Дебора никогда не полезет в чужие вещи. Она понимает, что от меня зависит ее дальнейшая судьба, судьба ее сына закинув руки за голову, он хмыкнул:
Долго она с кофе возится. Или перечитывает, утирая слезы, так называемые письма мужа? Ничего, я ее утешу, сейчас и начну Мэтью не сомневался в успехе будущего запуска:
Тарелка вырвется в космос, но СССР, пользуясь моими сведениями, отправит аппарат в стратосферу раньше Америки. Хоть бы пришлось кузину саму туда посадить судя по данным от товарища Нахума, Ворона пока била баклуши:
Просто я еще не приехал в Москву, Мэтью раздул ноздри, при мне она быстро заработает. И пропавшую внучку дяди Александра я тоже найду такое задание поступило из Москвы, оказывается, товарищ Нахум, до войны, именно ее мне сватал. Предательницу отыщут и расстреляют, как и Князеву. И вообще, мне никто, кроме Деборы, не нужен на него пахнуло тревожным ароматом горечавки. Она держала поднос:
Темно-красные губы улыбнулись:
Прости. Я звонила на Истерн-Парквей, к ребе. С Аароном все в порядке поднявшись, Мэтью забрал кофе:
Разумеется, ты беспокоишься за мальчика. Садись, садись, пожалуйста он устроил Дебору к себе на колени:
Я скучал по тебе, так скучал. Возьми шоколад, обними меня Мэтью повернул рычажок. Серебристое, нежное сопрано наполнило гостиную:
Ah!
Je veux vivre
Dans le rêve qui menivre;
Ce jour encor,
Douce flame
Он целовал горячие, сладкие губы:
Словно пламя. Ты сама, словно пламя, Дебора.
Уютно свернувшись в плетеной корзинке, Ринчен грыз косточку.
На прибранной кухоньке стояла тишина. На полке, над жестяной раковиной сверкала вымытая посуда. На стене прикрепили еврейский календарь, в простом, черно-белом, издании. Пятницы отмечали снимком горящих свечей, серебряного бокала, прикрытой салфеткой халы. На расшатанном столе, в деревянной хлебнице лежали аккуратно нарезанные, румяные куски плетеной буханки. Зазвенела ложечка в чашке, пес поднял голову:
Меир улыбнулся:
Ешь, ешь. Все в порядке, дети спят кухня была маленькой. Не вставая с табурета, приоткрыв дверь, он прислушался. Дети, действительно, спали.
После ужина Аарон показывал Еве еврейские буквы. В пять лет племянник бойко читал и писал:
Поднявшись, распахнув форточку в сырой мрак, Меир чиркнул спичкой:
Ребе с ним лично занимается. Они, как положено, начали с Торы в ешиве, как тоже было положено, для скорбящих, мистер Фельдблюм изучал трактаты Мишны.
Меир, мимолетно, подумал, что за годы войны не потерял ни привычки к чтению священных текстов, ни знания американской бухгалтерии:
Хорошо, что наш хозяин не занимается серыми делишками, как мой бывший патрон, в Чикаго, усмехнулся он, иначе я, непременно, вывел бы его на чистую воду об истинном лице мистера Фельдблюма, о происхождении его дочери, в Нью-Йорке знали ровно три человека:
Он стряхнул пепел на заснеженный карниз:
Ребе, его зять, и Дебора. И, конечно, Аарон над мутно белеющим в темноте газоном порхал голубь. Племянник кивнул:
Не волнуйтесь, дядя Меир, серьезно сказал мальчик, мама и ребе все мне объяснили. Вы сейчас в подполье, словно на войне. Вам надо вести себя осторожно. Обещаю, я ничего, никому не скажу племянник так напоминал погибшего Аарона, в детстве, что у Меира, иногда, перехватывало сердце:
Аарон тоже рос высоким. У малыша волосы вьются, он похоже голову чешет, под кипой, так же карандаш грызет мальчик, зачарованно, слушал рассказы Евы об Индии, Африке и Южной Америке:
В Кейптауне, в зоопарке, я видела льва дочка распахнула серо-синие глаза, но в Дели и Нью-Йорке они тоже живут Меир опасался возить Еву на Манхэттен. Он отлично помнил, что за квартирой у Парка следят:
Тем более, сейчас, когда я, что называется, исчез с радаров. Переписку Деборы, наверняка, перлюстрируют, а мое бывшее ведомство всадило жучки в ее телефоны. Дебора преподает, ездит в Норфолк, в штаб флота, Аарон часто ночует в Бруклине ничто не мешало ФБР снабдить апартаменты не только жучками, но и фотокамерами. Меир не хотел просить невестку проверить технику и стены:
Она не инженер. ФБР такое поведение покажется подозрительным. Мне в квартире тоже нельзя появляться. Марта бы пригодилась, но я даже не знаю, где она сейчас Меир не стал связываться с Джоном, или Монахом:
Мало ли что. ФБР и мое бывшее начальство выписали ордер, на мой арест. Они отлично осведомлены о моих семейных делах достав из ловко устроенного тайника, в шкафу спаленки, паспорт мистера Герреры, Меир съездил на Кадман Плаза, в величественное здание с башней, на бруклинский почтамт.
Отправился он туда в обличье беженца из Польши, Фельдблюма, но по дороге навестил кошерную забегаловку, быстрого обслуживания. Съев пережаренный, потерявший вкус гамбургер, и жирную, остывшую картошку, мистер Фельдблюм, при саквояже, посетил мужской туалет. На почтамте появился элегантно одетый мужчина, с золотыми часами. Бороду было никуда не деть, но Меир заметил, что она сильно меняет лицо:
Правильно меня учили, на довоенном инструктаже. Вообще я теперь смахиваю на пророка Смита, то есть на прадедушку Меир видел дагерротипы мормонского старейшины. В Бруклине каждый второй мужчина на улице носил бороду, ничего необычного в облике Меира не было.
Взяв абонентский ящик, на имя мистера Геррера, он отправил телеграмму своему женевскому адвокату, предупреждая его о новом адресе клиента. Меир распорядился пересылать в Нью-Йорк всю корреспонденцию:
Ринчен, бросив косточку, задремал:
Я дал Марте мой женевский адрес, но пока от нее никакой весточки не поступало с Деборой Меир связывался через ребе. Звонки с Истерн-Парквей в квартиру миссис Горовиц подозрения не вызывали:
ФБР знает, что Аарон учится в Бруклине. Однако они могут пустить за Деборой хвост с невесткой они встречались в людных местах, в зоопарке в Бронксе, в бруклинских парках и магазинах, или просто в метро:
Она даже провизию привозит на Меира пахнуло тревожным ароматом горечавки, сколько бы я ее не уверял, что умею готовить дочка помогала Меиру на кухне. Подпоясавшись полотенцами, большим и маленьким, они чистили овощи, варили суп, и пекли кексы.
Меир купил кошерной, шоколадной пасты. Выбросив сигарету, вернувшись к столу, он намазал себе кусок халы:
Ребе сказал, что вчера ему звонила Дебора. В Нью-Йорк, на Пурим, приехал гость кузен мог навестить город ради дня рождения племянника, но Меир сомневался, что Мэтью оставит научные лаборатории, и полетит на другой конец страны, чтобы вручить Аарону подарок:
Он сюда не просто так явился он пил остывший кофе, только вот зачем на торопливых встречах с Деборой, Меиру, все время, чудилось желание невестки что-то ему сказать. Он видел обеспокоенность, в темных, красивых глазах, замечал, как она покусывает темно-красные, пухлые губы:
Брось, ерунда, напоминал себе Меир, все игра воображения, как в тот раз, когда я ехал в Японию. Дебора волнуется, надо мной висит ордер об аресте, а я разгуливаю с чужими документами бумаги Фельдблюма, правда, были надежными.
Меир появился на Истерн-Парквей в день прибытия в Нью-Йорк. Ребе и его зять нисколько не удивились неожиданному визиту так называемого мистера Геррера, с дочерью. Саквояжи и Ринчен, в деревянной клетке, остались в прихожей бокового входа, откуда вела лестница в комнаты. Представившись, Меир услышал тихий голос старшего ребе:
Мы знаем вашу семью, мистер Горовиц улыбнувшись, старик подмигнул Еве:
Пойдем, выпьем чаю, милая. Твой папа и мой зять пока позанимаются Еву оставили с женщинами из семьи ребе. Вернувшись, бросив взгляд на раскрытую на столе Мишну, ребе велел Меиру: «Рассказывайте».
Черный телефон, на подоконнике, пока молчал:
Все оказалось просто. Мне выдали удостоверение беженца, определили на работу в ящике письменного стола ребе лежала целая россыпь удостоверений:
Он был моим хасидом, в Варшаве ребе смотрел на черно-белое фото, потом я добрался до Америки, в частности, благодаря вашему старшему брату, благословенной памяти. Господин Фельдблюм остался в Польше ребе, словно, хотел сказать что-то еще, но только повторил:
Остался, как и другие хасиды в комнате пахло дешевыми сигаретами, за окном медленно темнело. Выжив в лагерях, Фельдблюм, в прошлом году, приехал в Америку:
Он здесь умер, ребе помолчал, провел в Бруклине всего неделю, а потом у него случился сердечный приступ, в ешиве. Он был ваш ровесник. Есть вещи, которые человек не может пережить вспомнив гору трупов, у ворот Доры-Миттельбау, Меир вздохнул: «Да».
Он завел разговор о Еве. Ребе поднял большую ладонь: