Он завел разговор о Еве. Ребе поднял большую ладонь:
Мистер Горовиц, малышке четыре года. О чем может идти речь, когда она потеряла мать? Будьте рядом, вы ей нужнее всего. Разберемся, когда она подрастет. Пусть ходит в классы, учит язык в классах Еву считали беженкой из Европы. Таких детей в Краун-Хайтс было много, никто их не расспрашивал о прошлом:
В Израиле тоже не говорят о прошлом, Меир, устало, закрыл глаза, а зря. Марта считает, что прошлое еще поднимет голову. Но я не могу обвинять Эстер. Она правильно делает, что не напоминает мальчишкам о лагере. Зачем, после всего, что они пережили? Давид погиб, его больше нет. И Авербах мог погибнуть. Нельзя его подозревать в работе на русских, как нельзя думать, что Авраам продался НКВД. Марта не знала, удалось ли его освободить, с Валленбергом судя по словам невестки, еще один пропавший без вести, Теодор, в Америке не появлялся.
Или появлялся, но мы об этом никогда не узнаем, как Марта не узнает, что случилось с ее матерью и братом, с ее отцом Меир поскреб покрытую бородой щеку:
Надо ложиться спать. Понятно, что Дебора не звонила ребе трубка подпрыгнула, он вздрогнул. Ринчен, заворчав, заворочался.
Мистер Фельдблюм жил тихо, никого к себе не приглашая. Собаку надежно скрывали высокие стены заднего дворика:
Иначе могли бы появиться вопросы. Хасиды не держат домашних животных, не ходят в кино избегая подозрений, Меир не водил Еву в бруклинские кинотеатры. Он забирал дочь и племянника из воскресных классов и вез их куда-нибудь в Квинс. Деборе звонил ребе, она подхватывала Аарона из кинотеатра. По дороге Меир покупал малышам кошерные сладости и лимонад. Пока Ева и Аарон следили за приключениями Дональда Дака, он брал чашку кофе, у скромного прилавка в вестибюле:
Я видел афишу, Меир снял трубку, в апреле пойдет многосерийный фильм, «Черная Вдова». Правитель восточной державы посылает в Америку агентов, чтобы украсть секрет атомной бомбы он убеждал себя, что звонит торговец страховками или какой-нибудь, очередной, дрянью:
Только у нас, единственная возможность, как они говорят. Они и вечером не стесняются людей беспокоить. Впрочем, они получают процент с продаж в трубке Меира ждал знакомый голос. Выслушав, коротко поблагодарив, он закурил еще одну сигарету. Потянув со стола блокнот, Меир открыл чистую страницу:
Завтра в пять вечера, в Бруклинской Публичной Библиотеке. Отпрошусь с работы, как в школьные времена, сделаю вид, что у меня зуб заболел. Посмотрим, что понадобилось Мэтью в наших краях. Но с оружием мистер Фельдблюм туда, разумеется, не пойдет потрепав Ринчена за ушами, Меир отправился в ванную.
Расплавленный, горячий сыр капал на большую тарелку.
Деревянные столы в пиццерии «У Джона», с конца двадцатых годов обосновавшейся на Бликер-стрит, в Нижнем Манхэттене, пестрили вырезанными надписями, сердцами со стрелой, инициалами и чернильными пятнами. Пиццу в забегаловке готовили на манер нью-йоркских итальянцев. Сицилийцы привезли в западное полушарие свою фокаччу. «У Джона» лепешки выпекали в дровяных печах, щедро шлепая сверху томатный соус, добавляя острый сыр пекорино романо, овощи, и жгучую салями. К столу приносили противень, кусками пиццу не подавали и чеки тоже не принимали:
Убери чековую книжку, Аллен, распорядился Донован, изучая этикетку на бутылке вина, и вообще, ты гость города, так сказать окно кабинки выходило на запруженную такси и машинами Бликер-стрит. Сеял мелкий, надоедливый снежок. Клерки, из окрестных небоскребов, где помещались банки, адвокатские и бухгалтерские конторы, разбегались по дешевым заведениям, на ланч. В такси и лимузинах сидели партнеры юридических практик, банкиры и аудиторы. Их ждали роскошные рестораны, у Парка или на Верхнем Ист-Сайде:
Крахмальные салфетки, и столовое серебро, а не пицца без скатерти, и тупые ножи Даллес, упорно, пилил ножом свой кусок. За стеной кабинки гомонили посетители:
Пиццу надо есть руками, Аллен наставительно сказал Дикий Билл, поверь человеку, посещавшему домашние обеды у итальянских соседей, в родном Буффало он, весело, добавил:
В твоем захолустье, Уотертауне, пиццы не найдешь. Давай стакан. Молодое фраскати, прошлогоднего урожая. У мистера Сассо, хозяина он кивнул в сторону коридора, хорошие связи с родиной. Как говорят в Италии, в стакане фраскати весь вкус Рима белое вино пахло жаркой, нагретой землей, осенним солнцем:
Коммунистический напиток подмигнул Донован гостю, учитывая нынешний состав итальянского правительства. Впрочем, и ребята он махнул в окно, томящиеся в пробках, в ожидании устриц, тоже закажут коммунистическое бордо, из Франции бросив терзать пиццу, Даллес, опасливо, взялся холеными пальцами за кусок.
Мы могли бы встретиться в Устричном Баре, на вокзале Гранд-Централ пробормотал он.
Попивая вино, дожевывая пиццу, Донован отозвался:
Во-первых, здесь три минуты хода от моей конторы. Я больше не правительственный бездельник. Мне платят клиенты, я не могу позволить себе трехчасовые ланчи. Город стоит в пробке, впрочем, когда он в ней не стоит? А во-вторых он закурил, ты вряд ли хочешь объявлять всем и каждому, что находишься в Нью-Йорке? Неизвестно, кто еще посещает Устричный Бар Даллес достал трубку:
Не думаю, что Ягненок пойдет есть устрицы, желчно сказал он, но вообще Гувер настаивает, что он заглянет в Нью-Йорк, с чужим паспортом, навестит племянника и невестку Донован вытянул ноги:
Пока что Утка, как вы ее называете, принимает другого родственника он распорядился: «Давай материалы».
Квартиру Горовицей поставили под наблюдение, переписку вдовы капеллана читали, но местное отделение ФБР, несмотря на настойчивые распоряжения из Вашингтона, пока не снабдило апартаменты жучками.
Ребята тянут время, отделываются техническими причинами задержки Донован шелестел бумагами, я знаю, почему они волынят. Корпоративная солидарность. Гувер может наизнанку вывернуться, но он имеет дело с парнями, прошедшими фронт. Парни не верят, в предательство капеллана, не верят, что Ягненок работает на русских Донован и сам, все меньше, верил в такое:
Мы загнали миссис Анну на край земли, вернее, под землю. Оттуда ей с русскими никак не связаться прежде чем приступить к отчету поста у квартиры Утки, Донован поинтересовался:
Как проходят допросы? Он сказал, хоть что-нибудь Даллес протер пенсне:
Наша общая знакомая отлично справляется, однако пока он отделывается костями, а не мясом, если можно так выразиться пребывая в отсутствующем на карте ущелье, Каммлер много и охотно разговаривал о строительных объектах, находящихся на территориях, куда союзникам хода не было. На Аляску, от британцев, привезли карту Совиных Гор. Обергруппенфюрер показал расположение тайных хранилищ оружия. Даллеса не интересовали ржавые пулеметы и банки с газом Циклон-Б. Он пыхнул почти пустой трубкой:
Известный тебе пленный настаивает, что ровным счетом ничего не знает, ни о якобы ракетах, на острове Эллсмир, ни о том, где находятся его беглые коллеги Каммлер утверждал, что после известия о капитуляции Германии тайно добрался из Праги в бывший рейх:
Я купил поддельные документы и попытался уйти от ответственности, спрятаться под чужим именем миссис Анна рекомендовала использование фармацевтических средств:
Ее саму так допрашивали, на Лубянке, летом сорок первого года, если верить ее биографии Даллес вздохнул: «Если верить».
Женщина находилась в совершенном спокойствии. Она выполняла порученную работу, подавала аккуратные протоколы допросов Каммлера и занималась аналитикой. О судьбе мужа, пропавшего без вести в России, она не спрашивала. Прилетая на Аляску, Даллес видел, как сын похож на отца:
Настоящий мистер Федор, только пока маленький крепкий, серьезный парнишка, почти ничего не говорил, но любил копошиться с кубиками, строя башни и стены. По донесениям охранников, миссис Анна читала сыну вслух две единственные, позволенные ей книги:
Родовые тома мистера Федора, Пушкин и Достоевский книги проверили чуть ли не с микроскопом, и она говорит с мальчиком на двух языках по соображениям осторожности, Даллес не посадил в охрану тюрьмы русскоязычных работников. Записи болтовни женщины, каждый день, переводили в Вашингтоне:
Она поет сыну колыбельные, о коте Даллес набил трубку медовым табаком, впрочем, это тоже может быть шифр. Хотя какой шифр? МГБ понятия не имеет о расположении нашего ущелья. В любом случае, когда она закончит кормить, ребенка увезут пока что мальчик предпочитал именно материнское молоко.
Даллес вспомнил, что в начале сороковых годов, Донован авторизовал использование фармакологических средств, на допросах гангстеров: