Мы отбираем целый кирпич и сбиваем с него топорами известь. Мы, это я и один высокий мужчина лет тридцати. Его зовут Олег. По виду и по манерам интеллигент. Мы сразу с ним разговорились и как-то сдружились.
Ты, Петро, не спеши жилы на немчуру тянуть. Смотрят работай, а лучше показывай, что работаешь, не смотрят волынь. Поучает он. Ты кто по специальности?
Тракторист, отвечаю.
Не похож ты на тракториста.
Почему же?
Ухмыльнулся. Смотрит заинтересованно и со смешком.
Пальцы у тебя тонкие, длинные. Такими пальцами удобно на рояле играть или кошельки из карманов тянуть, а не ключами гайки закручивать.
У тебя тоже пальцы не молотобойца в кузне. Киваю на его руки. Я тракторист, а ты кто?
Олег усмехнулся.
Я вор. Отвечает он просто, и тут же спрашивает:
Ты как думаешь, разберём мы эти разбомблённые дома, замостим дорогу, и нас сразу по домам распустят? и тут же сам отвечает. Разевай рот шире. От даровой рабочей силы ещё никто не отказывался и от нас никто не откажется. Сделаем работу здесь нас в другое место перебросят. Мы для них пыль. Заметь. Они даже по нам учёт не ведут. Им наши имена не нужны Это не плен, а какая-то самодеятельность ретивого чиновника.
Я тоже так думаю, отвечаю я, никаких допросов и обвинений не предъявляют, работай и всё.
Олег помолчал и продолжил. Я здесь долго не задержусь.
Что, сбежишь?
Почему сбежишь? Есть и другие средства выбраться из тюрьмы. Например, подкуп. Подкуп должностных лиц ещё в мире никто и нигде не отменял. Человеческие слабости, всегда и везде остаются человеческими слабостями. У меня есть на воле влиятельные друзья, только как им сообщить, что я здесь? А то бы вывели меня давно отсюда под белы руки.
Проходит неделя, но Олега никто из тюрьмы под белы руки не выводит. Он погрустнел, стал нервный.
Бежать надо, говорю я ему, а не ждать манны небесной. Вдвоём бежать сподручнее.
И как ты это собираешься сделать? спрашивает Олег.
Здесь один охранник есть, ни рыба, ни мясо. Он всё время чего-то ест. Толстый такой, глаза навыкате. Другие полицаи смотрят, придираются, в спину прикладом тычут, а этому всё по барабану. Если его старший полицай не видит, то он сядет и сидит на битых кирпичах. Рвения никакого. Да ещё бывает и от нас отвернётся.
И как же ты думаешь дело обтяпать?
Всё просто. Подобьём с тобой нависшую часть стены на втором этаже. Мы же здесь вдвоём работаем. Обрушим её в нужный момент, когда полицай отвернётся. Этот полицай и доложит, что нас стеной задавило.
А мы где будем?
А мы, пока он рот раззявит, будем уже метров за сто отсюда, в развалинах другого дома, который ещё не разбирают. Нам главное, чтоб полицейские обязательно подумали, что нас засыпало, преследования не будет. А так побежишь, так сразу поймают.
Хорошо толкуешь, посмотрим, как будет на деле
А на деле получилось всё совершенно не так. Стену мы, уже ближе к вечеру подковыряли, а вот столкнуть её не успели, неожиданно разразился ливень с сильным порывистым ветром. Полицай отвернулся. Мы с Олегом, не долго думая, прячемся под бетонной плитой, что лежит рядом. Под ней достаточно много места. Только мы залезли под плиту, как в этот момент, стена начала рушится.
После того, как грохот от упавшей стены утих, а пыль осела, с наружи до нас донёсся крик: «Рабочих стеной задавило!». Это кричит наш полицейский. Он видел, что мы стояли на том самом месте, куда рухнула кирпичная стена, но не видел, как мы спрятались от дождя под плиту.
Мы сидим под завалом и не подаём признаков жизни. Полицейские заставляют рабочих растаскивать завал, но те не спешат, за день устали. Потом и полицейские отказались от этой затеи, оставив эту работу до утра, дескать, к покойникам спешить незачем, подождут.
Когда полицаи и рабочие ушли, мы ещё долго лежим под плитой, обдумывая сложившееся положение. Однако, думай не думай, а выбираться как-то надо. Стали мы с Олегом ползать под плитой и ощупывать, образованные завалом стенки. Если где-то нам и удавалось вытащить с десяток кирпичей, то дальше мы натыкались на прочную известковую кладку упавшей стены. Тут без инструмента никак.
Ситуация в начале сложилась в нашу пользу из под завала можно было вылезти и ночью убежать, но потом мы всё больше и больше начинали убеждаться, что выбраться из этого капкана самостоятельно нельзя. Радовало одно мы живы и завтра нас откопают.
Ситуация в начале сложилась в нашу пользу из под завала можно было вылезти и ночью убежать, но потом мы всё больше и больше начинали убеждаться, что выбраться из этого капкана самостоятельно нельзя. Радовало одно мы живы и завтра нас откопают.
Мы лежим под плитой и ждём, когда наступит завтра. И вдруг я чувствую, как нечто, похожее на кошку, трётся о моё колено. Я протягиваю руку и в сумраке нащупываю шерстяную головку с ушками. Это кошка. Она мурлычит и ластится к нам.
Постой, говорит Олег, как она сюда пробралась?
Она не человек, ей дырки диаметром с консервную банку достаточно, отвечаю я.
А где эта дырка? Надо за кошкой понаблюдать.
Наблюдать за кошкой мы можем, тем более что животное белого цвета с пятнышками на голове и спине. К нам, через трещину в плите проникает немного света и мы чуть-чуть ориентируемся.
Кошка, потёршись о наши ноги, решила от нас уйти. Она медленно идёт мимо нас и мгновенно исчезает. Мы тут же осматриваем это место и нащупываем небольшую дырку, которая ведёт куда-то вниз. Начинаем её руками расширять. В начале идёт земля, потом трухлявая кирпичная кладка, а за ней руки проваливаются в пустоту. «Это подвальное помещение», соображаем мы и быстро расширяем отверстие. Бросаем в него камешек. По времени падения определяем, что подвал совсем не высокий.
Первым лезет Олег. Я держу его за руки, а он всё ниже и ниже спускается в это отверстие, однако, пола не достаёт.
Отпускай, говорит мне Олег. Я отпускаю его руки. Слышу, как Олег приземляется.
Здесь земляной пол, говорит он снизу. Давай спускайся, я придержу.
Спускаюсь Спускаюсь
Наконец и я внизу.
Мы в подвале, но есть ли из него выход? спрашиваю я.
Выход должен быть, ведь кошка как-то сюда проникла, говорит Олег.
Мы ощупью идём по подвалу и вдруг видим свет. Он струится через подвальное окно. Подходим ближе и видим нашу мурку. Она сидит за окном и умывается.
Вытащить старую раму дело несложное. И вот мы на свободе. По битым кирпичам уходим в дальний разрушенный бомбами дом, находим там уцелевшую комнату с кроватью и растягиваемся на ней. Сразу засыпаем.
После войны в доме пограничника были всегда кошки белого цвета с крапинками. Другого цвета кошек Пётр Андрияновичне признавал.
Просыпаемся утром от чувства голода. Лежим на кровати, разговариваем.
Мы свои жизни по жребию, что ли выиграли, говорю я, ведь удавило бы!
У меня в жизни знаешь, сколько таких жребиев было, не сосчитать, отвечает Олег.
А ты, что, правда вор, или пошутил?
Правда, правда. Чего мне шутить.
Как же тебя полицаи замели? Я слышал, что все воры умные и сообразительные.
И на маруху бывает проруха. Ладно, об этом. Голод не тётка, надо и о желудке позаботится. Пошли со мной. Здесь нам больше делать нечего.
Олег встаёт.
Куда собрался? Спрашиваю.
В кабак говорит он просто, слезает с кровати и направляется к выходу. Я иду за ним.
Нас полицаи не схватят? спрашиваю.
Не боись.
Мы идём какими-то дворами, переулками и закоулками.
Через сорок минут мы уже сидим в подвальчике и уминаем говяжьи котлеты. Олег шутит с официантками. Чувствуется, что его здесь знают. Он берёт всё в долг и лукаво улыбается.
В подвальчик входят двое хорошо одетых мужчин. Они смеются и обнимаются с Олегом. Один из них, приземистый, держит большой, перевязанный бечёвкой, пакет. Он отдаёт пакет Олегу и говорит:
Это одежда, а это к ней, и протягивает ему новенький немецкий пистолет.
Спасибо Циркач.
А он с нами? Циркач кивает на меня.
Ты с нами? спрашивает меня Олег и кладёт пистолет в карман, давай, решай быстрее. Решишь и завтра франтом будешь сидеть в лучшем ресторане Варшавы, а не в этой забегаловке.
Спасибо тебе, Олег, не дал погибнуть с голоду, и отрицательно качаю головой.
Ну, раз не с нами, не хочешь вольной и сытой жизни, тогда прощай. Живи, как знаешь. Я тебя к нашей жизни не приневоливаю. Собери, что осталось на столе, себе на дорогу.
Я затискиваю хлебные ломтики в карманы, и мы выходим из подвальчика. Тут же подъезжает откуда-то чёрный оппель.
Блатные влезают в него, машина трогается, а я иду снова жить в свою деревню и в свою школу.
Иду наугад, боюсь попасть в руки полицейских, ведь у меня теперь нет пропуска. На окраине города вижу цыганский табор. Стоят несколько шатров, цыганята бегают, старый цыган моет лошадь. Цыганка у входа в шатёр развешивает на верёвке юбки. И вдруг меня сзади за шкирку хватает чья-то крепкая рука.