Когда вы придете сюда в следующий раз, мистер Чапин, произнес Вулф, сможете забрать шкатулку.
Чапин покачал головой. Его интонация изменилась, стала резче.
Не думаю. Вы совершаете ошибку. Вы забываете, что у меня была двадцатилетняя практика самоотречения.
Теперь покачал головой Вулф:
О нет. Как раз наоборот, именно на это я и рассчитываю. Единственный вопрос будет заключаться в том, которое из двух жертвоприношений вы изберете. Если я знаю вас а я думаю, что знаю, то знаю и каким окажется ваш выбор.
Я сделаю его сейчас.
Я глаз не мог оторвать от невероятной улыбки калеки. И мне подумалось, что Вулфу, чтобы сломать его, придется стереть эту улыбку, и навряд ли это можно будет осуществить какими-либо средствами, о которых мне доводилось слышать. Все еще с улыбкой, буквально застывшей на лице, Чапин оперся левой рукой о стол, а правой поднял трость, направил ее перед собой подобно рапире и осторожно положил ее на стол. Затем стал медленно двигать трость, пока не уперся ее концом в шкатулку, а потом толкнул нерезко, но достаточно сильно. Шкатулка скользнула по поверхности стола, приблизилась к краю и, продолжая смещаться, рухнула на пол. Она чуть подпрыгнула и подкатилась к моим ногам.
Чапин убрал трость со стола и снова оперся на нее. Не глядя на шкатулку, он адресовал улыбку Вулфу:
Я же сказал вам, сэр, я научился жить на жалости. Теперь я учусь жить без нее.
Он дважды дернул головой, словно лошадь в упряжке, развернулся и поковылял к двери и дальше в прихожую. Я сидел и наблюдал за ним, но так и не вышел, чтобы помочь ему одеться. Мы слышали, как он шаркает там, пытаясь сохранить равновесие, пока надевал пальто. Затем входная дверь открылась и закрылась.
Вулф вздохнул:
Подними шкатулку, Арчи. Убери. Поразительно, какой эффект способен произвести на душевную болезнь небольшой литературный и финансовый успех.
Он позвонил, чтобы Фриц принес пиво.
Глава 15
Тем утром на улицу я так и не вышел. Вулф разговорился. Откинувшись на спинку кресла и сцепив пальцы на животе, по большей части с закрытыми глазами, он оказал мне честь одной из своих неспешных и нескончаемых речей, темой которой на этот раз была, как он это называл, бравада души. Он поведал, что существует два обособленных вида бравады: один имеет целью произвести впечатление на внешних зрителей, другой предназначен исключительно для внутренней публики. Последняя и является бравадой души. Это спектакль, поставленный той или иной чертой эго, чтобы произвести сенсацию среди прочих черт. Ну и так далее. Но мне все-таки удалось до часу дня отпечатать копию первого предупреждения на рухляди из клуба «Гарвард» и изучить ее под увеличительным стеклом. Это была она. Чапин печатал свои стихотворения о дружбе именно на этой машинке.
После ланча я отправился на «родстере» на поиски Хиббарда. От парней, включая и Сола Пензера, поступили обычные отчеты: ничего. Без четверти час Фред Даркин, не переставая гоготать, рассказал по телефону, как они с коллегами устроили шикарную процессию, следуя за Полом Чапином до дома Ниро Вулфа, и спрятались за углом, на Десятой авеню, ожидая новости о кончине Вулфа. Потом они снова проследили за Чапином обратно до дому.
У меня было столько же шансов найти Хиббарда, сколько и получить любовную записку от Греты Гарбо. Однако я все равно продолжал разнюхивать. Конечно же, я созванивался с его племянницей Эвелин дважды в день, хотя и не ожидал получить какую-либо информацию. Появись у Эвелин новости, она непременно дала бы нам знать. Однако она была моим клиентом, а своим клиентам необходимо постоянно напоминать, что занимаешься работой. По телефону в ее голосе слышались нотки усталости, и хотя у меня не было никакого желания встряхнуть Эвелин, все же несколько раз я попытался сделать это.
Среди прочих хилых ударов, что я нанес днем в ту пятницу, был визит в брокерскую контору Фердинанда Боуэна. Хиббард имел счет в «Гэлбрейт энд Боуэн», относительно активно забавлявшейся с облигациями, однако без особых спекуляций. Я не питал больших надежд, но думал, что получить наводку у Боуэна реальнее, чем у остальных членов лиги, к которым я наведывался. Я вошел в контору на двадцатом этаже одного из зданий на Уолл-стрит, размышляя, что, наверное, стоит посоветовать Вулфу увеличить вклад Боуэна в общий котел, что бы там ни говорил его банковский отчет. Аренда этого помещения, занимавшего целый этаж, стоила черт знает сколько, а обстановка создавала впечатление, что в качестве стенографистки они наняли бы как минимум герцогиню.
Меня отвели в личный кабинет Боуэна. Он был огромным, как танцевальный зал, а ковры и вовсе хотелось обойти стороной. Боуэн сидел за шикарным темно-коричневым столом, на котором не было ничего, кроме «Уолл-стрит джорнал» и пепельницы. Он курил длинную толстую сигарету, над которой вился душистый дымок, пахнувший, словно турецкая проститутка, по крайней мере, мне так показалось, хотя я никогда даже близко не оказывался рядом с ними. Этот парень мне не нравился. Будь у меня выбор повесить убийство на него или Пола Чапина, мне пришлось бы бросать монетку.
Боуэн полагал, будто соблюдает приличия, когда промычал, чтобы я садился. Я могу стерпеть действительно крутого парня, но вот типчик, который воображает себя горячей смесью Джона Д. Рокфеллера и лорда Честерфилда и которому при любых обстоятельствах до обоих так же далеко, как до луны, неизменно вызывает у меня желание дать ему затрещину. Я сказал Боуэну, как и всем остальным, что хотел бы знать, когда он в последний раз видел Эндрю Хиббарда и все подробности этой встречи. Ему пришлось напрячь мозги. Наконец он вспомнил, что в последний раз видел Хиббарда где-то двадцатого октября в театре, то есть за неделю до исчезновения. Была целая компания Хиббард с племянницей и Боуэн с женой. Никаких серьезных тем не поднималось, заявил Боуэн, ничего относящегося к нынешней ситуации. Насколько он помнил, Пол Чапин не упоминался, вероятно, потому, что Боуэн был из тех троих, кто нанял детективов Бэскома, чего Хиббард не одобрял и не хотел портить вечер спором.
У Хиббарда имеется доля в вашей фирме? спросил я.
Да, кивнул он. Уже давно, больше десяти лет. Но он не увлекается спекуляциями, а вкладывает деньги в ценные бумаги.
Ага. Я выяснил это из отчетов. Понимаете, любое свидетельство, что, покидая вечером того вторника свою квартиру, Хиббард допускал, что может не вернуться, будет полезным. Например, не сделал ли он каких-либо необычных распоряжений относительно своего счета в вашей конторе за несколько дней до своего исчезновения?
Нет, покачал шарообразной головой Боуэн. Мне бы доложили Но я проверю. Он вытащил телефон из целой вереницы на стене позади себя и заговорил в трубку, потом подождал немного и снова поговорил, затем поставил телефон на место и повернулся ко мне. Нет, как я и думал. По счету Энди сделок не проводилось больше двух недель, и никаких распоряжений он не оставлял.
Я распрощался с ним.
То был прекрасный пример «продвижения вперед» в поисках Эндрю Хиббарда. Можно сказать «триумф». От шестерых других я узнал столько же, сколько от Фердинанда Боуэна. К тому же, пока я встречался с доктором Бертоном, какой-то грязный придурок поцарапал заднее крыло «родстера», припаркованного на Девятнадцатой улице. Так что домой я вернулся к обеду в самом «радужном» настроении. У меня совершенно не было желания что-либо делать, а тем более выслушивать разглагольствования Вулфа за столом, поскольку за едой он напрочь отказывался вспоминать, что на свете существует такая вещь, как убийство. Я только порадовался, что тем вечером он решил не выключать радио.
После обеда мы отправились в кабинет. Со злостью и горечью я начал было перечислять Вулфу все свои перебежки, за которые заработал очки, но он попросил принести атлас и принялся разглядывать карты. Существовали разнообразнейшие игрушки, которыми он мог начать забавляться, вместо того чтобы обратить все свои помыслы на дело, и атлас был хуже всего. Стоило ему заикнуться о нем, и я сдался. Немного повозился с оранжерейными отчетами и расходными счетами и, покончив со всеми делами на тот вечер, подошел к его столу. Вулф корпел над Китаем! Атлас был издательства Гушара, самый подробный, какой у нас имелся, и Китай в нем отражался едва ли не в натуральную величину. Вулф развернул гармошку карты и, вооружившись карандашом и увеличительным стеклом, погрузился в Восток. Даже не потрудившись пожелать ему спокойной ночи, так как знал, что он не ответит, я прихватил его экземпляр «К черту неудачников!» и отправился наверх к себе в комнату, предварительно наведавшись на кухню за кувшином молока.
Облачившись в пижаму и тапочки, я устроился в своем самом удобном кресле под торшером, поставил молоко рядышком на столике с керамической поверхностью и принялся за книгу Пола Чапина. Я подумал, что пора ликвидировать пробел в моих знаниях и сравниться в этом отношении с Вулфом. Пролистав роман, я обнаружил, что отмеченных им мест довольно много: иногда лишь несколько слов, иногда целое предложение, а то и длинный отрывок из двух-трех абзацев. Я решил сосредоточиться на них и принялся перескакивать по книге, выбирая их наугад.