Чернышев, официально, не считался сотрудником Лубянки. Посольские охранники и третий атташе, знали, что советник, через Деканозова, приближен к наркому Берия.
Больше в газете ничего интересного не нашлось. Советские бойцы и офицеры, в оккупированных столицах Европы, посещали партийную и комсомольскую учебу, и устраивали вечера самодеятельности. Охранник полюбовался портретом Героя Советского Союза, гвардии лейтенанта Филатова. Авиатора сняли в летном шлеме.
Рядом опубликовали поздравление маршала Маннергейма товарищу Сталину, по случаю окончания войны, и ответ Иосифа Виссарионовича:
Финляндия вышла сухой из воды, хмыкнул охранник, вовремя от Гитлера сбежала, в прошлом году. Маннергейм держит нос по ветру, ничего не скажешь. Но финны помнят, какой мы урок им преподнесли Япония пока не капитулировала, однако император еле держался на своих островах, в Корее и Маньчжурии. На политических занятиях, в посольстве, говорили, что долг СССР, помочь героической борьбе китайского и корейского народа против захватчиков:
Дальний Восток тоже станет социалистическим удовлетворенно улыбнувшись, охранник отпил кофе со сливками. Посольский повар был мастером выпечки, на фарфоровой тарелке лежали слоеные пирожные, с кремом. В сезон ягод, на кухне делали пышные торты, и даже варили джем.
Охранник приоткрыл окошечко будки. День был не приемный, впрочем, и в открытые для посещения дни народа приходило мало. Кроме официальных визитеров, посольство никто не навещал:
Сначала война шла, теперь страну восстанавливать придется охранник покуривал, не до туризма, как говорится. Хотя интуристы приносят деньги. Но пока даже регулярные рейсы на Москву не восстановили на родину отправляли только особые самолеты.
В будку провели звонок. У входа в посольство, на улице, тоже в будке, сидел шведский полицейский. В случае появления гостя швед забирал у него паспорт. Он уведомлял о визите территорию СССР, вызывая охранника. Так случилось и на этот раз. Охранник языков не знал, но шведские полицейские выучили фамилию посла Коллонтай.
Оставив гостя, высокого, ухоженного мужчину, в хорошем костюме, при каштановой бороде, за воротами, охранник полистал шведский паспорт. Господин Стефан Равенсон оказался ровесником будущего посла Чернышева:
Нейтрал лейтенант рассматривал фотографию, он всю войну здесь провел, в сытости и безопасности. Швеция с гитлеровцами флиртовала, у них свои нацисты имелись. Шрам у него, наверное, от несчастного случая на правой щеке визитера красовалась старая отметина.
Стоя рядом с ним, охранник вдохнул теплый, пряный запах сандала. Свежий паспорт выдали в мае месяце. На коммуниста господин Равенсон не походил:
Он обеспеченный человек, решил охранник, может быть, прочел в газете о восстановлении СССР, после войны, и захотел помочь. Шведы миссии в Германию посылали, в лагеря. Правда, они только своих граждан вывозили охранник снял трубку внутреннего телефона.
Идя по голому коридору, Степан понял, что четыре года не ступал на территорию СССР:
Последний раз в Мурманске, на аэродроме его вели ходом для посетителей. На стенах не висели лозунги, в коридоре не стоял бюст товарища Сталина. Заведя его в комнатку, с простым столом и двумя стульями, охранник указал на большие часы:
Пять минут медленно, раздельно, сказал он, по-русски, для верности выкинув пять пальцев. Степан кивнул, дверь закрылась.
Он рассматривал пустынный, залитый солнцем двор:
По-русски я последний раз в Нойенгамме говорил, с Петей. Тихо, правда, чтобы никто не услышал за кованой решеткой посольства шелестела зеленая листва деревьев, на Виллагатан: Иоганн, наверное, на лето зал закроет. Уедет с Гретой в шхеры, в рыбацкую деревню. Они пять лет друг друга не видели. А я Констанцу почти три года сердце, опять, тоскливо заныло:
Скоро я ее увижу твердо сказал себе Степан, обернувшись, на скрип двери. Советский дипломат, в скромных очках, с железной оправой, в сером костюме, держал его шведский паспорт.
Илья Семенович Чернышев смотрел на своего бывшего соученика, по Московскому университету. Чернышев учился на историко-филологическом факультете, Петр Воронов, на юридическом. Юноши заседали в одном комитете комсомола, и участвовали в одном наборе, в наркоматы:
Петр на Лубянку пошел последний раз Чернышев видел Воронова в начале июня сорок первого года, в Берлине, а я в наркомат иностранных дел в середине мая, в Стокгольме получили радиограмму из Москвы.
Генерала Власова, предателя дела Ленина-Сталина, гитлеровского прихвостня, арестовали в Чехии, с его штабом. Почти все высокопоставленные власовцы сидели в закрытой, внутренней тюрьме, на Лубянке. По данным от союзников, и по допросам самого генерала, выходило, что оберштурмбанфюрер Воронцов-Вельяминов, бывший Воронов, антисемит и мерзавец, лично расстреливавший евреев и партизан, пропал без вести. Последний раз его видели в тоннелях берлинского метро, в начале мая. В радиограмме нарком Берия лично предупредил работников посольств, ответственных за обеспечение безопасности, о возможном визите Воронова.
Он притворится своим братом, близнецом Илья Семенович, радушно, улыбался, Степан пропал без вести, на войне Берия запретил упоминать в радиограмме об истории с так называемым полковником Вороновым. Эйтингон с ним согласился:
Сделаем вид, что Воронов, после ранений, вернулся в авиацию и Наум Исаакович повел рукой, как говорится, во многих знаниях, многие печали об истинном лице полковника Воронова знали только несколько человек. О ребенке Паука вообще имели представление трое:
Я, Лаврентий Павлович и Иосиф Виссарионович Эйтингон, еще раз, перечитал радиограмму, пусть так и остается. Но Петр может вернуться, за своим ублюдком. Он любил мальчишку, всегда с ним носился в Караганду ушло распоряжение держать воспитанника Иванова под строгим контролем. Мальчишку пока не забили до смерти. Впрочем, Наум Исаакович распорядился не делать из него инвалида:
Напал с заточкой на учащихся старших классов, матерится, курит Наум Исаакович буркнул:
Он точно не в Петра такой. Потомок герцогов Экзетеров Эйтингон понятия не имел, знает ли нынешний герцог Экзетер, где находится его племянник. Поручать Стэнли выяснить такие сведения, было подозрительно. Паука Наум Исаакович вмешивать в дело не хотел:
Это тоже опасно, не надо рисковать мальчиком Эйтингон не сомневался, что покойная Антонина Ивановна, мистер Френч, связалась с братом из Куйбышева, через английских дипломатов:
Учитывая, что отец ее под Воронова и подложил Эйтингон, едва сдержал ругательство, конечно, брат все знает. Неизвестно, какую подметную книжонку она об СССР написала он был уверен, что мистер Френч, одной рукой строча материалы для сборников НКВД, другой рукой выстукивал на машинке грязный пасквиль:
Сейчас на западе ничего не напечатают, война только закончилась он рассматривал хмурое лицо бритого наголо воспитанника Иванова. Парень не вылезал из синяков и ссадин:
Сейчас не напечатают, а потом издадут ее писания Эйтингон ткнул окурком сигары в пепельницу:
Черт бы подрал Антонину Ивановну, с ее отродьем Иванов был нужен, как приманка, для Воронова и собственного дяди:
Он на Петра не похож, подумал Эйтингон, на мать, немного, но больше еще на кого-то. Ладно он убрал фото, пусть визитеры появятся, а с Ивановым мы разберемся по возвращении комиссара госбезопасности Журавлева из Берлина его должны были предупредить о будущем визите герцога. Эйтингон считал, что коллега, как он, смешливо, называл Экзетера, не воспользуется официальными каналами:
Он перейдет границу нелегально, захочет вывезти ребенка из СССР. Володя, все-таки, английский гражданин, наследник титула Эйтингону тоже предстояла поездка за детьми, только на запад, в католическую обитель в Требнице, под освобожденным Бреслау:
Но Петр может воспользоваться своим близнецом он почесал седоватый висок, явиться в посольство, выдать себя за Степана Илья Семенович, на хорошем, шведском языке, сказал:
Рад визиту, господин Равенсон присев к столу, он вернул гостю паспорт: «Чем могу служить?».
Теплый ветер шевелил развешанные по стенам, довоенные плакаты Аэрофлота. Бывший соученик, власовский прихвостень, заочно приговоренный к смертной казни, за измену родине, молчал. Лазоревые глаза, пристально, внимательно, смотрели на Чернышева:
Меня зовут полковник Степан Семенович Воронов, наконец, ответил он, по-русски: «Я бы хотел вернуться на родину».