Его не было там со мной, я уже не помню почему; он должен был присутствовать, ведь это была его идея, его вина. Но он прислал свою машину, чтобы меня забрали и мне не пришлось вызывать такси.
Из леса позади нас донеслись звуки неравномерных ударов топора: несколько ударов, раскатистое эхо, пауза, еще несколько ударов, кто-то из них смеется, эхо смеха. Тропинку прорубил мой брат, за год до того как уехал: он продвигался через подлесок вдоль берега, орудуя топором и мачете.
Мы не все еще сделали? спросила Анна. Я точно схвачу солнечный удар.
Она уселась на пятки и достала недокуренную сигарету. Думаю, ей хотелось вернуться к доверительному разговору, она бы рассказала мне о других своих болячках, но я продолжала пропалывать. Картошка, лук; земляничная грядка как джунгли ее мы трогать не будем; все равно сезон уже прошел.
В высокой траве за забором появились Дэвид и Джо, неся за два конца хлипкое бревно. У них был гордый вид, они показали себя добытчиками. Бревно было все в зарубках, словно они дрались с ним.
Эгей, окликнул нас Дэвид. Как дела на плантации?
Анна встала.
Шел бы ты, сказала она, щурясь на них против солнца.
Вы почти ничего не сделали, заявил Дэвид в своей манере. По-вашему, это огород?
Я окидываю их топорную работу придирчивым отцовским взглядом. В городе он бы пожал им руки и сразу прикинул: могут ли они обращаться с топором, знают ли что-то о навозе? Они бы стояли смущенные, с чистой кожей пригородных жителей и в школьной одежде, не зная, чего от них ждут.
Просто отлично, сказала я.
Дэвид захотел, чтобы мы достали кинокамеру и немного поснимали, как они вдвоем несут бревно, для «Случайных сцен»; он сказал, это будет его режиссерским камео. Джо вспомнил, что мы не умеем обращаться с камерой. Дэвид пояснил, что нужно лишь нажать на кнопку идиот бы справился, в любом случае, будет даже лучше, если кадр окажется не в фокусе или переэкспонированным, это подчеркнет элемент случайности, примерно так художник бросает краску на холст, это будет органично. Но Джо сказал: что, если мы испортим камеру, кто заплатит за нее? В конце концов они воткнули топор в бревно после нескольких попыток и по очереди сняли друг друга, как они стоят, сложив руки и поставив ногу на бревно, словно это лев или носорог.
Вечером мы играли в бридж слегка засаленными картами, лежавшими здесь с давних пор: на одной колоде синие морские коньки, на другой красные. Дэвид и Анна играли против нас. Они легко победили: Джо толком не знал правил, а я не играла много лет. Я всегда была неважным игроком; единственное, что мне нравилось, это собирать и тасовать карты.
Потом я подождала Анну, чтобы она проводила меня до нужника; обычно я ходила первой, одна. Мы взяли оба фонарика; они защищали нас от темноты кругами слабого желтого света, ложившегося на наши ноги. Шелест листвы, жабы в сухих листьях; один раз кролик отрывисто застучал лапой. Звуки, пока я узнаю их, означают, что мы в безопасности.
Надо было взять свитер потеплее, посетовала Анна. Не знала, что будет так холодно.
Там есть плащи, сказала я, можешь брать.
Когда мы вернулись в хижину, мужчины уже были в постели; они себя не утруждали походом в нужник по темноте, а мочились на землю. Я почистила зубы; Анна стала снимать макияж при свете свечи и фонарика, поставленного на попа́; лампа выгорела.
Я вошла в свою комнату и разделась. Джо что-то промычал в полусне; я обвила его рукой.
За стенами дома выл ветер и качались деревья, больше ничего. Я видела на потолке желтый кружок света от фонарика Анны; луч переместился, она вошла в их комнату, и мне было слышно их: дыхание Анны, прерывистое и тревожное, словно загнанное; затем ее голос, но не обычный, а перекошенный, наверное, как ее лицо, отчаянный молящий стон: ну же, ну же. Я накрыла голову подушкой, я не хотела это слушать, хотела, чтобы это прекратилось, но куда там. «Заткнись», шептала я, но напрасно. Она стала молиться, так самозабвенно, как будто Дэвида вообще не было рядом. Боже, боже, о, да, ну же, боже. Потом ее голос перешел в стон боли, чистый, как вода, стон животного, попавшего в капкан.
Я подумала, что это как смерть, и еще, что это кажется плохим только со стороны. Наверное, они тоже нас слышали, перед этим. Но я никогда ничего не говорю.
Глава десятая
Закат был красным, даже красновато-лиловым, и на другой день солнце держалось так, как я и рассчитывала; без радио и барометра приходится самой предсказывать погоду. Шел второй день недели, я отсчитывала их в уме, словно делала тюремные насечки на стене; я была в напряжении, как натянутая бельевая веревка, и то, что он еще не объявился, только усиливало вероятность встречи. Седьмой день казался очень далеким.
Я подумала, что это как смерть, и еще, что это кажется плохим только со стороны. Наверное, они тоже нас слышали, перед этим. Но я никогда ничего не говорю.
Глава десятая
Закат был красным, даже красновато-лиловым, и на другой день солнце держалось так, как я и рассчитывала; без радио и барометра приходится самой предсказывать погоду. Шел второй день недели, я отсчитывала их в уме, словно делала тюремные насечки на стене; я была в напряжении, как натянутая бельевая веревка, и то, что он еще не объявился, только усиливало вероятность встречи. Седьмой день казался очень далеким.
Я хотела увезти их с острова, чтобы защитить от него, и его от них, уберечь их всех от знания. Они могли приняться обследовать остров, прорубать новые тропы; они уже начинали маяться: две основные обязанности обеспечивать огонь и еду выполнялись, и больше ничего не оставалось. Солнце встает, перемещается по небу, тени движутся сами собой, кругом сплошной воздух, никаких четких границ, единственное разнообразие случайный самолет высоко в небе, оставляющий полоску выхлопа; для них это, наверное, было подобно жизни в лагере.
Утром Дэвид рыбачил с мостков, ничего не поймал; Анна читала уже четвертую или пятую книжку в мягкой обложке. Я подмела пол, метла была опутана длинными нитями, темными и светлыми, из-под зеркала, где мы с Анной причесывались; потом я попробовала работать. Джо сидел на насыпи, обхватив руками колени, как садовый гном, и смотрел на меня. Стоило мне поднять взгляд, как я видела его глаза, синие, как шариковая ручка или костюм Супермена; даже отвернувшись, я ощущала его рентгеновский взгляд, проникавший мне под кожу, легкое покалывание, будто он преследовал меня. Было трудно сосредоточиться; я перечитала две народные сказки о короле, который научился разговаривать с животными, и о фонтане жизни, но не продвинулась дальше схематичных набросков фигуры, походившей на футболиста. Предполагалось, что это великан.
В чем дело? спросила я у него наконец, откладывая кисточку и сдаваясь.
Ни в чем, ответил он.
Джо снял крышку с масленки и стал делать дырки в масле указательным пальцем.
Мне следовало гораздо раньше понять, что происходит, следовало прекратить это еще в городе. Я поступила неправильно, оставшись с ним, он привык к этому, подсел на мою близость, но я не сознавала этого, как и он. Если ты не можешь уловить разницу между удовольствием и болью, значит, ты в ловушке. Я сделала это с ним, я закармливала его своей пустотой в неограниченных объемах, он был к этому не готов, это оказалось сильнее его, и он заполнил ее собой, подобно тому как люди, изолированные в пустой комнате, начинают видеть узоры.
После ланча они все уселись с выжидательным видом, словно рассчитывая, что я раздам им мелки и пластилин или стану разучивать с ними песни и скажу, во что играть. Я попыталась вспомнить, чем мы занимались в хорошую погоду, когда не было работы.
А не хотели бы вы, спросила я, пособирать чернику?
Получился вроде как сюрприз; работа под видом чего-то другого, нам нужна была игра.
Они клюнули, обрадовавшись чему-то новому.
Ништяк, сказал Дэвид.
Мы с Анной сделали сэндвичи с арахисовой пастой для послеполуденного перекуса; затем обработали носы и мочки ушей ее солнцезащитным лосьоном и выдвинулись.
Дэвид и Анна поплыли в зеленой лодке, мы взяли другую, потяжелее. Они все еще не очень хорошо гребли, но ветра почти не было. Мне приходилось тратить много сил, чтобы не отклоняться от курса, поскольку Джо не умел рулить; к тому же он этого не признавал, что только усложняло задачу.
Мы обогнули каменный мыс, где проходит тропинка; а затем вошли в архипелаг из островков, это были верхушки затопленных холмов, возможно, составлявших когда-то единый хребет, до того как построили плотину. Все эти островки недостаточно велики, чтобы иметь названия; некоторые не более чем утесы с несколькими деревьями, вцепившимися в почву корнями. На одном островке, чуть подальше, гнездились цапли. Мне пришлось хорошенько всмотреться, чтобы различить их: молодняк в гнездах держал свои змеиные шеи с клювами-ножницами неподвижно, прикидываясь сухими ветками. Все гнезда были на одном дереве, белой сосне, сгруппированные для безопасности, как несколько бунгало на отшибе. Если цапли подходят достаточно близко, они дерутся.
Видишь их? спросила я у Джо, показывая в ту сторону.