Как выжить среди принцесс - Шимун Врочек 33 стр.

Но в тот момент не выучить текст нам казалось чем-то странным, вроде пришествия инопланетян ясным солнечным утром. Типа «привет, земляне!». И кто-то машет тебе зеленой кожистой лапой.

Я нашел на столе листок с планом выгородки. План был удивительно лаконичным. Внизу листа крупные буквы «З А Л», а посередине неровный прямоугольник. Подписано «скомейка».

 Одна скамейка? Поперек сцены?

Пашка кивнул.

 И все?

Пашка снова кивнул.

 Я вынесу,  быстро сказал Калинин.

 Свечку, чернильницу?

 Я сам,  сказал Пашка. Он поморгал.  Только надо зажечь, наверное.

Калинин вытащил зажигалку.

Ее тут же отобрала Катя Чебышева. Катя была старостой курса, у Кати было чувство ответственности размером с Тюменскую область. Вы представляете себе чувство ответственности размером с несколько Франций?

 Я зажгу,  сказала Катя Андрею.  А ты вынеси скамейку.

 Хорошо, так и решим,  сказал я. Времени было в обрез. Сейчас должен был закончиться этюд, нам делать выгородку на следующий, а мне ставить музыку. Я, как обычно, работал «радистом» и помощником режиссера, то есть, вел показ. А мы еще не разобрались с этюдом. Вообще, по-хорошему, тот, кто не явился на генеральный прогон, автоматом снимается со спектакля (показа). Вадим Чеславович, наш преподаватель актерского мастерства, так бы и сделал. Но мы были молоды и отходчивы. И это был показ самостоятельных работ.

 И еще,  смущенно попросил Пашка.  Можно мне какую-нибудь музыку?

Выгородку для следующего номера мы поставили мгновенно, я сел к музыкальному центру. Этюд начался.

Пока он шел, я мысленно переворошил свои диски. У меня их целый чемодан. Что подойдет для чеховского «Ваньки»? Рассказ трагический, зимний, хотя, казалось бы, смешной. Но от этого смеха на стенку лезть хочется. Ага. Я мысленно прослушал вступление. Вот это подойдет, пожалуй.

Заунывный вой вьюги, переходящий в классическую музыку (Чайковский, Скрябин?  уже не помню). Да, это хорошо.

Это был первый показ самостоятельных работ нашего курса. Заявок было так много, что преподаватели посовещались с мастером и тот выделил нам два дня. То есть мы показывали самостоятельные отрывки два дня подряд.

По три-четыре часа. Два действия с антрактом. Практически спектакль. Мы были кривые, зажатые, переигрывающие, с плохой дикцией. Мы на сцене кричали, прыгали, странно дергались и рвали страсть в клочки. А народный артист Пороховщиков на все это внимательно смотрел. Порох всегда считал, что показ самостоятельных отрывков важная часть обучения будущего актера.

На первом показе мы с Димой Глущенко сделали рассказ Довлатова (забыл название). Я играл дядю, туповатого и прижимистого, а Глущенко прохиндеистого студента-племянника. Потом я играл отрубленную голову Иоанна Крестителя в монологе принцессы Саломеи.

На второй день мы с Аней показывали отрывок из комедии Гольдони «Трактирщица». Я изображал Кавалера, туповатого и надменного женоненавистника. Аня играла хозяйку трактира, прекрасную и лукавую. Она с помощью шикарного бифштекса и женского коварства разбивала Кавалеру сердце. И я fallin in love прямо на сцене.

Калинин с Катей закрыли занавес.

Этюд закончился. Теперь Пашка! Я бросился на помощь. Мы дружно потащили со сцены столы, стулья, какие-то лампы и столовые приборы.

Через две минуты площадка была пуста.

Я вернулся к пульту. Калинин вытащил скамейку на середину сцены. Катя чиркнула зажигалкой и зажгла свечу.

Я поставил и включил музыку. Поехали.

Калинин приглушил свет. К сожалению, на этой сцене наши осветительные возможности были ограничены. Только включить/выключить одну зону из четырех, или две, или все сразу.

Пашка вышел на сцену в полутьме. В руке он нес блюдце с горящей свечой. В другой руке чернильницу с гусиным пером. На круглом курносом лице Пашки дрожали отсветы пламени (Пашка изрядно нервничал).

За окном бушевала вьюга. Я медленно поворачивал ручку громкости, чтобы плавно свести звук на минимум.

В зале затихли.

Пашка поставил блюдце на скамейку, рядом чернильницу. Опустился на колени. Он был нелеп и трогателен в своей дурацкой ушанке. Пашка вытащил из кармана фартука измятые листки, положил на скамейку, тщательно разгладил ладонями. Затем взял перо, зачем-то осмотрел кончик (муха?) и обмакнул в чернильницу

 Милый дедушка, Константин Макарыч,  заговорил Пашка, медленно и тщательно выводя пером. Он почти касался носом листка.  И пишу тебе письмо. Поздравляю вас с Рождеством и желаю тебе всего всево от господа бога.

 Милый дедушка, Константин Макарыч,  заговорил Пашка, медленно и тщательно выводя пером. Он почти касался носом листка.  И пишу тебе письмо. Поздравляю вас с Рождеством и желаю тебе всего всево от господа бога.

Пашка остановился, всхлипнул носом. Затем продолжил писать:

 Нету у меня ни отца, ни маменьки, только ты у меня один остался.

В зале стояла странная, озадаченная тишина. Кто-то приглушенно сказал: «он что, на самом деле?». Кто-то засмеялся.

Я решил, что это провал. Совершенный провал. Пашка говорил очень тихо, даже я, стоя за кулисой, его едва слышал Значит, в зале вообще не поймут ни слова.

 Подмастерья надо мной насмехаются,  бормотал Пашка, карябая пером.  Посылают в кабак за водкой и велят красть у хозяев огурцы а хозяин бьет чем попадя А еды нету никакой.

Я видел Пашкины оттопыренные уши, розовато просвечивающие в полутьме, и жалел его. Эх ты, актер.

 Утром дают хлеба, в обед каши, и к вечеру тоже хлеба а чтоб чаю или щей, то хозяева сами трескают  Паша вытер нос рукавом и неожиданно всхлипнул.

В зале вдруг всхлипнули в ответ. Я покосился. Мы с Калининым переглянулись. Андрюха пожал плечами: ничего не понимаю.

 А спать мне велят в сенях, а когда ребятенок ихний плачет, я вовсе не сплю, а качаю люльку. Милый дедушка, сделай божецкую милость, возьми меня отсюда домой, на деревню, нету никакой моей возможности  Пашка стащил с головы ушанку, вытер слезы (какие еще слезы?!) и снова напялил на голову. Голос его дрожал:  Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно бога молить, увези меня отсюда, а то помру

Прошло двадцать минут. Это было долго. Это было как в фильме Тарковского, когда камера мучительно медленно плывет над бегущей водой, и полем, и деревьями, и ветер колышет травинку, и поток воды уносит кусочки белой краски с кистей, и во всем этом есть какой-то высший смысл и предназначение, и давление времени, и необъятность жизни, и высказывание художника, только в конце Пашка.

 А намедни хозяин колодкой по голове ударил, так что упал и насилу очухался. Пропащая моя жизнь, хуже собаки всякой А еще кланяюсь Алене, кривому Егорке и кучеру, а гармонию мою никому не отдавай. Остаюсь твой внук Иван Жуков

Когда Пашка наконец дописал письмо, в зале всхлипывали в несколько голосов.

Пашка достал конверт, купленный за копейку, тщательно запечатал письмо, и, высунув язык от старания, дописал адрес.

 На деревню дедушке  Он остановился, подумал и добавил:  Константину Макарычу.

В зале уже рыдали.

Роль Ваньки ненадолго сделала Пашку звездой нашего курса. На разборе самостоятельных работ Порох хвалил его. «Вот,  говорил нам Порох своим мощным хриплым голосом.  Он ничего не играл, он существовал. Был самим собой в предлагаемых обстоятельствах. Молодец!  это уже Пашке.  Ты на сцене занимался ДЕЛОМ».

Мы с Калининым и Катей переглянулись. Мы-то знали. Какой там наигрыш, что вы Пашке на сцене было не до этого.

Вся его уникальная «физика», психотип, актерский талант и вдохновение сошлись вместе, чтобы создать образ несчастного Ваньки Жукова и

 А текст ты выучил?  спросил я.

 Зачем?  удивился Пашка. Он вынул из кармана и показал исписанные сверху донизу листки.  Здесь все есть. Я просто буду делать вид, что пишу, а сам буду читать.

и вы только попробуйте разобрать эти его каракули!

Тут не то что Никулиным, тут Марлоном Брандо станешь.

163. Писатель и бунтарь

У Василисы в школе по средам проходит классный час. И там у них традиция приглашают родителей, чтобы те рассказали о своих профессиях. Тем более, класс попался интересный: один папа космонавт, причем действующий, два полета в космос, другой создатель миноискателей, сейчас одно из его изделий проходит испытание в Сирии, третий авиконструктор. Работает с гражданской авиацией, недавно приезжал в школу с лекциями от «Боинга». И т. д., и т. п. Казалось бы, куда с писательским фейсом в калашный ряд. Но Василиса решила иначе.

Она меня полтора года уговаривала сходить к ним в школу. Но у меня все не складывалось. А тут повез ее на хор и расслабился.

А Василиса рассказывает, что у них завтра на классном часе должны были играть в игры, кто-то там приготовил все, но заболел. И классный час Тут я моргнул. «свободен для заинтересованного родителя».