Мой дом бесконечность - Щедровицкий Дмитрий Владимирович 6 стр.

Ночь глаза наводит рачьи.
Только так, и не иначе
Разум сонный и незрячий
Начинает видеть свет
Не надеясь на удачу,
За улыбкой слезы пряча
На пологом склоне лет
Старой улицы. Тем паче,
Что в конце ее маячит
То ли куст, то ли ответ.
В стороне, во тьме Заречной,
В переулке каждый встречный
Неразгаданный секрет.

Человек с нависшими бровями,
С непреклонным, орлим взглядом курда,
Как мы в полночь повстречались с Вами?
Вы с Луны? С Юпитера? Откуда?
Как мы жили за четыре дома,
Под светилом, гаснущим в испуге,
Как мы жили глухо, незнакомо,
Не догадываясь друг о друге?
Может быть, звезда волненье выдаст,
Взгляд метнув из-под бровей нависших?
Или мы опять слетим, не свидясь,
Прямо в пропасть со ступеней высших 
И увидим, падая: дорогу
Мертвыми устлали соловьями.
Кто глядит без гнева и упрека,
Звездным светом нас благословляя?

Гроза подходила негромко,
Но пристально и деловито,
На слух разнимая в потемках,
Что смешано и перевито.
Садовник, средь сумерек поздних
Вошедший проветрить аллею,
Твой взгляд задержался на розах,
Запахнувших, благоговея.
Постой же еще хоть минуту,
Окинь меня взглядом хозяйским,
И душную, плотную смуту
Сними по привычке, без ласки,
Как ветку, повисшую круто

Сегодня царский день.
Со щедростью монарха
Рассыпан блеск и шум.
И Вечность у реки
Стоит, облокотясь: она видна сквозь арку,
И зайчиков на рябь кидает кругляки.
И нищий у моста вдруг получает титул
Властителя земли: мир создан для него
Ты помнишь этот день? 
Он редкий посетитель,
Он к детству возведет по скорби винтовой.
И с колокольни сна, и с чердака косого,
С Амуровой стрелы средь башенных часов
Взгляни на город слез, услышь немое слово,
Узнай свое лицо и отзовись на зов

Покуда солнце не зашло
Над потрясенной головой,
Пока наречия крыло
Не преломилось в полевой
Стране вне сроков и границ,
Пока дыхание золой
Вверх не взметнулось,  бросься ниц,
И страх рокочущий омой
Слезами страсти.  Пусть, пройдя
Предсердий путь, сквозь дверь зрачка
Плеснет кричащая вода, 
Так ждет гроза себя самой,
Так видишь мать издалека.
О, пусть пространства захлестнет,
Прельстив миры, вобрав миры,
Неся янтарь, медузы, йод
И вспять, как свертывать ковры
Привык услужливый швейцар.
И пусть они в тебе живут,
Из твоего светясь лица!..
О сколько ищут, ждут, зовут
Твоих бескрылых, спящих век
Все копьеносцы злых лесов,
Все латники латунных рек!..
О, ты, замкнувший на засов
Две створки золотых ворот
Добро и зло!.. Тебя зовет
Огонь твой брат, как ты, велик.
Он память прошлого изгрыз,
Он будущее пепелит
Но отзовись и загорись!
С крутого Храма бросься вниз!
Ты знаешь, как, услышав «нет», 
В поток бросаются с моста,
И бездна заполняет свет
И разевает пасть, пуста?
О, не раздумывай! Ты мост
От грусти птиц до дальних звезд!..
Но цепь сознанья не порви,
Сновидец, не устань смотреть, 
О ты, лишающий любви,
Ты, обрекающий на смерть!..

Как секунды очерствели!
Пусть раздвинутся в веселье
Рукоплещущей волной
Мне тебя сыграть дано!
Мы пришли сюда из рая,
Отражаясь и играя,
И шуршит безумья шелк:
Кто искал и не нашел?
Взвейся, занавес шуршащий,
На миру погибель слаще,
Мы из рая и назад
Отразись в моих глазах!
Как молчим непоправимо.
Мяли травы Херувимы,
Умирая день за днем
Ближе Ближе Соскользнем
На Фавор спеши подняться,
Чтобы с Вечностью обняться,
Воскресать и умирать,
Отражаться и играть!
Как столетья ни громоздки,
Но они легки подмостки
Человеческих зеркал.
Кто нашел и не искал?

У книг в многоцветном и вольном плену,
Почувствовав сумрак и сырость,
Ты встал и в оконную тьму заглянул,
Но будущее не открылось:
Страх тихо стекал по стеклу, словно клей,
Судьбы заполняя бездонность,
Но множество книг отразилось в стекле,
И дождь заслонив, и бездомность.

Не Кельна зубцы, не мечети Алеппо,
Не солнца колонны, где Данте скорбел,
Но город кусок ноздреватого хлеба,
Ты люлька, надгробье, опять колыбель
Не в силах исчезнуть и сбыться не в силах,
Твой мир барабанный и громок, и пуст
Так ведьма тебя на костях замесила,
И вжился январь в перемолотый хруст.
Ты рухнул как лист на попранье колесам,
Грядущее время успевший проспать
Проходим вдвоем по мостам безголосым.
Ты жив только нами, поющими вспять.

Ловила скитальцев далекая Вена
Стремглавьем небес наподобье сачка.
Порхал мотылек, по-дневному надменный, 
Подвижная точка над «и» стебелька.
И самые чуткие слышали: сумрак
Густел, как Иисус ни старался Навин
И молча глядели в бассейнах и Луврах
Печальные антики с телом живым.

Что же нас тянет остаться в Стамбуле?
 Розовый куст призывной.
Это звезда, недоступная пуле,
Взглядом следит за мной.
Что окликает нас чаще и чаще?
 Разве глухая сирень.
Это монах, в наши души смотрящий,
Не вставая с колен.
Только жасмин сновиденьем продлится
Что не дает уцелеть?
 Это к тебе обращенные лица
Горьких прожитых лет.

В широкой лодке перевозчик мертвых
Везет сегодня одного меня,
И желтый берег в шестигранных сотах
Прошедшим пахнет, сладостью маня.
Ужели, тело, ты ладья Харона,
И грустный ум плывет не первый год
Вдоль берегов всемирного урона,
В блаженной смерти одинок и горд,
И все, кого я ненадолго встретил,
Игрой тумана были на воде,
И шепчет старец: «Нам не нужен третий,
Мы и вдвоем повсюду и нигде»

Как тот цветок и отраженье страсти
В невозмутимом озере зрачка
Как свет, упавший в зеркало с обрыва,
Свое лицо в воде разъял на части, 
Так мудрецы, державы и века
Запомнили безумца взгляд счастливый,
И трепет в предвкушенье высшей власти
И гордую улыбку Двойника!..

Гремящим ударом диска
Созвездья сдвинуты с мест,
И небо чрезмерно близко
В осколках лежит окрест.
И я, истекая кровью,
Склоняясь душой к ручью,
Невиданной, нежной новью
Из крови своей встаю.
До нашей встречи, Аполлон,
Во времени бездомном
Я замутненным был стеклом
И сомкнутым бутоном.
И я молил тебя: «Согрей!»
И вкруг луча обвился,
А ты учил меня игре,
Чей строй превыше смысла,
И ты глядел с пустых высот,
Мой обрывая выдох, 
Так смотрят пчелы, чуя сок
В цветах полураскрытых

С овцами, как при Лаване,
Утром гуляет облако,
И не поймет никак
Мальчик: зачем подолгу
Скрываются те созданья,
Что длят плодов созреванье
В бесплотных и крепких руках?
Вроде бы спрятаться негде,
Пусто, деревьев мало,
А за небесной твердью
Скрываться им не пристало, 
Ведь на одних Сильфидах,
На их бытии высоком,
Явленной жизни круг
Держится вдох и выдох,
И наливаются соком
Яблоки на ветру.
Вдруг откровенье, оклик
После сомнений долгих
Он на призыв идет
Там, во дворце высоком,
Воздух подобен сотам,
Зренья густеет мед

А когда подымается дым
После каждого слова,
И вокруг, словно смерть, недвижим
Хмурый воздух соловый,
Непослушными пальцами мысль
Не удержишь уронишь
О, зачем ты столетьями тонешь?
Хоть сегодня очнись!
Если холод иглою прошил
Загустевшее сердце,
Если в небе давно ни души,
Если некуда деться,
Кроме этой звезды земляной,
Лубяной, заскорузлой,
Если судеб не рубится узел, 
Хоть не плачь надо мной.
Мир сгущенья и таянья.
Мир Той любви неоткрытой,
Для которой и рай был не мил,
От которой защиты
Нет во тьме гробовой, и нельзя
До конца расквитаться.
У одра холодеющих станций
Загляни мне в глаза.

Еще живем. Еще таим подробность
Песчинку мига от морской волны,
В которой все нежившие равны.
Еще бежим от родины в безродность.
Ты помнишь, как на набережной той
Переходили вещи в отраженья,
И наши лица чувствовали жженье
Души миров как солнце золотой?
Тогда, взлетев, оттаяли слова
И закружились над слепящей гладью
Того божественного полдня ради
Завесы снов со смерти не срывай.