Хоть всю оставшуюся жизнь, любовь моя. Всегда буду слушаться у нее была худая спина, острые, выступающие лопатки, маленькая грудь, поместившаяся в его ладони. Он понял, что женщина одного с ним роста:
Или чуть ниже он застонал, ощутив жаркую влагу, на пальцах:
Как давно, господи, как давно. Спасибо, спасибо она с шумом вздохнула:
Хорошо, так хорошо. Еще, еще Авраам сейчас и не мог подумать о том, чтобы остановиться:
Я люблю тебя, люблю он так и не открывал глаз, люблю, милая она вскрикнула:
Пожалуйста, милый, еще Авраам тяжело задышал:
Как долго, как долго ничего не было. Она моя, вся моя женщина, повернувшись, приложила палец к его губам:
Подожди, пока ничего нельзя. Я сама все сделаю она скользнула вниз. Авраам гладил короткие волосы:
Я хочу построить тебе дом, хочу детей все будто взорвалось, перед закрытыми глазами заплясали звезды:
Словно в первый раз. Никогда еще такого не случалось Авраам потянул женщину к себе. Он целовал ее лицо, нежно проводил губами по влажным щекам:
Я так долго искал тебя, и встретил, наконец-то. Пожалуйста, пожалуйста, никуда, никогда не уходи, не бросай меня горячее дыхание защекотало его ухо. Женщина спросила: «Как тебя зовут?»
Он рассмеялся:
Авраам Судаков, как еще? Не говори, что ты меня не знала он прижал женщину к себе:
Сейчас ты поспишь, а я тебя убаюкаю, как в детстве. Ты песню пела, мою любимую. Ложись сюда Авраам устроил ее у себя под рукой:
Поспишь, а я тебя буду целовать. Каждый палец, каждый волос, всю тебя от нее пахло дымом костра, ее сердце часто билось, рядом с сердцем Авраама. Он почувствовал блаженное, юношеское счастье:
Она рядом, она никуда не уйдет доктор Судаков улыбнулся:
Она меня не знала. Знала, конечно он задремал, обнимая горячие плечи, напевая песню.
Эстер лежала с открытыми глазами, глядя на его спокойное, умиротворенное лицо:
Нет она сдержала улыбку, получается, что не знала, доктор Судаков поворошив дрова в костре, натянув на Авраама одеяло, она заснула, в крепком объятье его рук.
Гуляш из немецкого концентрата вышел наваристым, ароматным. Эстер не пожалела порошка. От легкой миски поднимался запах мяса и специй. По стенкам стучала ложка. Авраам жадно ел, не поднимая перевязанной головы. Эстер прибрала грязные бинты. Стоя сзади, она внимательно рассматривала отверстие в черепе. Свет немецкого фонарика метался по сухому мху, на полу шалаша, по нижней рубашке, с лиловыми штампами вермахта. Ложка остановилась, доктор Судаков, изумленно сказал:
Не могу поверить. Что хочешь, делай, но до сих пор не могу Эстер потянулась забрать миску. Авраам поцеловал ей руку:
Не могу. Я помню серые глаза смеялись, как ты меня осматривала. Только я думал, что это мама отставив миску, он усадил Эстер рядом:
Сейчас я тебя малиной покормлю раннее утро выпало зябким, он укутал женщину одеялом. Авраам вспомнил:
Начало августа. Правильно, в горах всегда так. Значит, Леон погиб, в столице о смерти лейтенанта Радаля и своего брата Эстер рассказала, когда готовила гуляш. Авраам коснулся забинтованной головы:
Я год с пулей Гёта в мозге проходил доктор Горовиц облизала ложку:
Не совсем в мозге, ты бы ни выжил тогда. Но близко. Из-за пули, то есть кровоизлияния, ты и потерял память доктор Судаков вспомнил все, кроме того, что ему говорил Хёсс, и где он оставил детей, из Мон-Сен-Мартена.
Слова мерзавца меня мало интересуют, мрачно заметил Авраам, понятно, что он мне сказал. Они сотни тысяч евреев убили. Загоняли людей в газовые камеры, расстреливали, сжигали тела в предутренней полутьме глаза Эстер казались огромными:
Не сотни тысяч, Авраам. Миллионы он покачал головой:
Такое невозможно, Эстер. Никто не убьет миллионы она промолчала, но по твердому очерку подбородка, Авраам понял, что Эстер с ним не согласна. Все споры должны были сейчас подождать.
Он почесал обросшую бородой щеку:
Я уехал из лагеря, как Виллем. Его с ребятишками отправили в Аушвиц из какой-то обители. Скорее всего, Хёсс распорядился послать их обратно. Вспомнить бы еще, что за монастырь, и кому я передал детей Авраам, смутно, помнил, что Виллем говорил о монахе, или послушнике, поляке:
Но в стране их десятки тысяч. С кем и где я оставил мальчишек Авраам, искоса, смотрел на четкий профиль Эстер:
Понятно, что она все время о детях думает. Она считала, что малыши в безопасности, с христианскими документами, а вот как получилось доктор Судаков, осторожно, упомянул о детском бараке, в лагерном госпитале. Эстер, тяжело, вздохнула:
Люди, работающие на нацистов, потеряли право называться врачами и людьми она затянулась сигаретой:
Но Давид женщина помолчала, не стал с ними сотрудничать. Его расстреляли, или газом отравили они передавали друг другу флягу с кофе. Авраам привлек ее к себе:
Мне очень жаль, милая. Но теперь доктор Судаков замялся, но решительно продолжил, теперь нам надо раввина найти. Я уверен, что в Варшаве кто-нибудь остался доктор Судаков намеревался поехать с Эстер в столицу:
Когда ты мне голову починишь, усмехнулся он.
Переоденусь монахом, тебе облачение достанем. Только твоему отряду командир нужен Эстер пока ничего не говорила Аврааму о Блау и Ционе.
Женщина взъерошила светлые волосы:
Лучше бы ты здесь побыл. Мне так спокойнее Авраам обнял ее:
А мне спокойнее, когда ты рядом со мной, и так будет всегда. Найдется у тебя надежный человек? Эстер кивнула:
Надо ему о Блау сказать. Авраам, скорее всего, не помнит, что видел пана Конрада она, невольно, покраснела:
Зачем хупа? Да еще и с раввином. Война идет доктор Судаков поднял руку:
Именно поэтому и нужна хупа. То есть он смутился, если ты хочешь, конечно. Я тебя люблю у него была большая, грубая ладонь солдата и строителя. Эстер, внезапно, почувствовала дрожь в коленях:
Словно мне шестнадцать, а не тридцать два. Но с ним так хорошо, как никогда еще не было. Ни с кем, даже с Давидом, а я его любила. И Авраама люблю сегодня они поднимались в пещеры. Эстер ставила кость в черепе на место:
Операция и двадцати минут не займет, объяснила она Аврааму, и морфий тебе не понадобится. У меня хорошие руки малина рассыпалась по мху шалаша. Проведя губами по тонкому запястью, он потянул Эстер ближе:
Хорошие. У тебя вообще все хорошее. Такое, как надо Эстер прикусила губу:
Аврааму такое не понравится, но тянуть нельзя она слегка отстранилась: «Авраам, Циона здесь».
За стеной пещеры гремел низкий, недовольный голос дяди. Циона попыталась прислушаться, но в наскоро обустроенной части, где жили девушки, ей было ничего не разобрать. Циона сидела на крепких нарах, зажав руки между коленями, глядя на мерцающие огоньки свечей.
Пещера опустела, большая часть отряда ужинала. Сегодня ожидался ночной рейд, на восток, на занятую русскими территорию. Блау не собирался нарушать приказов командира, и ввязываться в стычку с Красной Армией, но требовалось узнать, о каких силах большевиков идет речь.
Циона подозревала, что Блау выполнит и второе задание, полученное от командира. Девушка вздохнула:
Тетя Эстер со мной поговорила доктор Горовиц пришла к племяннице, прооперировав Авраама, третьего дня. Циона вскочила с нар:
Как все прошло, тетя лицо Эстер было усталым, но Циона уловила на нем тень улыбки:
Все хорошо. Послезавтра он встанет на ноги по дороге к пещере Эстер и Авраам договорились пока молчать о будущем браке. Они карабкались по каменистой тропинке, в свете звезд. Авраам, бережно, подавал руку Эстер:
Не стоит, тихо сказала женщина, восстание впереди. Нам надо выжить, найти мальчиков. Мало ли что может случиться Авраам кивнул. Он был уверен, что вспомнит, где оставил группу из Мон-Сен-Мартена:
Эстер всю Европу перевернет, а найдет мальчишек он видел упорство в больших, голубых глазах женщины, и я, конечно, тоже сделаю все, что потребуется Авраам так и сказал Эстер, ложась на операционный топчан, в наскоро оборудованном лазарете.
Племянница бросилась к нему, у входа в пещеру. Блау пожал руку бывшему заключенному Вольскому:
Авраам, видишь, где встретились погладив Циону по рыжим волосам, доктор Судаков, довольно хмуро, заметил: «Все после операции».
Эстер наклонилась к высокому лбу Авраама:
Ему едва за тридцать, а у него морщины. Бедный мой вслух, она сказала:
Ты вспомнишь, милый. Должно пройти время, вот и все Авраам прижал ее руку к губам: