Мне сейчас надо думать о деле. Папа меня учил, что перед пациентом, все остальное должно отступить. И для Давида, в такие моменты, ничего больше не существовало Эстер занесла в блокнот схему операции, сопроводив рисунки заметками, об истории болезни Авраама:
Может быть, я, действительно, статью напишу, после войны Эстер еще никогда не делала операций на мозге:
Надо провести трепанацию, вынуть пулю, и откачать кровь. Мозг вернется к первоначальным размерам, я поставлю кость на место ей, внезапно, послышался ядовитый голос покойного мужа:
Женщина никогда не сможет стать хирургом. Вами правят эмоции, а хирургия требует хладнокровия и точности. Лечи понос у младенцев, маститы у мамаш, и не суйся в мужскую работу Эстер прикусила губу:
Ты мертв. И вообще, пошел ты к черту. Надеюсь, что ни я, ни мальчишки о тебе больше никогда не вспомним потушив папиросу, она взялась за сверло. Пила Джильи лежала наготове. Она постояла, с инструментом в руке:
Папа всегда так говорил. Вот, я готовлюсь выполнить свою работу, в своей вере доктор Горовиц наклонилась над столом.
За треском кости, сосредоточенно проделывая отверстия в черепе, Эстер не услышала автоматных очередей, доносящихся от тропинки, ведущей к лагерю.
Эстер разрешила поставить носилки, с доктором Судаковым, на землю, только когда остатки отряда, выжившие в бою с русскими, прошли через перевал. Они оказались ближе к югу, почти на словацкой границе.
Ночь была теплой, звездной, но Эстер, все равно, укутала больного единственным, схваченным в суматохе с нар, немецким одеялом. Она не хотела рисковать простудой и воспалением легких. Доктор Судаков сейчас был беспомощней новорожденного ребенка.
Эстер удивлялась, как у нее хватило спокойствия завершить операцию. Блау ворвался в лазарет, тяжело дыша. Эстер следила за кровью, капающей в лоток, из темного сгустка, резко выделяющегося на серой массе открытого мозга.
Пан Конрад остановился: «Что это, пани Звезда?»
Мозг, сухо ответила Эстер. Она, только сейчас, услышала треск пулеметных очередей:
Что происходит, пан Блау усталое лицо, с отросшей, темной щетиной, испачкала пороховая гарь. Конрад сочно выругался, по-польски:
Говорил мне отец, русским верить нельзя давешние разведчики не соврали. Передовой отряд Красной Армии, действительно, появился на окраине лагеря партизан. Батальон русских пришел с минометами, и автоматами Калашникова. Услышав о бое, Эстер, быстро распорядилась:
Пан Конрад, сворачиваемся. Здесь есть пещера, с двумя выходами. Бросаем все, кроме оружия, нам надо сохранить людей согласно распоряжениям высшего командования Армии Крайовой, партизаны имели право вступить в стычку с русскими. Эстер наизусть помнила приказ:
В случае намерения Советов уничтожить подразделения физической силой, разрешаю обороняться она не хотела ставить под угрозу жизнь сотни бойцов, чудом спасшихся из лагерей и гетто:
Они не имеют права погибать в дурацком, случайном бою напомнила себе Эстер, они молодые, здоровые люди, у них дети родятся. Я за них отвечаю, как командир. Русские она вздохнула, Господь им судья Блау переминался с ноги на ногу. Эстер заставила себя сдержаться:
Я неясно выразилась, пан Конрад? Начинайте выводить людей, выносите оружие и передатчик. Пришлите пару крепких парней, я приготовлю доктора Судакова к транспортировке Эстер всегда ловила себя на том, что говорит о медицинских делах с довоенными интонациями. Блау откашлялся:
У нас неприятности, пани Звезда неприятностью оказалась русская мина, начисто разворотившая рацию, бойца, выносившего чемодан из землянки, и саму землянку. Эстер махнула рукой:
Ладно. Мне надо заняться пациентом кровь почти вытекла, идите, делайте свое дело она знала, что на Блау можно положиться.
И я была права они нашли сухую, теплую прогалину, Эстер позволила разжечь костры. По счету выходило, что отряд потерял всего десяток человек, и еще несколько было ранено. Печей им унести не удалось, но Блау, даже при быстром отступлении, не забыл о мешках с кухни, где лежало кофе и немецкие концентраты, супа и гуляша. Рядом с носилками Авраама тоже горел огонь. Эстер сунула в полевую сумку кое-какие медикаменты. К ней собралась небольшая очередь легкораненых бойцов. Обрабатывая ссадины от пуль, и синяки, она, краем глаза, смотрела на рыжие ресницы доктора Судакова.
Авраам пока в себя не пришел. Череп Эстер аккуратно перебинтовала, оставив отверстие в месте, где пока отсутствовала кость. Увидев носилки. Блау ахнул: «Он теперь всегда с дырой в голове будет, пани Звезда?».
Эстер, мимолетно, улыбнулась:
Нет. Опухоль спадет, остатки кровоизлияния исчезнут, я поставлю кость на место. Закреплю скобками, волосы у него отрастут ресницы у кузена Авраама оказались длинными, густыми, как у девушки. Присланные Блау бойцы, подхватили носилки, Эстер ввела кузену морфий:
Пусть поспит. Он привязан к носилкам, но все равно, так безопасней по дороге к перевалу она шла рядом, иногда прося ребят остановиться, опорожняя утку, подсунутую под одеяло кузена.
Отпустив последнего бойца, Эстер, недоуменно, обнаружила у себя под носом немецкую, легкую миску, с гуляшом, а в руке, стальную флягу с кофе. Циона щелкнула зажигалкой:
Тетя, поешьте, пожалуйста. Меня Конрад послал племянница, немного, покраснела, он велел сказать, чтобы вы не беспокоились. Бойцы получили паек, на ночь укладываются Эстер и сама все видела. Трещал валежник в костре, над верхушками сосен сиял Млечный Путь. Она, устало, затягивалась, сигаретой:
Надо найти новое место, для базы. Надо связаться с командирами, поблизости, предупредить, что русские здесь. Словаков Красная Армия не тронет, словаки коммунисты Эстер хотела дождаться, пока Авраам придет в себя, и отправиться в Варшаву:
Все равно, надо выйти на связь, поговорить с Лондоном гуляш оказался горячим, но Эстер так вымоталась, что не почувствовала мясного вкуса. Ложка заскребла по миске, она очнулась. Племянница, робко, забрала посуду:
Кофе попейте, тетя Эстер от рыжих волос Ционы пахло гарью, я сама его варила доктор Горовиц, невольно, усмехнулась:
Лучше Конраду свари. Он сегодня хорошо поработал. Останется за командира, когда я поеду в столицу Эстер была уверена, что Блау справится:
Сразу видно, что ребята его уважают в серых глазах племянницы отражались языки костра. Она смотрела вдаль:
Конраду, да. Тетя робко спросила Циона, а дядя Авраам не умрет.
Эстер напомнила себе:
Она совсем девочка, Авраам ее вырастил. Я поговорю с ней, перед отъездом. Может быть, мне все показалось она привлекла племянницу к себе:
Не умрет. Операция легкая, ее давно делают. Он очнется и все вспомнит Циона, незаметно, сглотнула:
Не след сейчас о таком упоминать. Тетя Эстер узнала, что брата потеряла, она операцию сделала, бой был Циона понимала, что хочет оттянуть решение:
Время еще есть Эстер разделила с ней папиросу, а потом ласково шлепнула по спине:
Беги к девушкам. Я с твоим дядей останусь, не беспокойся поляна стихла, Эстер взяла флягу с водой. Осторожно, аккуратно смочив губы Авраама водой. Эстер заметила движение:
Он за добавкой тянется. Пить хочет, бедный набрав воды в рот, она наклонилась над больным:
Будто целую его Эстер коснулась щекой небритой, колючей щеки:
Жара нет. Надо избежать послеоперационной инфекции, и все будет хорошо проверив рану, она приподняла одеяло:
Как я спать хочу Эстер устроилась под боком у больного, заодно и согрею его она положила голову на крепкое плечо Авраама, в немецкой, нижней рубашке, со штампами вермахта:
Надо ему новую рубашку сшить, как в песне Эстер даже улыбнулась, а девушке обещают дом построить. Будет ли у меня дом, будет ли девочка? Ей кинжал передать надо она задремала, сжимая золотую фигурку рыси, устроив пистолет у носилок, слушая ровное дыхание больного.
Виллем узнал озабоченное, худощавое лицо женщины, склонившейся над ним. Она коротко остригла волосы, но голубые, большие глаза не изменились:
Кузина Эстер. Ее мужа в Аушвиц отправили, а она сама в Польше была. То есть не ее мужа, а мужа Элизы покойной. Надо ей сказать, чтобы она не волновалась, что ее дети в безопасности Виллем попытался нахмуриться. Он хорошо помнил исповедь коменданта Аушвица, Хёсса, помнил, как довез детей до Кракова:
Я где-то их оставил, но где? Передал знакомому, священнику, или послушнику. Потом куда-то пошел дальше все покрывала белесая пелена. Он чувствовал боль в голове, сначала резкую, а потом тупую, ощущал холод, пробирающийся под рясу. Застучав зубами, Виллем разомкнул губы:
Кузина Эстер, где я он понял, что лежит на носилках, в полутемном шалаше: