Когда ты говоришь «нормальный», ты имеешь в виду прескриптивную норму или дескриптивную?
Блейз застонал:
Дескриптивную. Мирддин, не ходил бы ты к нему вечером, ей-богу.
Мне нужно научиться лучше понимать людей. Поскольку и мои родители, и ты настаиваете, чтобы я, цитирую, «не смел лазить в голову всем подряд», конец цитаты, единственное, что мне остается это с ними общаться.
Что его поразило вечером так это чувство полной невидимости. Это были не чары, но что-то очень похожее, его видели и не видели. Люди говорили с кем-то, кому-то отвечали, этот кто-то занимал с Мирддином одно и то же пространство но Мирддином не был. Это было похоже на фехтование. На танец. На синхронный перевод. Надо было только вынести себя за скобки, в зону невидимости, и позволить информации течь насквозь, только подхватывая и направляя, угадывая необходимые реплики. Где-то на перекрестке людских взглядов, в фокусе, слегка перед Мирддином, как маска на вытянутой руке, соткался некий Эмрис из Кармартена. Человек. Кем Мирддин, возможно, мог бы стать. Если бы не был Мирддином с Авалона.
Людей было десять Шон, Диллон, Оран, Калум, Эйдан, Клода, Кэтлин, Морин, Мэдлин, Шевонн. Они гомонили, перекрикивались, смеялись. Сначала на мотоциклах они куда-то ехали, потом что-то пили (какая гадость, и зачем бы это им?), потом горланили, потом опять пили, потом опять ехали. Потом Шон показывал, как работает пулемет, который установлен у него на мотоцикле. Потом все стреляли по очереди. Потом опять ехали. Людям было весело. Мирддин не особо вслушивался в реплики. Стремление не выпасть из процесса занимало все внимание. «Эмрис» махал руками и горланил вместе со всеми. Шон хохотал, хлопал «Эмриса» по спине, «Эмрис» хохотал тоже.
Потом они приехали к какой-то скале над обрывом и полезли вверх. Оттуда открывалась вся округа. Людям было весело. Мирддин пытался понять природу этого чувства, но внимание соскальзывало.
Шон! Шон, куда ты лезешь, чтоб тебя!
Отсюда вся округа обстреливается! Если что, закрепиться можно! Вооот... вооот тут!
Чтоб тебя черти взяли! И правда!
Чур меня! Кто тебя за язык тянул? Самайн скоро!
Не труусь! Черти?! Да кто угодно!
Пусть приходят!
Мы им всем покажем!
Знай наших!
Мы их всех уроем! И на могиле спляшем! Вот так! Шон, на самой верхушке скалы, сделал несколько па, высоко выбрасывая вверх колени. Камень под его ногой подвернулся, и Шон полетел вниз.
Мирддин рванулся вперед и схватил его за шиворот. Кожаный ворот куртки затрещал, но выдержал. Мирддин теперь висел на левой руке, а правую оттягивал человек. Внизу плескалась темная вода. Кто-то визжал. Мирддин сделал усилие, выбросил человека наверх и вылез сам. Визг прекратился. Мирддин стал разминать запястье.
Шон, отплевываясь, поднялся с четверенек.
Ты?! лицо у него вытянулось. Он, кажется, узнал, с кем имеет дело. Ты?!
Мирддин понял, что, отвлекшись, забыл про «Эмриса».
Тварюка ушастая!
Шон размахнулся и заехал Мирддину в глаз.
Мирддин настолько не ожидал этого, что пропустил удар. Прижал руку к лицу и отступил на шаг.
С ним по-человечески, а он! Накликал! Всегда все нормально было, а тут!
Шон примерился еще раз. Мирддин перехватил кулак. Он не понимал, что происходит. Некоторое время они так стояли.
Чтоб тебя! Шон вырвался, зло плюнул под ноги. Люди! Пошли отсюда!
И они ушли.
На, приложи, Блейз пошарил в морозилке и вытащил замерзшую в кость котлету в полиэтиленовом пакете. А то синяк будет.
Мирддин подчинился. Синяка не было бы и так, но держать холодное было приятно.
Что произошло? спросил Мирддин. Его никто никогда не бил по лицу не на спарринге, а просто из возникшего желания ударить. Я нарушил какое-то... он поискал подходящее слово, табу? Я должен был позволить ему упасть?
Блейз всплеснул руками:
Бог с тобой! Он бы убился!
Котлета начала таять. Мирддин аккуратно положил ее на стол.
Я так и подумал. Тогда почему он так отреагировал?
Он испугался. А испугавшись разозлился.
Он испугался, что мог упасть? А почему он не подумал об этом раньше?
Блейз закатил глаза к потолку:
Господи Боже, за что мне такое наказание! Как я отвык по-вашему изъясняться, Мирддин, ты бы знал! Шон не подумал, потому что Шону и его ровесникам вообще не свойственно думать. Особенно о таких вещах. Да, он испугался, что мог упасть и разбиться. Это во-первых. А во-вторых, он испугался тебя, Мирддин. Как ты бы испугался, если бы обнаружил, что тебя держит над пропастью кто-то из фир болг. Неведомая опасная тварь, которую ты принимал за такого же, как ты, и от которой неизвестно, что ожидать.
А зачем он меня ударил?
Не зачем, а почему. Потому что он хотел доказать себе и окружающим, что не беспомощен в этой ситуации. А ничего лучше ему в голову не пришло. Не мог он показаться перед ними слабаком, понимаешь? А ты его, невольно, конечно, таким выставил. Мирддин, я понимаю, это человеческие дети, они не кажутся тебе опасными. Но вы с пулеметом катались. А если бы они начали в тебя палить по дурости? Что бы я твоей матери сказал? Ты-то чего с ними туда полез?
Мне было интересно. Я думал, они знают, что делают.
Блейз вздохнул:
Мирддин, дану, твои ровесники... они всегда понимают, что делают?
У меня... не очень много ровесников, ровным голосом сказал Мирддин. По истертой клеенке в цветочек медленно растекалась натекшая с тающего пакета лужица воды. Мирддин с усилием поднял взгляд на Блейза. Но да, понимают. В большинстве случаев. В большинстве случаев, если столкновение с эмоцией данного типа и принятие решения не происходит впервые или под воздействием изменяющих сознание факторов.
Не всегда, значит, заключил Блейз.
Почему Шон не боялся меня раньше? спросил Мирддин.
Блейз вздохнул, уже в который раз. Вид у него был, будто он бревна грузил взмокший и усталый:
Потому что ты выглядел смешно. Люди воспринимают смешное как безопасное. В следующий раз в такой ситуации...
Следующего раза не будет, сказал Мирддин. Всего тебе доброго, Блейз.
Он достал оранжевую шапку. Натянул ее по самые брови и вышел.
Шон.
Шон, ковырявшийся в двигателе, попытался сделать вид, что не слышит. Мирддин молча продолжал смотреть на его спину, в точку между лопаток, туда, где так удачно сходились швы на куртке продольный и поперечный. Шон дернулся, будто его обожгло, выпрямился, обтирая руки тряпицей, и буркнул:
Чего тебе?
Я пришел извиниться. В мои намерения никоим образом не входило выставить тебя «слабаком» перед теми, чье мнение кажется тебе важным, как-то задеть твою самооценку или напугать.
Шон побагровел и аж задохнулся:
Ах ты!.. Да я тебя!..
Мирддин развернулся и пошел прочь. Потом побежал. Потом оседлал ветер.
Ветер! Ветер! Ветер! Ветер! Ветер!
Физическая оболочка рассеялась мелкими брызгами, звездной пылью. Сверху, снизу, впереди, позади, вокруг мчался стремительный поток. Духи неба и земли, духи пламени и молний пели, смеялись и хохотали, и все это смешивалось в единый тысячеголосый хор.
Мы ветер! Ветер! Ветер! Ветер! Ветер!
Мы ливень! Ливень! Ливень! Ливень! Ливень!
Мы град! Град! Град! Град! Град!
Мирддин открыл границу и вплелся еще одной прядью в эту бесконечную гриву. Гриву Самайна, скачущего по холмам.
Вокруг хохотало, визжало и грохотало.
Вверх! Вверх! Вверх! Вверх! Вверх!
Облака летели плащом, рвались и обрывались клочьями.
Вниз! Вниз! Вниз! Вниз! Вниз!
Сосны сгибались, как трава.
Мы страх! Страх! Страх! Страх! Страх!
Впереди показалось озерцо огней не тусклых, электрических, а живых, теплых, жмущихся друг к другу под крышей.
Наше! Наше! Наше! Наше!
Крыша слетела. Огоньки сбились в горсть. Один выкатился вперед.
Вихрь закружился вокруг.
Смертный! Смертный! Смертный! Смертный!
Бойся! Бойся! Бойся! Бойся!
Человек! Человек! Человек! Человек!
Мелькнуло смутно знакомое лицо. Хор вдруг отдалился. Мирддин вдруг ощутил злой, веселый кураж, который тогда пытался понять и не понял.
(«Что такое человек?»)
Человек! крикнул он, засмеялся во все горло и открыл вторую границу.
Эффект был как от пробоины на орбите. Вихрь затормозил, замер на миг и хлынул, не в силах остановиться, неукротимо, неудержимо, наружу, сквозь него, бешеным табуном, лавиной, танковой колонной по джунглям, получая то, что так стремился получить и расточаясь, не в силах удержать желанное, весь мир, весь мир и вечность в придачу.
Он опять стоял на ногах. Сосны опять были выше. Небо опять было дальше.
Он обернулся и увидел церковь, с которой снесло крышу. Баррикаду у дверей. Узнал того, кто был впереди и широко ему улыбнулся непослушными губами:
Я человек. Он...
Земля пошатнулась и мягко ушла вбок. Перед глазами мотнулся алый помпон. Встревоженное лицо Блейза. И чего это он?
Что? Что ты говоришь?
Мирддин цапнул его за воротник, подтянул к себе и шепнул на ухо:
Я человек. Он... он-то-ло-ги-чес-сс-ки.