И, как всегда, хотелось хлеба.
По неписаному правилу вначале шел в магазин и накупал кучу продуктов. Все, что можно было достать.
Вот и сейчас брат, вышедший в прихожую его встречать, получил сразу в руки полную разной снеди авоську.
Давай, Боб, разгружай.
Арк? Какими судьбами? Чего телеграмму-то не отбил, что приедешь? Я бы встретил, да и мать не знает.
Где, кстати, мамочка? трепетно спросил Аркадий.
Да на занятиях своих. Ты ж как снег на голову свалился. Подарочек с погонами, засмеялся он. Чего только похмельный такой? Она увидит огорчится.
Братья прошли в комнату, где жил Боря. Здесь мало что изменилось. Разве только телескопов, которые делал в детстве Аркадий, стало меньше, и книг значительно прибавилось на полках.
Единственным серьезным новшеством была могучая печатная машинка, занимавшая половину стола у дивана, и огромная кипа бумаги, лежащая рядом с ней.
Понимаешь, с интересным человеком в поезде познакомился. И, кстати, очень полезным. Не поверишь, за ночь прочел рукопись и утром, когда мы уже на вокзале были, дал целый ряд дельных советов. Ну ладно, я потом добавлю то, что он рекомендовал.
Аркадий достал из чемодана книгу Степанова «Порт-Артур», которую купил по дороге к брату, и растянулся с ней на диване.
А вот ты, Бобка, садись работать. Вон машинка, вон бумага, пиши давай третью часть. А я читать буду. Я в отпуске.
Новосибирск Москва, 1985 год
Выскочив из штаба, Бача запрыгнул на водительское сиденье припаркованного у входа фургона и резко стартовал с места. На территории заброшенной воинской части принципиально не работал ни один вид связи, даже проводной.
На скорости под сто километров он подлетел к воротам, и только отъехав примерно на километр, резко затормозил, достав из кармана рацию.
Очкарик, слышишь меня?
На связи, зашипело в динамике.
Ты далеко?
В окно машины деликатно постучали. Бача опустил стекло и уставился выпученными глазами на худощавого парнишку, похожего на школьника-ботаника, который кушает по утрам манную кашу, а дворовым играм предпочитает домашние задания. Но принимать за задохлика было роковой ошибкой для тех, кто встречал его на своем пути.
Матерый разведчик, участвовавший помимо Афгана еще в целом ряде спецопераций на территории стран-саттелитов, владевший невероятными техническими навыками, мастер ряда восточных единоборств, гений маскировки
Твою налево, как ты здесь?
Каком кверху. Я у КПП сидел, увидел, как ты рванул, и на крыше с тобой аккуратненько прокатился.
Мастер-фломастер. Лезь в салон, мне срочно нужна связь с Москвой.
Бача перевалился с водительского кресла, а Очкарик открыл боковую дверь, достал из-под кресла чемодан и приладил пару проводов к внешней антенне фургона.
Кому звоним?
Горбачеву. Стоп. Отставить. Он почесал подбородок. Нет, не будем наводить панику. Звони Зайцеву, нужно немедленно проверить Бункер. Если там пусто, то пусть знает: Абрасакс похитил Директора.
Очкарик резко обернулся.
Да брат, такие дела. И еще. Пусть готовят наш борт, собираем ребят и вылетаем в столицу.
Этот самолет существовал в единственном экземпляре и вышел из цеха в обстановке строжайшей секретности. У него не было серийного и бортового номеров.
Те, для кого он предназначался, именовали его «борт А» или просто «наш борт».
Наличие компьютеризированного и на случай попадания в зону ядерного взрыва механического управления, встроенных винтов для вертикальных взлета и посадки, грузоподъемность, позволяющая нести либо несколько единиц бронетехники, даже тяжелый танк или легкий вертолет, делали эту машину универсальной для целей, ради которых ее создали.
Пассажирская часть комфортно вмещала до пятидесяти человек.
В носовой части разместился целый мини-комплекс, обслуживавший нужды «Альфы». Помимо зоны для питания, спальни на шесть коек и душевой здесь располагался узел спецсвязи, артиллеристская комната, откуда двое стрелков управляли установленными на фюзеляже и крыльях крупнокалиберными пулеметами, наблюдая на дисплеях картинку в реальном времени, а также самая современная лаборатория на все случаи жизни.
И еще «борт А» обладал целым рядом сюрпризов, способных неприятно удивить противника.
Когда три тонированных автобуса с воем сирен выскочили на взлетную полосу, у трапа их уже ждал один из бойцов с пакетом из коричневой бумаги в руках.
Когда три тонированных автобуса с воем сирен выскочили на взлетную полосу, у трапа их уже ждал один из бойцов с пакетом из коричневой бумаги в руках.
Первыми вышли Бача с Очкариком, за ними Черный Полковник и его подопечный. Остальные, увидев вестового, остались в машинах.
Меньше знаешь крепче спишь.
А приказ командиры и так доведут.
Как старшему по званию спецназовец вручил пакет Баче. Тот молча вскрыл, перечитал содержимое и, насупившись, обернулся к присутствующим:
Это от Зайцева. Он только что прибыл в Бункер.
Советские противоядерные бункеры внешне мало чем отличались друг от друга. Заходишь в маскировочный домик. Спускаешься по бетонной лестнице, стены вдоль которой отделаны кафелем.
Перед тобой ДЗ многотонная защитная дверь.
Снимаешь телефонную трубку и называешь пароль часовому. Оказываешься в следующем помещении. Снова дверь ДЗГ. Защитно-герметическая. Снова в руках трубка аппарата связи.
Затем новые и новые шлюзовые камеры, с гидрантами, пультами, проводами, трубами, и только потом попадаешь на сам объект. Бесконечные коридоры, множество приборов в разных помещениях, всюду бдительная охрана.
Но этот бункер был необычен уже тем, что понять, где он находится, не представлялось возможным.
Возведенный в штреке второй очереди правительственного метро примерно на глубине четырехсот метров, был способен выдержать прямое попадание термоядерного заряда.
С карт его расположение стерлось сразу после окончания строительства, а те метростроевцы, которые в обстановке секретности работали над объектом, как-то быстро покинули мир живых: кто от несчастного случая, кто по внезапной болезни, а кто и руки на себя наложил
Знали об этом месте всего несколько человек в правительстве, и со времен Брежнева объект именовали «Бункер». В случае любого ЧП туда можно было переместиться через сеть подземных коммуникаций, ветки старого правительственного метро, построенного при Сталине, и нового, которое начали возводить при Хрущеве, уже с учетом современных реалий безопасности.
Зайцев не любил это мрачное место, но за последний год, к его сожалению, именно тут приходилось бывать чаще всего.
Пройдя все обычные посты охраны и проверки, генерал направился к небольшому закутку, который именовался среди внутренней охраны «оружейной комнатой».
Здесь действительно выдавали караульным спецоружие, защитные костюмы и бронекомплекты во время учений, поэтому никаких подозрений место не вызывало, да находилось, считай, что на виду: врезанная в тюбинг тоннеля комнатка за плотной решеткой и бронированным стеклом.
Была, правда, одна особенность у комнатки этой имелся индивидуальный гермозатвор.
И сейчас, когда Зайцев подошел к «оружейке», он увидел, что гермозатвор наполовину опущен, а свет внутри не горит.
Имея свой ключ и пароли от всех кодовых замков, через пару минут генерал уже щелкал внутри выключателями.
Такого быть просто не могло.
Внутри никого не было.
В первом пропускном пункте в Бункер дежурство полагалось нести как минимум четырем тяжеловооруженным бойцам.
Никого.
Ни людей, ни следов борьбы.
Он дернул дверь в лифтовую шахту: кабина была на месте. По кнопке внутреннего вызова диспетчер снизу также не отвечал. Генерал нажал на спуск, и моторы тихо загудели. Через несколько минут внизу открылась та же картина: ни души.
И это уже был перебор, ведь если наверху дежурили ребята из «девятки», то здесь полагалось быть его людям.
Никого.
Вагонетка стояла у самой платформы, Зайцев в нее запрыгнул и врубил автопилот. Дрезина с легким шипением тронулась и тихо зазвенела по укрытым в настилы шпалам. В голове крутилось только одно слово: «Опоздал».
Генералу чудился смрад многочисленных мертвых тел, сваленных в темную кучу где-то здесь, возможно, за ближайшим поворотом. И виделись толпы крыс, медленно, настороженно вылезающих из своих нор, поводящих в стороны тонкими серыми усиками в предвкушении большого пира.
Но до штрека он добрался без приключений, лишь тяжело выдыхая, проезжая три поста без постовых у тоннельных гермодверей. Никого и на главном посту.
Лишь молча взирали со стены стволы пулеметов и зеркала видеокамер.
Дверь внутрь была распахнута настежь.
На пороге лежала какая-то фотография. Зайцев наклонился и поднял явно довоенный, уже сильно выцветший снимок какой-то очень красивой женщины. Поверх изображения кто-то с усилием вывел большую красную «С».