Слава Богу, квас не выпили!
Исхитрился удлинить руку так, что бутылка оказалась горлышком между средним и указательным пальцами. Поднял, припал губами, жадно глотнул: хорошо!
Жора всхрапнул, пробормотал:
Мать ети! и повернулся носом к стенке.
Поезд резко тормознет, и навернется мужик с верхней полки, подумал Семен, притягивая к себе ясную, как день картину падения Жоры: вот он кубарем катится с полки, головой о столик, удар, хруст шейных позвонков, вопль.
О-хохо! Простонал сосед, резко повернулся на спину, отмахиваясь свободной рукой, и едва не потеряв равновесия, ухватился за ручку на стене, Бляха-муха! выругался, проснулся и тяжко кряхтя, слез вниз, жарища!
Сеня вернул на стол бутылку с квасом:
Не спится?
С непривычки. Курить хочешь?
Ну, ответил Семен, осторожно слезая вниз, и подтянул спортивные штаны, что куришь?
«Петр Первый», а ты?
«Оптиму» дешево и сердито.
Вышли в тамбур. Пассажиры спали.
В купейных, верно, кондиционеры, а плацкарта.
Мы пассажиры низшего класса, кивнул Семен, да мне и так нормально, чай не барин. Еду и ладно. К товарищу прибуду наотдыхаюсь!
Встретит?
А то. Из Питера сразу в Вишеру.
И город не покажет? Жди, мол, другого раза.
Покажет, обещал. Я же на две недели.
Встреча
Он едва узнал товарища в мускулистом плотном мужчине. Парфен сам окликнул:
Сеня! Здорово, корешок дорогой!
Обнялись.
До электрички телега времени, посидим где-нибудь, выпьем. Погодь, берем тачку до Московского вокзала. Рюкзачище в камеру хранения там же.
Тачку?
Такси.
Эт понял, но зачем тратиться?
Без разговорчиков!
Семен, вздохнув, пожал плечами.
Куда едем, деревня? добродушно окликнул водитель серой «Вольво».
Московский вокзал.
Вещи в багажник!
Понял, не дурак, ответил Парфён, толкая товарища к машине.
А что, заметно? Семён захлопнул заднюю дверцу, усаживаясь поудобней.
В смысле?
Деревня.
Хм. На лбу написано.
Это площадь Восстания, а там знаменитый Невский проспект. Спасибо, шеф. Сдачу себе оставь.
Я забил на работу, сам себе хозяин, несколько деньков проведем в Вишере, а потом экскурсию по Санкт-Петербургу. Кстати неподалеку чудная кафешка: кормят на убой, выпивка двадцать четыре часа и кальян. Идем, угощаю! Только багаж сдадим.
Время за разговором летит быстро. Друзья не уследили за ним, но Парфен махнул рукой:
Ерунда, вечерние электрички идут с интервалом в час.
Значится, на железке работаешь?
У нас полгорода железнодорожники. Остальные стеклодувы и продавцы. Но я теперь строительную артель открыл: крыши, заборы, дома, колодцы. Уже и лицензию получил. Сезонка, но что поделать?
Негусто. Хотя у нас гораздо хуже. Работы нет. Живем натуральным хозяйством. Покупаем лишь чай да сахар.
Хорошие люди нужны всюду. А в Питере резиновые границы. Обвыкнешься, может, в мегаполис подашься. Мужчина с руками тыщ пятьдесят весит. А то больше. Десятка на съем комнаты. Во, хватит! Провел большим пальцем по горлу, еще мамке поможешь!
Невеста ждет, вздохнул Семен, отлетался, я, брат.
Невеста?
Женюсь в октябре. Приезжай!
Приеду.
У самого девушка имеется? Семен подмигнул.
Есть и нет, Парфен усмехнулся, странная она.
Любишь?
Не знаю. Вижу злюсь, не вижу грущу! Сирота, думает много, бродит одна, девок сторонится. Мамаша в ней души не чает. И то, с младенчества дружила с покойницей Весной, ее родительницей.
Красивая?
Увидишь. Зачем обо мне? о своей жене будущей поведай.
Наталка моя, красавица писаная, зеленоглазка. А волос чернее ночи. Коса ниже пояса, что рука, такая толстая. И, самое удивительное любит!
А чем ты плох? Парфен оценивающе взглянул на товарища, мужчинский мужчина. А квадратики на животе мечта. У меня таких нет.
Квадратики? Чушь! Семен весело захохотал. Парфен присоединился.
Рассчитались за обед, и вышли, вдыхая запах автомобильных газов.
Слышал о вони городов, но тут, закашлялся.
В столице еще хуже. Идем за вещами.
В электричке народу совсем немного.
Набегут, уверенно сказал Парфен, только после Любани останется мало. Летний сезон, дачи. Сиди, за пивом слетаю. А рюкзак закинем на полку, чтобы не пинали мазурики всякие.
Сеня разглядывал входящих.
На заимке народу меньше, чем в одном вагоне.
Через пять минут прибежал товарищ с пивом.
Ехать около трех часов, с пивом меньше. А это сушеные кальмары. Супер, едрён батон!
У нас до ближайшего магазина автобусом сорок минут, и ходит через день. За пивом не наездишься, если мотоциклет на приколе. Но мамкин самогон оценишь. Слеза!
Пивани, Сеня, «Бочкарева»!
Семен согласился, пиво хорошее.
Посылочку получил?
Нет. Посылки недели три идут. Если что скоропортящееся.
Ничего. Курить можно?
Идем в тамбур.
Малая Вишера оказалась небольшим городом. Парфен жил неподалеку от вокзала в старой половине, в районе частных домов. Лохматый пес лаем и вилянием хвоста приветствовал хозяина.
Бостон, сказал Парфен, это мой товарищ, люби его, потрепал собаку, и махнул рукой, идем в дом, Сеня.
Полная женщина радушно обняла Семена:
Уж столько сынок рассказывал о вас. Евангелика Нифонтовна, но зовите просто тетя Женя.
Да и меня без церемоний на ты.
Хорошо, сына. Фёна, помоги дорогому гостю вещи разобрать, покажи, где ночевать будет.
В моей комнате. Идем, дружище, переоденься с дороги. Рюкзак (там продукты?) на кухню. Фу, жарища! Шорты с майкой в самый раз. Видел, как ходят городские? Почему я не могу? Вечно парюсь в городе, одеваю костюм. По одежке сразу видна деревенщина.
А у нас шорты только детишки носят. Семен вытащил из чемодана спортивный костюм.
Хочешь, свои отдам? У меня этих шорт.
Не надо. Стесняюсь голоногим на людях.
Тетя Женя выставила закуски и пирог с мясом.
Усаживайтесь, ребятки. Сынок, налей шампанского со знакомством.
Парфен наполнил бокалы:
Ура!
Семен пригубил.
До дна, до дна, Сеня.
У меня в рюкзаке гостинцы.
Успеешь. Долго ты ко мне ехал, дружок разлюбезный. Но теперь мы не расстанемся на многие годы. Следующим летом жди меня. А до того на свадебку гряну.
Точно соберешься?
Обещаю.
Смотри, а то ведь, обижусь.
Парфен взялся за бутылку шампанского.
Матери наливай, подмигнул Семен, а мы выпьем уральского плакучего кедровничка.
Удалился в кухню, через минуту вышел, торжественно неся в руке литровую бутылку:
Слеза! Мамка гнала. Утром голова свежа, тело бодро и дух приподнят. Рюмашки неси, паря.
Держи стопарики!
Выпили. Парфен крякнул:
Эк, хороша! И ни грамма сивухой не отдает.
Я же говорил.
Завтра баньку стопим. Напаримся. А и вода в речке теплая. До сна купнёмся. Верхнюю пыль смоешь.
Говорила сынку: баньку к приезду дорогого гостя сладить. Так нет. Упрямец, Парфёнка мой.
Ничего, тетя Женя. После вагонной жарыни в проточную водицу красота! Тело прохладится, душа возликует. Подмигнул Семен.
Что ж, как знаете, молодежь. Справитесь, а я к Гавриловне наведаюсь, огурчиков снесу. Тяжело ей с огородом управляться: годы! Дай Бог, картоху выкопать.
Ладно, обещал, помогу твоей Гавриловне, кивнул Парфен. Да мы не засидимся. Что здоровым парням животы набивать? Закругляйся, Сеня. Чаю хочешь?
Чайку с удовольствием! Обожаю сей напиток. Бывало, с мамкой вечерком сидим из блюдца сёрбаем и в телек пялимся. Конечно, зимой больше. А летом дел невпроворот: скотина, огород, рыбалка. Осень охотняя пора: сею для медведя, кабана овес в дальнем наделе. Попробуешь вяленой медвежатины. Вкус необыкновенный!
Я медведя кушал! Парни в Большой Вишере, дружки-приятели, охотничий бизнес имеют. В самой глуши (вездеходом сутки трястись по болотинам) поставили рубленый дом, огромную баню. Возят олигархов стрелять лося, кабана и того же медведя. Фото памятные. Те платят немерено, конечно, по заказу девчонок из Новгорода берут.
Охота не терпит мирских сует. Но теперь и на Урале орудуют браконьеры целыми бандами. Где крутятся большие деньги что такое жизнь пары-тройки егерей?
А говоришь, не терпит. Бьют зверя почем зря. Читал, у вас тигров осталось около пятисот, а леопардов и того меньше, пятьдесят.
Это не у нас. Амур, знаешь где? От нас пылить еще тысяч пять километров. На Урале, брат, тигры не живут. А вот Снежного человека однажды сам видел.
У нас тоже андошка водится. Однажды похитил Снежный человек бабу из деревни Селищи, странная была и люди не любили. Авдотья не могла жить с людьми, однажды собрала узелок и в лес. Ночевала в барсучьих норах, в шалашах из мохнатых еловых лап. Видели поначалу, а вскоре и след простыл. А как-то попала на глаза охотнику, с шерстяным дитем, говорят, лицом в мать. Так местные и назвали лесного человека авдошкой или андошкой. Такая вот притча.