Перед ним предстал мускулистый турок с жидкой бородой, одетый в красную безрукавку.
Попытаемся, может, сегодня мне больше посчастливится.
Турок облачился в тяжелые доспехи. Товарищи закрепили их сзади ремнями, напялили ему на голову шлем, принесли и натянули ему на ноги другие, железные сапоги, ибо у этого турка ноги были длинные. Потом с помощью шестов подсадили его на коня и дали в руки палаш.
Дурак ты, Ахмед! весело крикнул Балинт Тёрёк. Палаш к панцирю не идет.
А я уж так привык, ответил невольник. И если ты, господин, боишься биться палашом, я и пытаться не стану.
Они говорили по-турецки. Священник переводил Гергё. Балинт Тёрёк снова надел шлем на голову и поскакал вокруг двора, размахивая легким копьем.
Вперед! крикнул он, выскочив вдруг на середину двора.
Гергё задрожал.
Турок пригнулся в седле и, взяв палаш в обе руки, помчался на Балинта Тёрёка:
Аллах!
Когда они съехались, турок поднялся в стременах и приготовился нанести страшный удар.
Балинт Тёрёк нацелился копьем турку в пояс, но копье соскользнуло, и Балинт выронил его. Однако щитом он отвел страшный удар турка и в тот же миг, схватив его за руку, стащил с коня. Турок боком рухнул на песок, подняв клубы пыли.
Довольно! засмеялся Балинт Тёрёк, быстрым движением подняв забрало. Завтра еще сразимся, если буду дома. И он затрясся от смеха.
Это не по чести! заорал турок, тяжело поднимаясь на ноги. Видно было, что рука у него вывихнута.
Почему не по чести? спросил Балинт.
Рыцарю не подобает стаскивать противника рукой.
Да ты же не рыцарь, чертов басурман! У тебя, что ль, учиться рыцарским обычаям? Вы самые обыкновенные грабители.
Турок, надувшись, молчал.
Уж не считаете ли вы рыцарским турниром, когда я выхожу вот так сражаться с вами? К черту, на вилы всех вас, проходимцев! крикнул Балинт Тёрёк и вытащил правую ногу из стремени, готовясь слезть с коня.
Господин! Вперед вышел худой седобородый турок и, плача, сказал: Сегодня я еще раз готов схватиться с тобой.
Стоявшие во дворе расхохотались.
Еще бы! Ты думаешь, что я уже устал. Ну да ладно, доставлю тебе такое удовольствие.
И Балинт Тёрёк снова надвинул шлем, который успел положить себе на колени.
Попугай, который раз ты бьешься со мной?
Семнадцатый, плаксиво ответил турок, у которого нос действительно походил на клюв попугая.
Балинт Тёрёк снял шлем и бросил его на землю:
Вот, даю тебе поблажку! Начнем!
Разница между ними была огромная: Балинт Тёрёк богатырь, во цвете лет, могучий и подвижной; турок тщедушный, сутулый человек лет пятидесяти.
Они сшиблись копьями. От первого же удара Балинта турок вылетел из седла и, перекувырнувшись в воздухе, свалился на песок.
Все засмеялись: и слуги, и оруженосцы, и невольники.
Господин Балинт кинул щит, железную перчатку и слез с коня, чтобы оруженосцы освободили его от остальных доспехов.
«Попугай» поднялся с трудом.
Господин! обратил он к Балинту Тёрёку окровавленное лицо и заплакал. Отпусти меня домой. Жена и сиротка-сын два года ждут меня.
А почему же тебе дома не сиделось, басурман? досадливо спросил Балинт Тёрёк.
Он всегда сердился, когда невольники просились на свободу.
Господин плакал турок, ломая руки. Сжалься надо мной. У меня красивый черноглазый сын. Два года не видел я его. Он на коленях подполз к Балинту Тёрёку и бросился ему в ноги. Господин, сжалься!
Балинт Тёрёк утирал лицо платком. Пот струился с него градом.
И вам, мерзавцам, и вашему султану всем бы сидеть у меня на цепи, сказал он, с трудом переводя дыхание. Убийцы, грабители, негодяи! Не люди вы, а бестии!
И он прошел мимо.
Турок схватил горсть песку и, кинув вслед Балинту Тёрёку, крикнул:
Да покарает тебя Аллах, жестокосердый гяур! Чтоб тебе в кандалах поседеть! Чтоб ты сдох да вдову и сирот оставил! Прежде чем душа твоя попадет в ад, пусть Аллах научит тебя втрое горше плакать, чем плачу я!
Он выкрикивал проклятия; слезы лились у него из глаз и, стекая по израненному лицу, смешивались с кровью.
От ярости у него даже пена выступила на губах. Слуги потащили его к колодцу и окатили водой из ведра.
Балинт Тёрёк привык к подобным сценам. Они вызывали в нем только гнев, и ни мольбами, ни проклятиями нельзя было заставить его развязать узы неволи и отпустить раба.
Ведь, в конце концов, невольник всегда и везде молит о свободе; разве что один молча, а другой вслух. Балинт Тёрёк с детства слышал эти мольбы. В его время рабов причисляли к прочему имуществу. Иных выкупали за деньги, других обменивали на венгерцев, попавших в плен. Так неужто же просто так, во имя Бога, отпустить невольника!
Балинт Тёрёк подставил спину и вытянул руки, чтобы ему почистили кафтан щеткой. Затем, красный от досады, подкручивая усы, он подошел к священнику.
Добро пожаловать, дорогой гость, милости просим! сказал он, протянув руку. Слышал, что тебя, точно рака, обварили кипятком. Ничего, новая кожа нарастет.
Ваша милость, ответил священник, держа шапку в руке, что меня обварили это бы еще с полбеды. Хуже, что вырезали мою паству. И мать, бедняжку, убили.
Чтоб вас турецкие псы загрызли! проворчал Балинт, обернувшись к туркам. Скажите пожалуйста, один проклинает за то, что я не отпускаю его на волю, другой учит правилам рыцарства. Я выхожу на поединок с саблей, а он не хуже заплечных дел мастера с палашом. И называет это рыцарским турниром! А когда я стаскиваю его с коня, он еще нос задирает. Чтоб вас псы и вороны заели!
Тёрёк сердито дернул кожаный пояс и в гневе стал похож на того медведя, который красовался у него в гербе на воротах крепости.
Затем он бросил взгляд на мальчика и, улыбнувшись, удивленно спросил:
Это он и есть?
Слезай живей! прикрикнул священник на Гергё. Сними шапку.
Босой мальчонка с саблей на боку лег животом на спину коня и, соскользнув на землю, остановился перед Балинтом.
Этого коня ты раздобыл? спросил господин Балинт.
Этого! гордо ответил ребенок.
Балинт Тёрёк взял его за руку и так быстро повел к жене, что священник едва поспевал за ними.
Жена Тёрёка маленькая, белолицая, русоволосая женщина с двойным подбородком сидела в саду внутреннего двора крепости, возле мельничного жёрнова, который служил столом. Она завязывала горшки и крынки с вареньем. Вместе с ней трудился и приходский священник в опрятной сутане и с очень белыми руками. Поблизости играли два мальчугана. Одному из них было пять лет, другому три года.
Ката, душенька, погляди-ка! крикнул Балинт Тёрёк. Вот этот щеночек оруженосец нашего Добо!
Гергё поцеловал руку хозяйке.
Маленькая голубоглазая женщина взглянула на мальчика с улыбкой, потом нагнулась и поцеловала его в щеку.
Этот малыш? Да ведь он еще сосунок! воскликнул приходский священник в изумлении.
Да, но только турецкую кровь сосет, ответил хозяин крепости.
Солдатик, хочешь есть? спросила женщина.
Хочу, ответил Гергё. Но сперва мне хотелось бы пойти к моему господину Добо.
Нет, сынок, к нему никак нельзя, ответил Балинт помрачнев. Твой господин в постели. И он обернулся к отцу Габору: Ты не знаешь еще? Добо ринулся с пятьюдесятью солдатами на двести турок. И один турок вонзил ему в бедро пику, да с такой силой, что пригвоздил его к луке седла.
Гергё следил за разговором, широко раскрыв глаза. Как обидно, что в сражении его не было рядом с Добо! Вот уж он огрел бы этого турка!
Ступай играть с баричами, сказал приходский священник.
Черноволосые ребятишки высунулись из-за материнской юбки и во все глаза смотрели на Гергё.
Что вы испугались? сказала им мать. Это же венгерский мальчик, он любит вас.
И она объяснила Гергё:
Это старший Янчи. А младший Фери.
Пойдемте, приветливо сказал им Гергё. Я покажу вам мою саблю.
Трое ребят очень скоро подружились.
А ты, священник, спросил Балинт Тёрёк, присев на скамейку, что же ты будешь делать без прихода?
Отец Габор пожал плечами:
Да уж как-нибудь проживу. В крайнем случае, буду вести жизнь отшельника.
Балинт Тёрёк задумчиво покручивал усы:
Ты знаешь по-турецки?
Знаю.
И по-немецки тоже?
Два года школярил на немецкой земле.
Так вот что я тебе скажу. Собери-ка свои пожитки да переезжай в Сигетвар. Вернее, не в Сигетвар, а в Шомодьвар. Через несколько дней мы переберемся туда. Там и будешь жить. У моей жены есть священник-папист так почему же мне не иметь священника новой веры! А через год-другой дети подрастут, и я отдам их на твое попечение, чтобы ты учил их.
Приходский священник удивленно вытаращил глаза:
Ваша милость, а как же я?
И ты их будешь учить. Ты выучишь их латыни, а он турецкому языку. Поверь, добрый мой пастырь, для спасения души турецкий язык столь же важен, как и латынь.