Но благородство моей души потребовало у мозгов надо дать женщине шанс оправдаться. И я стал разглядывать танцовщицу на предмет торжества природного зодчества округлые бёдра, упругие груди, тугие, как батоны, ягодицы, милое личико; движения, позы, изгибы, жесты не лишены изящества; гармоничная игра губ, ресниц, кистей рук. Это можно было бы назвать искусством совращения, если бы предназначалось одному.
А где же любовь, для которой, говорят, создана женщина? Любовь ей, видимо, не нужна. Да её и нет, наверное, и не было никогда.
3
У меня одна тройка в сессии по «Теории конструкционных материалов» самой несложной из наук. По ней даже двоечники получали четвёрки, а я вот срезался. Сказались волнения: первый экзамен и страшная усталость всего семестра. Да и ночь Новогодняя подкосила еле как справился с душевным кризисом. Ну, вообщем, взял направление в деканате, пошёл пересдавать. В аудитории только я и преподаватель мужик молодой, лет тридцати. Мы без формальностей берите билетик! сели на стол, ноги на стулья, окно открыли и закурили. Он мне поведал свою мечту собрать тримаран и пуститься, прямо из Челябинска в кругосветку. Я ему рассказал маршрут, по которому на «Аисте» сюда добирались из Анапы по карте, конечно.
Матросом ко мне пойдёшь? он предложил.
Тоже мне, капитан Врунгель да ты в морских делах мне в пупок дышишь, подумал, а вслух согласился, ибо отрава бродяжничества у меня в крови. Слушаю болтовню препода по ТКМ и чувствую, что стою вначале пути, который ведёт к великой радости наитруднейший семестр и сессия позади. Каникулы! Я думаю, что поеду в Коелгу к пещере Титичных гор. Всё, что открою или нарою клад Пугачёва или вход в иной мир будет моим. Или останусь в городе и поработаю где-нибудь грузчиком на штаны себе да на свитер, чтобы какую-нибудь бабу (ягу?), наконец-то (на конец?), увлечь. Думаю и курю, а препод лопочет.
Радости множатся на кафедре математики Плюснина говорит:
Мы займёмся с вами векторной алгеброй после каникул, а сейчас отдохните вам и так досталось в семестре.
Тихо так говорит и глаза опускает, слегка прикрыв щёчки румянцем, будто предлагает мне самому переиначить её слова а сейчас займёмся любовью. Я люблю вас, Клара Оскаровна!
С дивным ощущением дороги к счастью топаю в деканат несу направление от тэкээмщика, в котором стоит отметка «отл» за его подписью. Вокруг стола тесным кружком пьют чай с пирогом декан, замдекана (Пим дырявый), Фаина Георгиевна и любовница декана старший преподаватель с кафедры «Летательные аппараты» Трубецкая Клавдия Ивановна.
Ай, какой молодец! воскликнула секретарь, принимая от меня направление на пересдачу. Без троек сессия на повышенную стипендию. А вы, Пётр Иванович, помнится, сомневались.
Пим хмуро отворачивается к пирогу:
Ну и кому нужно было это самомучительство? Тоже мне герой отощал весь, с лица спал. Мог бы и того, он постучал себя пальцем по виску.
Злость меня душит, но я молчу и жду неужто никто за меня не заступиться?
Фаворитка декана встрепенулась:
А мы его сейчас подкормим. Присаживайтесь, молодой человек. Вот вам чай и пирог. А я уж начала подумывать, глядя на своих оболтусов, что перевелись на свете мужчины, умеющие добиваться поставленной цели. Достойны уважения.
Я так понял с её слов, что обо мне судачили не только студенты на факультете, но и преподаватели. Под доброжелательным взглядом сел, взял в одну длань чашечку чая, в другую кусок домашнего пирога с картошкой и мясом, приступил к нечаянной трапезе. Декан молчал, декан пил чай и смотрел на пирог, потом чуть скосил взгляд в мою сторону и спокойно сказал:
Моряки-то не тонут, Клавдия Ивановна.
Был он высоким, кряжистым, плечистым. Лицо его, широкоскулое и широкоглазое из-за густых седых бровей посматривало на мир исподлобья, словно бы с обидой и недоверием. Я в нём сразу ощутил человека неглупого, хладнокровного и собранного склонного к обобщениям. А Пим не поддержал начальство, буркнув:
Гордыня мать всякому греху, погибель души и тела.
Вы, Пётр Иванович, какой веры будете? лукаво спросила Фаина Георгиевна.
Пим задумчиво посмотрел на неё, потом на заснеженные клёны за окном, но, видимо, вразумительного ответа нигде не нашёл и буркнул:
Партийной.
Гордыня мать всякому греху, погибель души и тела.
Вы, Пётр Иванович, какой веры будете? лукаво спросила Фаина Георгиевна.
Пим задумчиво посмотрел на неё, потом на заснеженные клёны за окном, но, видимо, вразумительного ответа нигде не нашёл и буркнул:
Партийной.
Пирогом живота не прикрыть, строго сказал декан. Ну, вот что, Фаина Георгиевна, оформите парню материальную помощь через студенческий профсоюз. Исправим допущенную ошибку.
Он с укоризной посмотрел на зама. Пим недовольно выдохнул, но промолчал. Меня удивило откуда у товарища Михайлова такая угрюмая ненависть ко мне? Ведь ничего еще не сделал плохого, а чувствую в нём врага лютого. Может судьба у меня такая всяким козлам костью поперёк горла встревать? И всё, видимо, оттого, что хочется быть собой, а не таким, каким хотят видеть меня власть имущие. Я поглощал чай с пирогом, изнемогая от почтения к Петру Ивановичу Михайлову, как Александр Македонский после Гавгамел к персидскому царю Дарию.
Перегруженный деньгами (выписали мне тридцать рублей материальной помощи) по самую ватерлинию я не знал, куда себя деть от счастья. Ринуться в гастроном да напиться угостить ребят сколько ж можно на чужие-то пить? Ломонуться в торговый центр за прикидом? Боюсь Иванову не угодить он в таких делах дока. За пугачёвским кладом на Коелгу? Да туда можно и беспартошным. Там есть риск сгинуть зазря а с деньгами в кармане будет обидно. Поехал в Увелку, а в голове уже складывался план. Спасибо декану.
Родителей уломал за два дня. Да, впрочем, и делов-то дома не было для меня. Отец подарил зимнюю куртку, шапку (мелковатую, правда) и валенки (вот это кстати!). Переодевшись и попрощавшись, отправился в гости к дембелям ребятам из Уйского района. Из Южноуральска доехал до Пласта, где заночевал у родственников зятя. Утром на автобус и дальше в Уйск. Оттуда на деревенской колымаге (однако, автобус) добрался к концу дня до села Нижнее Усцелемово. Вместе со мной на остановке сошел кудлатый и весёлый татарин лет тридцати, представившийся Бакиркой.
Знаешь, где Женя Талипов живёт?
Бакирка неглупый, Бакирка всё знает.
Покажешь?
Провожу, однако.
Женька в семье был последним и любимым сыном. Родители его совсем старички маленькие, седенькие, похожие один на другого, как воробушки. Они всполошились, когда Женька, вышедший из дома на собачий лай, сияя, гордо втолкнул меня на свет кухонной лампочки в клубах морозного пара. Женькиных племянников и племянниц, что вечно толклись при бабе с дедом, как веником размело по домам.
Талипов представил меня. Я поздоровался. В печку подбросили дров и принесли из сеней пельмени на широком фанерном листе. Я достал из кармана бутылку, мимикой испросив у Женьки «добра».
В Челябинске учитесь? Это хорошо. А Мавлиджанка в деревне застрял комсоргом работает.
Тоже не плохо.
А и не знал, что старшину второй статьи Талипова зовут Мавлиджаном. А мы всё Женя да Женька.
Сварились пельмени. Мы с другом выпили, старики отказались.
Хозяин говорил осудительно:
Да-а, город. Там зря хлебало-то не разевай не проследишь, так последнее сволокут. Воров-то от простодушных людей, хоть вицей гони так и липнут.
Я не понял о чём он. Женька сказал ему что-то дед печально закряхтел. Тогда сын укоризненно на русском:
Ну, вот что ты знаешь о городе? Прямо беда тебя слушать. Пошли, Толик, покурим.
Курить мы пошли не на крыльцо, а в сельский клуб, где уже началось какое-то кино. До клуба мы ещё взяли водки сели на последний ряд и тихонько побулькивали из горлышка, закусывая пряниками. После сеанса пошли провожать двух девиц, отшив кавалеров. Женька отшивал на своём языке, мой проще кулаком в пятак. Девчонки, молодые учительницы, жили в комнате при школе. Включили музыку, накрыли на стол водка у нас ещё оставалась. Выпили (мы с Женькой). Принялись танцевать и ухаживать как говорят «куряки», женихаться. Я с места в карьер:
Я люблю вас, Зариночка.
Когда же успели? Часа не прошло, как мы познакомились.
За час и успел.
Вот так с первого взгляда.
А что, три года таращиться надо?
Тоже верно, она погладила меня по щеке. Только вы, наверное, не о ЗАГСе, а о постели мечтаете?
Распахнул удивлённые глаза разве одно другому помеха?
Она улыбнулась полными губками: