Не надо, не надо Оставьте, пожалуйста, сказала она.
Войник отошел, но, увидя, что у Николая Ивановича потухла папироска, тотчас же достал спички, чиркнул о коробку и бросился к нему с зажженной спичкой.
Давно бы так, братушка, проговорил Николай Иванович, улыбаясь, и закурил окурок папиросы, прибавив: Ну, спасибо.
Но тут показался таможенный чиновник в статском платье и в фуражке с зеленым околышем. Это был маленький, жиденький, тоже, как почти все сербы, носатый человек, но держащий себя необычайно важно. Его сопровождал человек тоже в форменной фуражке с зеленым околышком, но в овчинной куртке и с фонарем. Таможенный чиновник молча подошел к багажу Глафиры Семеновны, открыл первую картонку со шляпкой и стал туда смотреть, запустив руку под шляпку.
Моя шляпка, а под ней мой кружевной шарф и вуали, сказала она. Пожалуйста, только не мните.
Чиновник открыл вторую картонку тоже со шляпкой и спросил по-русски:
А зачем две?
Одна летняя, а другая зимняя, фетровая. У меня еще есть третья. Не могу же я быть об одной! Мы едем из Петербурга в Константинополь. В Петербурге зима, а в Константинополе будет весна. Здесь тоже ни весна, ни зима. Каждая шляпка по сезону.
Три. Гм глубокомысленно улыбнулся чиновник. А зачем они куплены в Вене? Вот на коробе стоит: «Wien». Новые шляпы.
Да зачем же их из России-то везти и к тому же старые? возражала Глафира Семеновна. Мы едем гулять, я не привыкла потрепанная ходить.
Гм Три много.
А вы женаты? У вашей жены меньше трех?
На поддержку жены выступил Николай Иванович и опять заговорил:
Мы, милостивый государь, господин брат-славянин, русские, такие же славяне, как и вы, а не жиды, стало быть, хоть и с новыми вещами едем, но везем их не на продажу. Да-с Если у нас много хороших вещей, так оттого, что мы люди с достатком, а не прощелыги.
Чиновник ничего не ответил, сделал лицо еще серьезнее, велел сопровождавшему его солдату налепить на три коробки ярлычки, удостоверяющие, что вещи досмотрены, и приступил к осмотру подушек и пледов, спрашивая мрачно:
Табак? Чай? Папиросы?
Смотрите, смотрите, уклончиво отвечала Глафира Семеновна, ибо в багаже имелись и чай, и папиросы.
Чиновник рылся, нашел жестяную бонбоньерку с шоколадом, открыл ее и понюхал.
Нет, уж я вас прошу не нюхать! вспыхнула Глафира Семеновна. Я после чужих носов есть не желаю. Скажите на милость, нюхать начали!
Чиновник вспыхнул и принялся за осмотр сундука, запускал руку на дно его, вытащил грязное белье, завернутое в газеты, и начал развертывать.
Грязное белье это, грязное белье. Оставьте. Впрочем, может быть, тоже хотите понюхать, так понюхайте, отчеканила ему Глафира Семеновна.
Николай Иванович только вздохнул и говорил:
А еще брат-славянин! Эх, братья! Русским людям не верите! Приехали мы к вам в гости, как к соплеменным родным, а вы нас за контрабандистов считаете!
Окончив осмотр сундука, чиновник ткнул пальцем в коробок и спросил:
Тут что?
Еда, и больше ничего. Сыр есть, ветчина, колбаса, булки, апельсины, отвечал Николай Иванович.
Молим показать.
Только еду не нюхать! Только не нюхать! А то все побросаю, опять воскликнула Глафира Семеновна, открывая коробок. Не хочу я и после славянского носа есть.
Чай? Кружева? снова задал вопрос чиновник и стал развертывать завернутую в бумагу и аккуратно уложенную еду.
Ветчина тут, ветчина.
Чиновник развернул из бумаги нарезанную ломтиками ветчину и опять поднес к носу. Глафира Семеновна не вытерпела, вырвала у него ветчину и швырнула ему ее через голову, прибавив:
Понюхали и можете сами съесть!
Чиновника покоробило. Он засунул еще раз в короб руку и налепил на него пропускной ярлык. С ним заговорил по-сербски брюнет в очках и, очевидно, тоже протестовал и усовещевал бросить такой придирчивый осмотр. Оставалось досмотреть еще саквояж Глафиры Семеновны. Чиновник махнул рукой и налепил на него ярлык без досмотра.
Слава тебе господи! Наконец-то все кончилось! воскликнул Николай Иванович. Грешной душе в рай легче войти, чем через вашу таможню в Белград попасть! Ну братья-славяне! закончил он и стал связывать подушки.
Зачем войник на козлах?
Таможенный осмотр был окончен. Глафира Семеновна, как говорится, и рвала и метала на таможенного чиновника.
Носатый черт! Вообрази, он мне всю шляпку измял своими ручищами. Прелестную шляпку с розами и незабудками, которую я вчера купила в Вене у мадам Обермиллер на Роттурмштрассе, говорила она Николаю Ивановичу. Послушай Ведь можно, я думаю, на него нашему консулу жаловаться? Ты, Николай, пожалуйся.
Носатый черт! Вообрази, он мне всю шляпку измял своими ручищами. Прелестную шляпку с розами и незабудками, которую я вчера купила в Вене у мадам Обермиллер на Роттурмштрассе, говорила она Николаю Ивановичу. Послушай Ведь можно, я думаю, на него нашему консулу жаловаться? Ты, Николай, пожалуйся.
Хорошо, хорошо, душечка, но прежде всего нужно разыскать наш паспорт, который взяли в прописку.
А носатые войники схватили уже их подушки и саквояжи и потащили к выходу, спрашивая Николая Ивановича:
Какова гостионица, господине?
Стойте, стойте, братушки! Прежде всего нужно паспорт останавливал он их.
Но паспорт уже нес еще один войник, потрясая им в воздухе и радостно восклицая:
Овдзе[3] пасс!
Ну, слава богу! вырвалось у Николая Ивановича. Пойдем, Глаша.
Он схватил паспорт и направился на подъезд в сопровождении войников и бараньих шапок. Бараньи шапки переругивались с войниками и отнимали у них подушки и саквояжи, но войники не отдавали. Глафира Семеновна следовала сзади. Один из войников, стоя на подъезде, звал экипаж:
Бре, агояти![4] кричал он, махая руками.
Подъехала карета, дребезжа и остовом, и колесами. На козлах сидела баранья шапка с такими громадными черными усами, что Глафира Семеновна воскликнула:
Николай Иванович, посмотри, и здесь такие же венгерские цыгане! Взгляни на козлы.
Нет, друг мой, это братья-славяне.
Между тем войники со словами «молимо, седите» усаживали их в карету и впихивали туда подушки и саквояжи. Большой сундук их две бараньи шапки поднимали на козлы. Глафира Семеновна тщательно пересчитывала свои вещи.
Семь вещей, сказала она.
Седам[5] подтвердил один из войников и протянул к ней руку пригоршней.
Протянул руку и другой войник, и третий, и четвертый, и две бараньи шапки. Послышалось турецкое слово «бакшиш», то есть «на чай».
Боже мой, сколько рук! проговорил Николай Иванович, невольно улыбаясь. Точь-в-точь у нас на паперти в кладбищенской церкви.
Он достал всю имевшуюся при нем мелочь в австрийских крейцерах и принялся наделять, распихивая по рукам. Послышались благодарности и приветствия.
Захвалюем[6], господине! сказал один.
Захвалюем Видетьсмо[7], проговорил другой.
С Богом остайте![8]
Извозчик с козел спрашивал, куда ехать.
В гостиницу престолонаследника! сказал Николай Иванович.
Добре! Айде! крикнули войники и бараньи шапки, и карета поехала по темному пустырю.
Пустырь направо, пустырь налево. Кое-где в потемках виднелся слабый свет. Мостовая была убийственная, из крупного булыжника, карета подпрыгивала и дребезжала гайками, стеклами, шалнерами.
Боже мой! Да какая же это маленькая Вена! удивлялась Глафира Семеновна, смотря в окно кареты на проезжаемые места. Давеча в вагоне брюнет в очках сказал, что Белград это маленькая Вена. Вот уж на Вену-то вовсе не похоже! Даже и на нашу Тверь их Белград не смахивает.
Погоди. Ведь мы только еще от станции отъехали. А вон вдали электрический свет виднеется, так, может быть, там и есть маленькая Вена, указал Николай Иванович.
И действительно, вдали мелькало электричество.
Начались двухэтажные каменные дома, но они чередовались с пустырями. Свернули за угол, и показался первый электрический фонарь, осветивший дома и тротуары, но прохожих на улице ни души. Дома, однако, стали попадаться всплошную, но дома какой-то казенной архитектуры и сплошь окрашенные в белую краску.
Где же Вена-то? повторила свой вопрос Глафира Семеновна. Вот уж и электричество, а Вены я не вижу.
Матушка, да почем же я-то знаю! раздраженно отвечал Николай Иванович.
В Вене оживленные улицы, толпы народа, а здесь никого и на улицах не видать.
Может быть, оттого, что уж поздно. Десять часов.
В Вене и в двенадцать часов ночи публика движется вереницами.
Далась тебе эта Вена! Ну, человек так сказал. Любит он свой город ну и хвалит его.
Хорошую ли он нам гостиницу рекомендовал вот что я думаю. Если у него этот Белград за маленькую Вену идет, так, может быть, и гостиница
Гостиница престолонаследника-то? Да он нам вовсе не рекомендовал ее, а только назвал несколько лучших гостиниц, а я и выбрал престолонаследника.
Зачем же ты выбрал именно ее?