Чапине, окажется его недооценкой.
Когда я добрался до дому, еще не было одиннадцати. Я занес пишущую машинку в прихожую и, пока снимал шляпу и пальто, поставил ее на тумбочку. На вешалке оказались другие пальто и шляпа, но они явно не принадлежали Фарреллу. Мне они показались незнакомыми. Я зашел на кухню поинтересоваться у Фрица насчет посетителя, однако его там не оказалось. Возможно, Фриц зачем-то поднялся наверх, поэтому я вернулся в прихожую, взял машинку и понес ее в кабинет, но, не пройдя и двух шагов по нему, в изумлении остановился. Там сидел, листая книгу, с прислоненной к ручке кресла тростью, Пол Чапин.
Я буквально лишился дара речи, что происходит со мной отнюдь не часто. Наверное, потому, что под мышкой у меня была машинка, на которой он отпечатал свои стихи, хотя, естественно, в футляре узнать он ее не мог. Но что это была пишущая машинка, ему было очевидно. Я стоял и таращился на него. Чапин оторвал взгляд и вежливо сообщил:
Я ожидаю мистера Вулфа.
Он перевернул страницу, и я увидел, что это была «К черту неудачников!» с пометками Вулфа.
Он знает, что вы здесь? спросил я.
О да. Его слуга сообщил ему какое-то время назад. Я нахожусь здесь, он бросил взгляд на запястье, полчаса.
Чапин не выказал никаких признаков, что обратил внимание на мою ношу. Я наконец двинулся дальше, поставил ее на свой стол и пихнул к дальнему краю. Затем подошел к столу Вулфа и просмотрел утреннюю почту, краешком глаза отметив, что Чапин наслаждается своей книгой. Я убрал использованную промокашку и проверил ручку Вулфа. А потом разозлился, поскольку мне не улыбалось садиться за свой стол, ведь в таком случае я оказался бы спиной к Полу Чапину. Однако я пересилил себя и сел в свое кресло, достал из ящика какие-то отчеты по оранжереям и принялся просматривать их. Это оказалось чертовски забавным испытанием! Не знаю, что такого было в этом калеке, что так действовало мне на нервы. Может, он обладал гипнотическими возможностями. Мне и вправду пришлось стиснуть зубы, чтобы не оборачиваться и не смотреть на него, и пока я отчаянно пытался не принимать подобное состояние всерьез, в голове у меня только и мелькали всякие мысли: например, с собой ли у него револьвер, а если да, тот ли, у которого спилен боек. Я ощущал Пола Чапина за спиной гораздо сильнее, чем большинство тех людей, которых видел или даже держал в руках.