Соло не потерял интереса к образованию, любил сложные слова, но не всегда с ними ладил. Спаситель взял листок в формате А4 с текстом, напечатанным на принтере.
«Приглашаем наблюдателя. Требования: молодой, хороший физиономист, отличный велосипедист, вежливый с клиентами и клиентками. Рабочий день с 10 до 22 часов. Зарплата до 100 евро в день».
Что это?
Приглашение на работу. Адиль нашел в интернете.
Адиль был сводным братом Соло, ему исполнилось шестнадцать с половиной лет, и он еще учился школе.
Наблюдатель?
Ну да, то же самое, что шуф[20], сказал Юсеф, не сомневаясь, что понятно все объяснил. Большинство моих друзей прошли через это, я потел за партой в школе, а они у ворот шкерили в найках. Но я брату сказал: «Плохая работа». Поначалу писаешься от восторга, получая денежки, но когда стукнет двадцать два и отсидишь уже полгода в тюрьме, такие шиши тебя не обрадуют.
Разве на торговле наркотиками не богатеют?
В мечтах. Боссы да, если только из калаша не подстрелят. А все остальные, точно тебе говорю, имеют по минимуму.
Соло предсказал брату, что всю жизнь тот будет жить, оглядываясь, не следят ли за ним копы в штатском или парни из соседней банды, чтобы свести счеты.
Но теперешняя молодежь разве кого-нибудь слушает? вздохнул Соло, сам с виду мальчишка мальчишкой. Ой, я тебе еще не сказал, что моя подружка беременна.
Лицо у него, почти всегда напряженное, сразу разгладилось.
Моего сына, клянусь на Коране моей матери, я сделаю джедаем.
По правде говоря, наизусть Соло знал «Звездные войны», а вовсе не Коран.
* * *В четверг в полдень Поль и Лазарь на общей большой перемене пытались найти среди шума и сутолоки столовой уединенный уголок. Их дружба по-прежнему оставалась нерушимой, хоть у обоих завелись приятели в новых классах. А ведь, казалось бы, трудно было себе представить более несхожих мальчиков: один маленький блондин, другой высокий мулат, один импульсивный, другой рассудительный, почти резонер, но с тайной раной в сердце.
На эти выходные я у отца. Жуть до чего неохота! пожаловался Поль, глядя на тарелку с пюре и сосиской.
Жером раз в две недели забирал детей на выходные.
Но он все-таки твой отец, рассудительно отозвался Лазарь, отделяя сосиску от пюре.
И что, если я его не люблю? сварливо возразил Поль. А ты не будешь есть сосиску?
Я вообще не хочу есть мясо, ответил Лазарь.
Ты теперь вегетарианец?
Не хочу есть мертвых животных. Видишь, оно красное, как кровь.
А мне параллельно, сообщил Поль. Я вампир.
Мимо них очень близко прошла девочка с подносом.
Привет, Поль! окликнула она его. Собираешься отдать мне ножницы?
Ага, отдам, отозвался он, не поднимая головы от тарелки.
Лазарь проследил взглядом за удаляющейся девочкой, потом тихо спросил:
Это кто?
Девчонка из моего класса.
А как зовут?
Не знаю Ясмина, кажется.
Поль замечал девочек по одной-единственной причине: они охотнее одалживали ему клей или ножницы, когда возникала необходимость. Мальчишек он успел достать своим витанием в облаках, и на его просьбы они вежливо отвечали: «Отвянь!»
Красивая, отметил Лазарь.
Кто?
Ну-у Ясмина.
Думаешь? удивился Поль и поднял голову от пюре.
На лице Лазаря играла легкая улыбка, взгляд устремился вдаль. Ему стали нравиться девочки. У них в классе уже возникали романы, девочки шушукались о мальчиках, мальчики хвастали друг перед другом победами. С Лазарем пока еще ничего подобного не случалось. Хотя зеркало говорило ему, что он хорош собой и фигура у него что надо. «В чем же дело? задумался он, сидя на уроке. Может быть, из-за цвета кожи?»
Месье Сент-Ив, вернитесь, пожалуйста, в класс, попросил его учитель математики.
Ноздри Лазаря гневно дрогнули: он терпеть не мог, когда его ловили на промахах.
После уроков он ждал Поля перед школой, они встретились, а какая-то девочка на ходу попрощалась:
Пока, Поль, до завтра!
Ясмина явно выражала симпатию Полю, но он был занят совершенно другими проблемами, и поговорить о них мог только с одним человеком на свете. А этот человек становился доступен лишь между половиной десятого и десятью, когда на улице Мюрлен, 12, все расходились по своим комнатам, а он стоял спиной к кухне и смотрел через окно в сад.
Спаситель
Спаситель
Ты не лег, Поль?
Спаситель отпивал по глотку из стакана, не сводя глаз с огненной точки в темноте. Жово в конце дня курил в саду свою последнюю сигарету. «Может, старик не так уж безобиден?» размышлял Спаситель.
Я хочу кое-что спросить.
Так, так, так.
Как тебя будет называть маленький?
Как он будет меня называть?
Да. Спаситель или папа? Голос Поля дрожал от волнения.
А ты как думаешь?
Думаю, папа. А я не могу. Лазарь не хочет.
Поль не имел права говорить «наша комната», не мог называть Спасителя «папа», потому что у него в другом месте были и комната, и папа тоже.
Я хочу обратно к маме в живот и быть вашим ребенком.
Возможно, он сказал что-то нелепое, но он больше не мог таить свою боль про себя.
Это уж точно невозможно, проговорил Спаситель, стоя по-прежнему лицом к окну. Но найдется что-то другое, что порадует нас с тобой вместе.
Одним глотком он допил пунш, сделанный с самым лучшим мартиникским ромом.
Как ты знаешь, меня усыновили, продолжал он, и я, когда был в твоем возрасте, иногда думал, что было бы гораздо лучше, если бы я остался сыном своих настоящих родителей, биологических. Жизнь для меня была бы гораздо проще, и я был бы гораздо счастливее. Я никогда не говорил «мама» или «папа» биологическим родителям, но говорил сотни тысяч раз эти слова приемным отцу и матери. Но сегодня я очень рад тому, что так называл их. Как ты думаешь, ты мог бы называть меня папой?
Он высказал сам ту просьбу, которую так хотел и не решался обратить к нему Поль. Потом Полю будет гораздо легче сказать Лазарю: «Спаситель сам попросил меня называть его папой».
Когда маленький научится говорить «папа», я тоже буду так говорить, сказал Поль и засмеялся, его обрадовала мысль, которая пришла ему в голову. Может, я сам его и научу?
Конечно, кому и учить, как не старшему брату.
Красная точка в саду погасла, сейчас Жово вернется в дом.
Спокойной ночи, пожелал Поль.
И в его голосе таилось такое ожидание, такая надежда
Не меньше надежд таилось и у Алисы, Луизы, Габена, Лазаря, и у Самюэля, Бландины, Марго, Фредерики, Мейлис, Луаны, Соло и Эллиота. На секунду Спаситель почувствовал, что сейчас надорвется. Все хотят быть любимыми, все хотят, чтобы их спасли от самих себя. Он запрокинул голову и выпил последнюю каплю пунша. Огонь обжег и навел порядок в голове. Нет, Спаситель это правильное имя, вполне годится.
«Выходные у папы» приближались. Жером, оставив Пэмпренель, больше не заговаривал о восстановлении семьи и новых детях, что уже было большим подарком, потому что самым главным его занятием было доставать своих близких. Вот уже полгода он жил в двушке над своим магазином фототоваров, так что Алисе и Полю приходилось ночевать в одной комнате.
Мама, но это же ужас что такое!
Нет, дорогой, ужас, когда ты спишь на улице на вентиляционной решетке метро.
Луиза, чувствуя, что ничего не может сделать, начинала злиться.
Дети не хотят к нему ехать, пожаловалась она Спасителю в пятницу вечером, когда они остались наедине. И понятно. Он очень злобный!
Так, так, так.
Никаких «так, так, так», рассердилась Луиза. У нас тут не сеанс терапии. Речь идет о нашей жизни, о нас, о нашем счастье. Жером делает все, чтобы настроить против нас моих детей. Он их расспрашивает, как мы живем, а потом критикует нас и насмехается.
Луиза смотрела на Спасителя, ожидая, что он сейчас возмутится не меньше нее.
И что ты хочешь от меня? флегматично спросил он. Чтобы я его поколотил?
Луиза передернула плечами.
Хочешь лишить его родительских прав?
Луиза снова дернулась.
Тебе не кажется, что лучшее, что мы можем сделать, это помочь Алисе и Полю принять сложившуюся ситуацию?
Ну, если ты можешь предложить им только это
А было время, когда Луиза считала Спасителя магом и волшебником
Прости, заговорила она снова. У меня что-то нервы расшалились.
А про себя она думала по-разному. Иногда что ей невероятно повезло и на нее свалилось со всех сторон счастье, а иногда что она с ума сошла: в сорок лет заводить ребенка!
В субботу с утра градус раздражения продолжал расти по мере того, как дети собирали и никак не могли собрать рюкзаки. Алиса судорожно искала зарядку для телефона, Поль психовал, потому что засунул неведомо куда сокращенную версию «Одиссеи», которую к понедельнику, к уроку литературы, непременно нужно было дочитать.