Если любишь, не раскаешься.
Если любишь, именно, если любишь.
Навстречу стайкой шли девушки.
Привет, Фёнка! Что за красавчик? Познакомь. В нашей Вишере такая рыба-кит не водится. Девушки, хихикая, окружили ребят.
Шампанского хотите?
Кто же не хочет, тупизна? И конфет шоколадных?
И конфет обещаю. А дружка моего Семеном кличут. Уралец!
Почти сибиряк? Ну и красавец, а фигура!
Ладно, мать моя женщина, совсем парня смутили, щебетухи. Пылим в «Бессонницу». Посидим, как «белые» люди.
Две девушки простились с ребятами, но две остались. Вчетвером заняли столик.
Кушать будете?
Парфен, ты спятил? Разве ночью кушают?
Лично я, когда голоден, тогда и ем! Мой товарищ, тоже.
Ты бы хоть девушек представил, однако, сказал Семен.
Наконец, прорезался, елы-палы. Девушки, назовитесь!
Те захихикали:
Моника! Рыжеволосая толстушка с ямочками на щеках церемонно протянула белую руку. Семен, иронично поцеловал:
Сема, джентльмен из глуши.
Мы знаем уже, сказала другая, крашеная тонконогая блондиночка, А ты Машка, а не Моника. Зря врешь, подружка, Парфен заложит.
Вот и нет! Я бы промолчал, Лидуся.
Лида. Хочу, чтобы и мне ручку по-джентльменски поцеловали.
Семен галантно склонился над рукой блондинки.
Скажите, какой целовальщик, мать твою за ногу, произнес Парфен, любой может.
Кроме Пани, Лида насмешливо фыркнула. Хочу кофе с коньяком и мороженое.
А я шампанского!
Мы с Сеней тоже шампанского вдарим. Девушка, бутылку «Голицына», сто граммов коньяку, четыре по сто пятьдесят шоколадного мороженого!
Официантка удалилась. Семен огляделся:
Уютное кафе. А почему на стенах виды Петербурга, отрывки каких-то стихотворений.
Не каких-то, Пушкина, темнота!
Здесь Пушкин бывал?
Девушки прыснули:
Скажешь! Знаешь, сколько лет нашему городу? То-то. В шестидесятых годах девятнадцатого столетия первые улицы появились. Пушкина к тому времени не было в живых. На вашей заимке есть интернет?
Ну. А что?
Официантка принесла заказ. Парфен объявил тост:
За моего друга!
Ур-ра! До дна.
Осушили бокалы.
Надолго к нам?
Навсегда! захохотал Парфен, право, девчонки, он только приехал, а вы словно гоните обратно. Ядрена корень!
Дурак ты, Панька, блондиночка надула губы, нас волнует время, успеем ли охмурить Соколика.
У Соколика есть невеста.
Невеста не жена! Маша хихикнула. А ты, Парфен, удержи товарища, работу предложи хорошую. Пусть заработает к свадьбе.
Не грузи, Манюнька, дай отдохнуть парню. Он же только приехал, даже не спал еще.
Парфен зевнул, Степан тер глаза.
Зевота, штука заразная, Лидия повела плечом, уж ты, Панька, не наводи тоску. Выпьем! Девушка, принесите мне кофе эспрессо и коньячку соточку! Она манерно повела плечом.
Две порции! Семен поднял вверх палец!
Три! Нет. Четыре!
Как зазноба, Панечка? С товарищем познакомил?
Познакомил, елы-палы.
Сеня, как тебе марсианка?
Девушка как девушка.
Странная она, какая-то.
Не заметил.
Одна все, да с теткой Женей. Сверстниц обходит стороной. Неинтересны мы ей.
Парфен замахал рукой:
Эй, девчонки! Аэлиту не обсуждать! За собой смотрите. А насчет общения, зря. Мне с ней интересно. Мечтательница, это верно. Но, чтобы зазнавалась ничуточки!
Официантка принесла кофе и коньяк. Молодежь повеселела. Кафе совсем опустело, официантка грустила за стойкой, подперев щеку рукой, бармен вовсе испарился. Наконец, и Семен с Парфеном рассчитавшись, вышли на улицу. Было совсем светло.
Елки-палки! Четвертый час, а ночи будто и не было, сказал Парфен, пока, девушки!
Надо проводить, вдруг хулиган привяжется! Далеко вам?
Не очень. Сами дойдем.
Не годится, Семен решительно подхватил девушек под руки, ведите, однако.
Парфену ничего не оставалось, как следовать примеру товарища.
Мать Парфена спала, и молодые люди прошли на цыпочках в дом. Постель уральцу приготовили на веранде. Парфен притащил туда же раскладушку для себя. Друзья заснули, едва приклонив головы.
Семену снилась невеста в белом: она убегала с криком:
Поймай меня!
Он долго бежал за ней и совсем запыхался, когда девушка остановилась и, обернувшись к нему, со смехом подняла фату.
Поймай меня!
Он долго бежал за ней и совсем запыхался, когда девушка остановилась и, обернувшись к нему, со смехом подняла фату.
Аэлита?
Поднялся ураган, Аэлита поднялась ввысь, и с отчаянным криком умчалась в бескрайнее голубое небо, оставив его горестно взывать о пощаде.
Семен проснулся, и долго лежал, мучаясь от совершенно нового, неизвестного чувства.
Наталка, я скучаю по тебе! мысленно произнес, и удивился фальши, которую услышал в немой фразе. Блин! Завтра поеду за билетом домой, завтра поеду за билетом домой, поеду за билетом до, Аэлита не заметил, как уснул.
Когда открыл глаза, солнце поднялось высоко. Парфена не было рядом, но слышался голос товарища:
Мам, елы-палы, опять мои лилии трогаешь? Сказал сам, значит, сам!
Не обидится твоя зазноба, честное слово!
Я обещал Аэлите, что лично выращу для нее. Нечестно получится. Все равно, как готовые купить.
Чудачка, твоя Аэлита!
А сама дружишь с ней.
Кто ж будет дружить? Девчонки, ой, завистливые.
Вообще, со сверстницами помрешь от скуки.
Странная девушка! Хорошая, добрая, но странная. Тяжело будет парню, что полюбит.
Я люблю ее, и мне легко. Глупости это!
Значит не сильно.
А вот возьму, елки-палки, и женюсь.
Только не забудь спросить, она пойдет ли.
Парфен засмеялся в ответ.
Семен аккуратно сложил одеяло и постельное белье, собрал раскладушку, и, потягиваясь, вышел во двор.
Как спалось?
Тетя Женя, дрых, яко сурок, однако. Смотаться бы за билетом в обратку.
Домой? Едва приехал, и домой? Рванем в Питер, пошляемся, город посмотрим. А то мамаша спросит, что видел в северной столице, как отчитаешься?
И то, сынок, поддержала Парфена мать, погости, дорогой. Возьмите Аэлиту, до конца недели девка выходная.
В магазине по недельному графику пашет, объяснил Парфен, до воскресенья гуляет. Еще четыре дня, палки-трепалки.
Ладно, ребята, умывайтесь, и завтракать! Тетя Женя ушла в дом. Молодые люди последовали за ней.
Только уселись за стол, тетя Женя телефон несет:
Сынок, тебя.
Елки-моталки, Парфен вздохнул недовольно, мам, ну просил же. Да, слушаю. Василий Михалыч? Что стряслось? Ну, дела-а, копать-перекопать. Ладно, хорошо.
Он положил трубку на стол, отодвинул с отвращением:
Мать, вот какого дьявола меня позвала? Сама говоришь Питер, и что?
Да объясни толком, Фенечка.
Мои черти напортачили с крышей. Дураки безмозглые! Глаз да глаз.
Понял, дружок лепший, Семен широко улыбнулся, где дом то?
Какой дом?
Этого, блин, Василия Иваныча.
Михалыча. Большая Вишера. Помнишь, мимо ехали вчера, палы-перепалы?
Не помню. Да и хрен с ним. Очень далеко?
Да ну. На мотоцикле минут пятнадцать, ети ее. Парфен окунул блин в яично-масляный соус, и отхватил добрую половину. Семен доедал блин с вареньем:
Я с тобой. Спасибо, тетка Женя. Вкусно, как дома.
Не спеши, торопыга, Парфён потянулся за вторым блином.
Тетя Женя засмеялась:
Парфенка меньше четырех блинков не ест. Да и ты, уважь, гость дорогой, смотри, какой худой.
Сенька не худой, а стройный, мать. А у меня через пару лет жирок завяжется от масляных блинков. Парфен выгнулся, погладил себя по животу, люблю покушать вволю. Со мной, говоришь? Хорошие мастера в цене, что делать умеешь?
Лучше спроси, чего не умею. И по хозяйству, и по огороду, со скотиной, ремонты всякие. У нас в деревне мужики мастеровитые. Может, рекомендации нужны? Семен гоготнул, во, глянь! Протянул руки кверху ладонями.
Ну, ты разошелся, дружище! Я что думаю: мотай с Аэлитой в Питер, а свои дела разгребу сам.
Молодец, сынок! Сень, правда: Литочка покажет Питер без Парфёнки.
Семен испугался:
Нет, нет. Или вместе или никто.
Не дури! Осадил друга Парфён, мать дело говорит. Решено, елки-палки. Дай, мама, телефон. Литуня, не разбудил? Ага. Питер покажешь уральцу? Ну. Я занят. На какой? Не. Поздно. Что? Да, ладно, Леха намыливался, если не уехал. Жди, перезвоню.Лешка? Собираешься? Прихвати гостя с Литкой до Питера. А? Нет, не ревную! Дурак ты! Парфён рассмеялся и положил трубку, Ну и мудила! Уф! Еще звоночек, Литусик, подходи, на сборы полчаса! Окейно! Ёлки-палки, а ты что пялишься, собирайся, дурило?! Ткнул Семена в бок. Тот с нарочито недовольной физиономией поспешил к умывальнику.