У евреев нет чувства земли, Петр дернул заросшей щетиной щекой, нет патриотизма, как у нас, русских. Андрей Андреевич сын крестьянина, плоть от плоти страны. Я дворянин, мой род к варягам уходит, я родственник Романовых Петр очень хотел, чтобы Тонечка узнала о его настоящем происхождении. Он стер слезы с глаз:
Я расскажу Володе, что он внук герцога, сын аристократа Петр вздохнул:
Тонечка, Тонечка. Я всегда стеснялся, краснел перед ней Андрей Андреевич служил в штабе Второй Донской дивизии, с комиссаром Семеном Вороновым. Петр услышал о том дне, когда красные отряды окружили врангелевские позиции. В плен попали офицеры, и медицинские сестры, из полевого госпиталя. Среди белогвардейцев, Семен Воронов увидел двоюродного дядю, полковника Петра Федоровича Воронцова-Вельяминова.
О нем у Брокгауза и Эфрона написано сухой, надтреснутый голос Власова бился в ушах Петра, ты почитай, когда мы до какой-нибудь библиотеки доберемся, не разоренной. Я читал, мальчишкой, в Нижнем Новгороде город теперь назывался Горьким. Петр не поправил Андрея Андреевича:
Они отказались от своего рода, и нас хотели заставить все забыть Петр сжал кулаки, забыть, что была великая Россия. Мои предки выгнали поляков из Москвы. Они возводили столицу, с Петром Первым, прокладывали Транссибирскую магистраль Петр Федорович воевал с японцами и немцами, строил железные дороги и мосты, работал на Путиловском заводе:
Я в штабе сидел, когда его на допрос привели вспыхивал и тух огонек папиросы, над лугом поднималось солнце, я, и еще трое ребят. И отец твой, комиссар Воронов отломив горбушку ржаного хлеба, Петр посыпал корочку солью. Мутный самогон отдавал картошкой. Он опрокинул стаканчик, толстого стекла:
Мой отец убил собственных родителей, взрывом, в здании суда, в Санкт-Петербурге. Он убил двоюродного дядю, расстрелял его Власов помолчал:
Полковник Воронцов-Вельяминов достойно себя вел. Он попросил с женой встретиться, перед казнью. Семен, то есть Арсений, ему в лицо рассмеялся полковник узнал родственника, едва переступив порог штаба:
Андрей Андреевич запнулся:
Твоя семья, вернее то, что от нее осталось, знала, что с Арсением Воронцовым-Вельяминовым произошло. Семен, то есть Арсений, даже рта раскрыть не успел. Мы все слышали, те, кто в горнице сидел. Трое бойцов, со мной. Один я в живых остался. Я хотел рассказать, когда тебя увидел, но все не выпадало подходящего времени Петр вышел на луг, в росистую траву. Он смотрел на рассвет, над верхушками елей, на востоке:
Хорошо, что немцы войну начали. Россия, после войн, всегда менялась. После первой войны большевики одурманили страну, подученные жидами, вроде Горовица. Сейчас мы подобного не позволим. Немцы уйдут, Россия станет прежней, русской. Правильно они жидов расстреливают, воздух очистится Петр вернулся в сарай:
Спасибо вам, Андрей Андреевич. Низкий поклон, как говорится. Послушайте, что я придумал они были уверены, что жители в Туховежах, сообщат немцам, о зашедшем в деревню советском генерале:
После того, что с ними большевики сделали, при коллективизации, мрачно думал Петр, нельзя крестьян в предательстве обвинять в конце двадцатых годов, Воронов был подростком. Он помнил победные реляции в газетах, о создании колхозов:
За одну корову людей расстреливали, в Сибирь ссылали он читал архивные папки, на Лубянке, развалили сельское хозяйство, уничтожили деревню партийные билеты они с Власовым не трогали. Им требовалось доказать, кто они такие, на допросе у немцев. Петр взглянул на четкий, канцелярский почерк, на марки взносов:
Это не я. Воронова не существует. Поэтому я, никогда не знал, где, правда, а где ложь. Из-за отца, лишившего меня семьи, фамилии, происхождения Петр спросил у Власова, знает ли генерал что-то о его семье. Андрей Андреевич покачал головой:
Полковник ничего не говорил, только просил с женой увидеться. Ее, к тому времени, как и остальных сестер не закончив, Власов махнув рукой. Под курицу они выпили еще по стаканчику самогона. Петр, с удивлением, понял, что не захмелел:
Я два месяца водки не пробовал, и все равно им сейчас нужна была холодная голова. Петр поделился с Андреем Андреевичем планом:
Фон Рабе я найду, пообещал он, мы с вами старшие офицеры. Нас никто не собирается расстреливать на месте. Отвезут в тыл, на допрос. И вообще Петр усмехнулся, у меня много сведений о, как это сказать, нынешней работе комиссариата Петр был готов продать с потрохами всех советских разведчиков в Берлине, и не только:
Фон Рабе я найду, пообещал он, мы с вами старшие офицеры. Нас никто не собирается расстреливать на месте. Отвезут в тыл, на допрос. И вообще Петр усмехнулся, у меня много сведений о, как это сказать, нынешней работе комиссариата Петр был готов продать с потрохами всех советских разведчиков в Берлине, и не только:
Пусть сдыхают, думал он, пусть вся страна сдохнет. Японцы арестовали Зорге Петр узнал новости, вернувшись с Дальнего Востока, даже если он молчит, о своей группе, то я молчать не стану в сарае они с Власовым набросали тезисы будущего обращения к солдатам Красной Армии. Петр хотел, чтобы его имя пока не упоминалось в листовках. Сначала он должен был вывезти Володю из Куйбышева в Германию:
Обоснуемся в Берлине, на первое время, решил Петр, а потом вернемся в Россию. В новую Россию, которую мы восстановим Власов рассказывал о жизни, до переворота, о приходских школах, о ярмарке в Нижнем Новгороде и пароходах, на Волге. Блокнот с тезисами лежал в кармане гимнастерки генерала. Окна горницы были распахнуты на улицу, Петр прислушался:
Как мы и думали, Андрей Андреевич, они полицаев позвали Петр, краем глаза, заметил во дворе избы какое-то движение. Зашуршали шины, он насторожился:
Кажется, немцы. Я с ними поговорю, Андрей Андреевич, не беспокойтесь заскрипели половицы, дверь распахнулась, Петр обернулся.
Он носил безукоризненный, серо-зеленый китель, на рукаве переливались серебряные руны, на фуражке сверкала мертвая голова. Длинные пальцы вертели офицерский стек, оружие он не вынул.
Повеяло сандалом, голубые, пристальные глаза оглядели Петра, с ног до головы:
Не ожидал я его здесь увидеть хмыкнул фон Рабе, а это Власов, сомнений нет. Бывший командующий бывшей Второй Ударной армией несмотря на бороду, и усталое, покусанное комарами лицо, Муха выглядел хорошо. Максимилиан удивился:
У него глаза не бегают, он взгляда не прячет. Спина выпрямилась, плечи развернулись. Он, кажется, даже выше стал от Мухи пахло застарелым потом. Фон Рабе заметил вырванные с мясом петлицы:
Боялся, что его расстреляют, как работника НКВД Петр вскинул голову:
Ваша светлость, позвольте представить генерала Андрея Андреевича Власова, командующего Второй Ударной армией Волховского фронта, сдающегося на милость германских войск подождав, пока Муха переведет, фон Рабе рассмеялся:
Вы можете не представляться. Мы старые знакомые лазоревые глаза блеснули холодом.
Муха ответил:
Отчего же, ваша светлость. Петр Арсеньевич Воронцов-Вельяминов, к вашим услугам. Пойдемте, Андрей Андреевич Петр задержался на пороге горницы. Герр Максимилиан, ласково, улыбался:
Очень рад встрече, Петр Арсеньевич. Уверен, у нас найдется, о чем поговорить раскрыв золотой портсигар, Макс угостил русских сигаретами.
Игла патефона дрогнула, опускаясь на пластинку, зазвучала «Кумпарсита».
Солнце садилось на западе, над Волховом. Двери гостиной распахнули на деревянную террасу, с круглым столом и плетеными стульями.
В хрустальной рюмке поблескивало красное вино:
Только для вас, сеньора Антония, напыщенно сказал капитан Эскуэрра, конечно, нашей, испанской риохи, здесь не достанешь французское бордо оказалось неплохим, довоенного урожая. Запотевшие, холодные бутылки немецкого шнапса, выстроились на столе, рядом с запеченной свининой, солеными грибами, икрой и рыбой. Ожидалась паэлья, на кухне трудился личный повар генерала Августина Муньоса Грандеса, командующего «Голубой Дивизией». Креветок и ракушек здесь не водилось, но повар обещал хорошие сосиски, и курицу. Взмахнув ресницами, покачав стройной ногой, Тони отпила вина.
В абвере сеньору Эрнандес встретили радушно. Тони не могла сообщить больше того, что рассказала бригадефюреру Вюнненбергу, в Чудово. Она развела руками:
Должно быть, в котле есть и другие банды, однако я все время провела с ними Тони поморщилась:
Мне неприятно о них вспоминать, господин майор Тони допрашивал глава армейской военной разведки. Она видела, как смотрит на нее офицер:
Надеюсь, мне не предложат вернуться за линию фронта насторожилась Тони, им еще придет в голову воспользоваться моим знанием русского языка Тони говорила почти без акцента. Майор, действительно, мимолетно подумал, что можно было бы отправить фрау Эрнандес обратно: