У дверей, прощаясь, уже протянув Спасителю руку, она воскликнула:
Ой, чуть не забыла, что еще хотела спросить! А как узнать, что психотерапия закончена?
Отличный вопрос, Бландина! Мы с тобой оба над ним подумаем.
* * *Луиза осторожно прикрыла дверь с табличкой:
ДОКТОР ФИК, ГИНЕКОЛОГ
На этот раз сомнений не было, но Луиза все-таки не могла поверить. Она не принимала таблетки вот уже два года. Сначала шли недели, потом месяцы, потом Спаситель попросил ее не тревожиться и довериться природе. Ни она, ни он не страдали бесплодием Поль, Алиса, Лазарь были тому свидетельством. Когда миновало полтора года, Луиза, ничего не говоря Спасителю, решила проконсультироваться с известной специалисткой по бесплодию доктором Фик. Спаситель согласился на анализ, который должен был определить доброкачественность его спермы. Он пережил неприятные минуты. И хотя отгонял от себя дурные мысли, но почему-то ждал, что Фик усомнится в его мужественности и приклеит ему низкие показатели. Но ответ был получен успокаивающий, все в норме. Время шло, не принося никаких перемен, и Луиза, когда у нее начинались месячные, ходила несколько дней мрачнее тучи.
Луиза ускорила шаг. По вторникам у нее с подругами был традиционный девичник в кафе «Гурман». Валентина и Тани уже сидели на своих привычных местах.
Ну как? осведомилась Валентина.
Что как? удивленно переспросила Луиза. Неужели подруги уже в курсе дела?
Не строй из себя звезду! Как прошла автограф-сессия?
А-а, вот ты о чем, улыбнулась Луиза и села.
Она успела забыть, что вчера вместе со своей издательницей была в парижском книжном магазине и подписывала покупателям книги.
Толпы, прямо скажем, не было: две или три девочки с мамами и все, сказала она небрежно.
На самом деле на встречу с ней пришли двадцать с лишним человек, члены подросткового читательского клуба, но, не желая давать подругам повод для зависти, Луиза предпочла не хвастаться своим успехом.
Ну, нам-то ты, по крайней мере, принесла по экземпляру? спросила Валентина.
Луиза достала из сумки и протянула ей книгу большого формата с силуэтами трех девочек на обложке.
«Пубертат не болезнь!», прочитала вслух Валентина. Луиза Рошто. Имя звучит хорошо, а вот название немного
Она поджала губы и со скептическим выражением лица принялась перелистывать страницы. Автор в раскованной, непринужденной манере обсуждала с девочками-подростками изменения, которые приходят с пубертатом. Выделенные крупным шрифтом заголовки привлекали внимание: «У Бейонсе и Мэрилин Монро размер XL!», «Как я справляюсь с ненужными волосами» На рисунках в стиле комиксов три подружки 1213 лет.
Неплохо издано, уронила Валентина, все так же поджимая губы.
Дай-ка мне, попросила Тани. Надо же, три девчонки на картинках точь-в-точь как мы в детстве. И ты это написала? Без всяких табу? Рассказываешь о месячных, обо всем? Вот племяшка обрадуется. Ей двенадцать, и, конечно, сплошные комплексы, так что ты прямо в яблочко. Очень здорово, молодец! Будешь дальше писать?
Тани хотела вернуть книгу Валентине, но та отказалась:
Гектору восемь, мне она ни к чему.
Луиза, Валентина и Тани дружили со школы. Валентина была матерью-одиночкой, а Тани после романов с разными Эдуарами и Бастьенами понемногу смирялась с мыслью, что останется без детей.
Напишешь несколько слов моей племяннице? Ее зовут Мелоди, она будет в восторге, сказала Тани и протянула книгу автору.
Толстяк официант подошел к их столику и шутливо, как у них повелось, спросил:
Ну и чем вас кормить, девчонки?
Нам три салата «Цезарь», распорядилась Валентина, соблюдая традицию.
Луиза, витающая в облаках, вернулась на землю.
Я бы съела чего-то посущественнее. Какие у вас есть пироги?
Но ей не захотелось ни лука в пироге с луком, ни сала в кише, ни сушеных помидоров и оливок в общем, ни этого, ни того.
Ладно, давайте «Цезарь», согласилась она скрепя сердце.
Звезда снизошла, съехидничала Валентина.
Луиза обиделась. Она подождала, пока официант отошел подальше, и, желая оправдаться, сказала шепотом:
Я беременна.
Не может быть! Ну надо же! Все везенья разом! воскликнула Тани с искренней радостью.
Какое уж тут везенье? ядовито усмехнулась Валентина. Да меня озолоти я бы не хотела в сорок лет ждать ребенка!!
Я беременна.
Не может быть! Ну надо же! Все везенья разом! воскликнула Тани с искренней радостью.
Какое уж тут везенье? ядовито усмехнулась Валентина. Да меня озолоти я бы не хотела в сорок лет ждать ребенка!!
Валентина и рада была бы утаить свою зависть, понимала, что действует на нервы, как скрипучая ржавая трещотка, но ничего не могла с собой поделать. Да и то сказать, почему все Луизе? Мало того, что с двумя детьми а дети у нее совсем не сахар принял такой красавец, так и карьера пошла в гору! То прозябала в местной газетенке и пожалуйста, книги пишет! А теперь еще младенец!
Он, конечно, обрадовался, да? спросила Тани, не называя Спасителя.
Он еще не знает, я хочу быть уверенной до конца, сказала Луиза, сожалея, что такую новость первыми узнали подруги.
С огорчением и тошнотой она отправилась после обеда в редакцию, где по-прежнему работала внештатным сотрудником. Но очень скоро утешилась, представив, как обрадует своей новостью больших и маленьких обитателей дома на улице Мюрлен.
Спаситель приготовился к последней в этот день консультации.
Марго.
Он постарался, чтобы голос его прозвучал как можно нейтральнее.
И все-таки услышал вопрос:
Удивились мне?
Марго расположилась в кресле.
Подбородок приподнят, глаза полуприкрыты снисходительно-высокомерное выражение лица подходит семнадцатилетним идеально.
А должен?
Но я же прервала терапию, вы не помните?
В феврале две тысячи шестнадцатого.
За два года Марго изменилась. Нос удлинился, появилась горбинка, что придало лицу своеобразие и характерность. Пышные медно-рыжие волосы и едва заметный макияж подчеркивали белизну кожи.
Вы сказали Бландине, что я приду на консультацию?
Нет.
Поклянитесь!
Марго, врачебная тайна распространяется на всех моих пациентов.
Думаю, она много чего вам обо мне наговорила.
Марго подняла руки и скрутила волосы в жгут, словно хотела собрать их в узел, но потом опять распустила. Рукава сползли вниз и обнажили запястья.
Бабочку мою помните? спросила она и еще немного сдвинула левый рукав.
Татуировка скрывала шрам, оставшийся с тех пор, как она резала себе руки.
Я тогда была маленькой девчонкой и попросила татуировку себе в подарок на Новый год. Больше всего хотела позлить отца. Он считает татуировки вульгарностью. Недавно сделала себе еще одну.
Бабочку?
Татуировку. Но не могу ее вам показать. Она снова скрутила волосы в жгут и прибавила: Внизу спины. Цветок. Я сама нарисовала для мастерицы. Татуировка это произведение искусства и завершение очередного этапа. Теперь я думаю о другом.
О другом? переспросил Спаситель.
Думаю сделать себе пирсинг. Но новый замысел должен еще созреть. Марго жеманно тянула слова и играла волосами. Вы знаете, что я больше не живу у матери? Бландина наверняка вам сообщила. Марго опустила рукав. Пирсинг на пупке.
Спаситель и бровью не повел, но мгновенно все свел воедино: мать пупок рождение.
Жизнь с папой тоже не подарок. Но он, по крайней мере, не депрессивный.
Спаситель слегка приподнял бровь, но и этого хватило, чтобы Марго взвилась:
Конечно! Я знаю! Вы подумали, что отец меня убедил в маминой депрессии. Но он ничего не выдумал! У мамы действительно была депрессия после моего рождения.
Мы с тобой уже это обсуждали, Марго. Послеродовая депрессия очень распространенное явление, в ней нет ничего особенного.
Для вас вообще нет ничего особенного, огрызнулась Марго. А в том, что три раза на дню хочется в окно выпрыгнуть, тоже нет ничего особенного?
Тебе три раза на дню хочется выпрыгнуть в окно?
Нет, я это так Вообще-то Она снова скрутила волосы в жгут и усмехнулась. Папу это злит страшно. «Оставь в покое волосы! Вот увидишь, я тебя остригу!» В остальном он мной доволен. У меня средний балл девятнадцать.
А ты довольна?
Что всем глаза мозолю и все меня ненавидят? Конечно, довольна, еще бы! В ее иронии сквозила горечь. Мы живем в стране, где успешных презирают. Ну вот! Теперь и я говорю как папа.
Марго снова надменно вскинула голову, но на глаза у нее навернулись слезы, и она часто-часто заморгала.
Знаете Когда увидите Бландину, скажите ей от моего имени, что я ничего не имею против нее. Она по-прежнему
Волнение перехватило ей горло.