Обергруппенфюрер не солгал. С утра, действительно, выглянуло солнце, редкий гость в начале здешней осени. После баварского крема, Макс зевнул:
Ладно, навещу картины и куратора завтра, а пока займемся делами имея в своем распоряжении японский гидроплан, Максимилиан хотел переместить одну из лодок флотилии на восточное побережье Патагонии:
Пусть корабль стоит в бухте, где нас высаживали, сказал он Каммлеру, место уединенное, никто туда не заглянет Максимилиан помолчал, на случай новостей, об 1103, мы должны быть готовы выйти в море, в любой момент партайгеноссе Каммлер был одним из немногих, доверенных офицеров Гиммлера, знавших об 1103. Ганс кивнул:
Мы все сделаем, когда вернемся из экспедиции. Вы спокойно улетите, а я отправлю моряков на побережье офицеры флотилии работали вахтовым методом, сменяя друг друга. Планом экспедиции Макс тоже остался доволен:
Пятьдесят километров, ерунда, сказал он Каммлеру, по данным Ричера самая высокая гора не достигает и трех километров. Мы пройдем через хребет, как нож сквозь масло Макс не знал, что они увидят на юге, но сказал Каммлеру:
Ты помнишь папку. Я показывал тебе рисунки, по дороге в Патагонию. Я уверен, что карта местности правильна. Набросок не случайно появился в заметках леди Констанцы Макс надеялся на еще один термальный оазис. Геологи на базе утверждали, что вода в подземных источниках греется из-за активности вулкана.
В Антарктиде есть вулканы хрустел гравий, под ботинками товарища барона, однако это может быть и другая активность, тоже имеющая отношение к геологии некоторое суеверие Макса не позволяло ему сказать нужное слово вслух, даже в одиночестве:
Уран, подумал он, мы можем иметь дело с месторождением урана запасы тяжелой воды хранились во вновь отстроенных лабораториях, на острове, в «Орлином гнезде». Тяжелая вода, уран, и 1103 означали достроенную бомбу:
У русских, наверняка, есть бомба полуденное, яркое солнце, светило в глаза, а теперь появится и у нас. Не одним американцам бряцать оружием. 1103 сделает радиоуправление, для ракет нацеленных на Нью-Йорк перед ними расстилалась темно-синяя гладь озер.
Буревестники парили в чистом, холодном небе. Со склонов южного хребта срывались все новые птицы. Макс, искоса, посмотрел на заключенного:
Молчит, словно воды в рот набрал. Даже за куртку не поблагодарил месье Маляру выдали теплую, летчицкую куртку, на овчине и снабдили его вязаной, серой шапкой:
Он меня на два года младше, вспомнил Макс, но я лучше выгляжу. Конечно, он под землей сидит, где он и останется, до конца дней своих. Он не покончит с собой, за ним постоянно наблюдают. Да и не такой он человек резкий профиль заключенного освещало солнце. Лучи играли в белокурой пряди, выбившейся из-под шапки:
Он ничего не спрашивает о мадам Маляр, о его семье Максимилиан следил за давними знакомцами, по газетам. Герр Питер погрузился в предпринимательскую деятельность, а о герре Холланде и полковнике Горовице ничего не сообщали. Макс не отыскал и сведений о бывшем хозяине синего алмаза:
Впрочем, какая разница, где сейчас родственник Мухи? Камень он, все равно, не получит, пока я жив. Кольцо перейдет Цецилии и нашей девочке Муха тоже не интересовался тем, где обретается месье Корнель:
Архитектор его на месте убьет, если встретит, хмыкнул Макс, нет, хватит Мухе вояжей. Мы привезем в «Орлиное гнездо» 1103, и пусть он больше никуда не ездит. Я сам найду Цецилию, и доставлю ее домой они стояли на склоне холма, обращенном к северу, к строениям последнего плацдарма. За спиной, в каких-то ста метрах, начинался ледник. Белоснежное сияние окутывало горы. Максимилиан, повернувшись, вгляделся в хребет:
Там должен быть перевал. Ворон тоже думал, что там есть проход. Товарищ барон сзади меня, а охрана еле плетется, они еще у озера Макс успокоил себя:
Под ногами нет ни одного камня крупнее грецкого ореха. Да и не нападет на меня месье Маляр обергруппенфюрер почувствовал резкий толчок, в поясницу. Мгновенно стало тепло, даже жарко, тело охватила тупая, непрекращающаяся боль:
У него кинжал, как у Цецилии был, на Балатоне покачнувшись, взмахнув руками, Максимилиан упал лицом вперед, на острые камни.
Сначала он услышал крики птиц, над головой.
Голоса приближались, удалялись, сливаясь в высокий, пронзительный стон. Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он побежал по склону ледника, оскальзываясь грубыми ботинками, бросаясь вниз, избегая выстрелов охраны:
Они медленно шли. Они были далеко от нас, на берегу озера сердце, отчаянно, стучало, они за мной не угонятся. Мне надо добраться до вершины, скрыться из виду он успел выдернуть кинжал из спины фон Рабе:
Монах тоже ему в спину стрелял, в Мон-Сен-Мартене. В форте де Жу, он жалел, что не взял на акцию очки. Он обещал в следующий раз не промахнуться, но в Альпах фон Рабе спас власовец Мишель не знал, убил ли он эсэсовца. Он не мог позволить себе задерживаться на склоне:
Иначе меня расстреляют, на месте. Никто, никогда сюда не доберется, никто не найдет шедевры. Я обязан выжить, и все рассказать, обязан отыскать Лауру пуля охраны чиркнула по плечу, пробив и толстую куртку, и робу. На холоде кровь задымилась.
Мишель вспомнил:
В Центральном Массиве так случалось, зимой. В тех местах температура тоже ниже ноля падала они с фон Рабе стояли на солнце, эсэсовец расстегнул летную куртку:
Летом здесь и пятнадцать градусов тепла бывает, подумал Мишель, но лето закончилось. Первый месяц осени на дворе. Теперь только холоднее станет ему нельзя было идти на север. Каменистая равнина, в прогалине между холмами, где стояли редкие постройки базы, преграждала дорогу. Прошлым летом, по пути, Мишель постарался, на глаз, определить расстояние от побережья до оазиса:
То есть не на глаз он полз по обледенелым камням, я ничего не видел, мне голову мешком закрыли. Но я помню, с какой скоростью шел грузовик, помню, сколько времени заняла дорога до побережья, по расчетам Мишеля, лежало не больше ста километров бесплодной, ледяной пустыни:
Дорогу они сделали, когда война шла, но шоссе, наверняка, охраняется. И на побережье стоят подводные лодки ему хотелось пить.
За два дня блужданий по горам, он не встретил ни озерца, ни родника. Он пытался отколоть кинжалом куски льда, но лезвие срывалось. Его ранили в левую руку. Мишель видел, что получил не больше, чем царапину, однако локоть, отчаянно, ныл. Отрезав кинжалом рукав от робы, он, кое-как перевязал себя:
В Антарктиде, хотя бы, нет опасности гангрены. Зато я могу замерзнуть он стучал зубами, скорчившись между скал. В небе играл яркий, Южный Крест. В горах было значительно холоднее:
Ночью минус пятнадцать, минус двадцать он дышал на камни, собрав их в горсть, и нет пещер, чтобы спрятаться камни приятно холодили язык, он сосал гальку, перекатывая ее во рту, нет дров, нет кресала и кремня. Первый Ворон, наверное, именно так огонь разводил Мишель понимал, что идет в самое сердце холода:
Здесь сэр Николас Кроу пропал, по пути на юг ночью он поднимал голову, стараясь уловить клики птиц, может быть, мне экспедиция попадется ожидать экспедиции, через год после конца войны, было бессмысленно.
Мишель напоминал себе, что еще бессмысленней бежать на север:
Туда СС в первую очередь отправилось. Но на севере живут птицы, пингвины поиски мха, или лишайников, остались тщетными. Мишеля окружали только голые камни. Он не нашел никаких гнезд. Днем птицы парили высоко в небе, оставаясь недосягаемыми.
Он шел, обессиленно дыша, иногда опускаясь на мерзлые камни, чтобы передохнуть. Ночами он тоже старался двигаться, только иногда устраиваясь в расселине, дрожа от холода. Дорог или тропинок здесь не существовало, и не могло существовать. Мишель осторожно, превозмогая голод и жажду, пробирался вверх:
Если я упаду и что-то сломаю, на здешнем холоде, я не протяну и дня. Хорошо, что я шапку сохранил пропотевшая шапка, вкупе с изорванной курткой, грели неплохо. Мишель не слышал сзади звуков погони. Ночами он шептал:
Они потеряли меня. Фон Рабе мертв, они решили, что я тоже погиб, что меня застрелили. Я не должен сдаваться, мне надо идти дальше к концу третьего дня Мишель совсем обессилел.
В голове гудело. Рана, на локте левой руки, болезненно, стреляла. Кинжал он потерял именно из-за раны. Устав колоть тяжелый лед правой рукой, Мишель, на мгновение, переложил оружие в левую:
Кто знал, что рядом расселина он лежал, с закрытыми глазами, слушая крики птиц, хорошо, что я всего лишь кинжал уронил, а не сам туда упал пальцы, из-за боли, не могли, как следует, стиснуть оружие. Рука разжалась, кинжал Челлини выскользнул на лед. Потянувшись за оружием, Мишель едва удержался на кромке, казалось, бездонной, не заметной в темноте, расселины в камнях.