Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том шестой - Нелли Шульман 10 стр.


 Ничего, даже если у нее не будет молока, младенца выкормят. Я всегда позабочусь об Эмме, о своих племянниках. У меня нет никого, ближе них  он вдохнул запах дезинфекции и талька:

 Никого нет ближе. У 1103 был ее русский, брат Мухи, но летчик давно гниет в могиле. Она пишет детские книжки, в Норвегии она преподавала какому-то деревенскому мальчишке. Даже у нее есть какие-то чувства, есть сердце  в дверь, робко, поскреблись. Второй врач покашлял:

 Партайгеноссе фон Рабе, звонили из комплекса. Фрау Эмма себя плохо почувствовала, на прогулке. Кажется, у нее начались схватки  Макс посмотрел на часы:

 Ладно, проклятая упрямица никуда не убежит, я ее потом навещу. Эмма важнее  обернувшись к врачу, он приказал:

 Готовьте палату для графини, я сейчас ее привезу  девочка в ящике захныкала, сморщив уродливое личико. Макс, не оглядываясь, вышел в коридор.


На тонком пальце поблескивало кольцо, тусклого металла.

Констанца прислонилась лбом к прохладному, влажному стеклу. Местность напомнила ей плоскогорье, вокруг озера Мьесен. Она рассматривала очертания далеких гор, на горизонте:

 Только здесь более влажные зимы, рядом океан. Озеро Мьесен находилось выше над уровнем моря, в глубине континента  Констанца знала, куда ее привезли. Ей не требовался атлас, или карта:

 Отец, наверное, обрадовался бы, что я разбираюсь в географии  пришло ей в голову,  Стивен говорил, что папа с ним занимался, почти каждый день. То есть, когда он был в Лондоне, а не в экспедиции  рыжие ресницы слегка, дрогнули:

 Все не больше, чем эмоции  Констанца провела пальцем по стеклу,  ты не можешь помнить ни отца, ни матери. Тебе был год, когда они покинули Англию. Они оба давно мертвы  она только, смутно, помнила ласковый голос:

 To see the fine lady upon the white horse  запахло опилками, ароматным сеном. Детская ручка, смело, протянулась вперед:

 Это белая лошадь, мама  второй голос, тоже женский, ахнул:

 Джоанна, ей еще года не исполнилось, а она так хорошо говорит  Констанца, мимолетно, улыбнулась:

 Ложная память. Стивен там был, он мне все рассказал. Я повернулась к тете Элизабет и отчеканила: «Меня зовут Констанца». Мне было одиннадцать месяцев  она прислонилась щекой к окну.

Стекла здесь стояли пуленепробиваемые, как в Пенемюнде. Электричество в коттедж подавалось централизованно. Ночью Констанце разрешали только термос с кофе. Молчаливые солдаты, два раза в день, обыскивали почти голые, унылые комнаты.

Присев на подоконник, взглянув в глаза Эйнштейна, Констанца нашарила зажигалку. Курить ей позволяли. Двери комнат снабдили глазками. В передней постоянно находился охранник:

 Солдат возвращается на пост, только когда он приходит  Констанца вдохнула дым виргинского табака,  не думай о нем, он труп, как и все остальные, вокруг. Брат Степана тоже мертвец. Степан жив, я знаю. Он прилетит за мной. Пока мы вместе, смерти нет  вкрадчивый, тихий голос зашелестел в ухе:

 Но вы не вместе, давно не вместе. Ты понимаешь, о чем я  пепел упал на деревянные, не прикрытые ковром половицы. Констанца заставила руку не дрожать:

 Это насилие, как в Дахау, как в Пенемюнде. Моей вины здесь нет  голос усмехнулся:

 Один раз ты решила, что не можешь жить дальше. Сейчас ты боишься, ты давно могла бы поставить точку. Тебе выдают чулки, ты знаешь, как это делать  Констанца потрясла головой:

 Опять эмоции. Никаких голосов не существует, это обман психики. Мне хочется с кем-то поговорить, хочется увидеть брата или Степана. Хочется вырваться отсюда  Эйнштейн, на портрете, разомкнул руки. Констанца услышала пожилой, надтреснутый голос:

 Доктор Кроу, мы состояли в переписке. Я помню строки из вашего довоенного послания, касательно работ группы Ферми. Мы обсуждали затруднение, с расчетами  забытая сигарета жгла пальцы Констанцы:

 Я написала, что незачем усложнять решение, предложила более короткий вариант уравнений  Эйнштейн кивнул:

 Именно так, незачем усложнять. И сейчас все просто. Достаточно вам попросить, как все вокруг  он повел рукой,  изменится к лучшему  Констанца закрыла глаза, крепко зажмурив веки:

 Редкостная чушь. Фотографии не разговаривают и не двигаются. И я ничего не стану просить у голоса в моей голове, являющегося акустической иллюзией. Мне надо успокоиться, и все исчезнет  до нее донесся короткий смешок: «Как знаешь».

Констанца, яростно, вдавила потухший окурок в плексигласовую, испещренную темными отметинами, пепельницу:

 Знаю. Американцы устраивали комедию, пытаясь сломать мою психику. Фон Рабе мог оборудовать коттедж магнетофоном. Охрана включает пленку, а я считаю, что со мной разговаривает какая-то женщина. Но голос знакомый, я его слышала, в Пенемюнде, в Норвегии. И откуда ему знать о моей переписке с Эйнштейном  она соскочила с подоконника:

 Оттуда. Мою статью касательно уравнений опубликовали в тридцать восьмом году, перед поездкой в Италию. Мы обсуждали результаты с Ферми, в Риме. В его лаборатории, наверняка, сидели осведомители секретной службы  потянувшись, Констанца взяла со стола блокнот:

 Он убил Розу, мерзавец. Мне надо вырваться отсюда, муж Розы должен знать о девочках. Надо найти мужа Лючии, может быть, он выжил. Надо сказать ему о Паоло  Констанца замерла, с тетрадкой в руках:

 У меня никогда не появится детей, а получилось, что я сейчас ответственна за троих. То есть, у них есть отцы, но знаю о малышах только я  она подышала:

 Никогда не появится детей  где-то вдалеке, пронесся тот самый голос:

 Стоит только попросить, и все изменится  Констанца подавила желание швырнуть блокнотом в стену:

 Нельзя. Вообще надо сказать спасибо, что фон Рабе не отобрал у меня записи, посчитав их математическими задачами. Здесь все сведения, о скалах на Северном Урале, о месторождении урана, в Антарктиде, о той женщине, с гравюры Дюрера. Ее тоже звали Мартой  фон Рабе пытался принести ей папку леди Холланд. Констанца даже не притронулась к плексигласовому ящику:

 Я и пальцем не пошевелю, не стану работать на нацистов. Но интересно, для чего фон Рабе понадобилось удаленное управление, на радиоволнах? Чем он собирается управлять  Констанца прошлась по комнате:

 Они где-то спрятали ракеты фон Брауна. Знать бы еще, где  губы, презрительно, искривились:

 Все равно, я не собираюсь ему подчиняться. Он сюда притащил компанию сумасшедших, разыгрывает из себя нового фюрера. Змеиное логово надо сжечь дотла  Констанца вздохнула:

 Погибнет папка, погибнет рисунок Ван Эйка  фон Рабе опять показывал ей эскиз, пытаясь заинтересовать Констанцу шифром, на раме зеркала:

 Значки те же, что и в папке леди Холланд,  подумала Констанца,  для расшифровки понадобится немного времени. Но и этого я делать не стану. Женщина, кстати, может быть Мартой, с гравюры Дюрера. Лючии я не говорила о рисунке, но, судя по описанию, модели похожи. Ван Эйк рисовал ее молодой, в Нижних Землях  Констанца сунула блокнот в карман синего, лабораторного халата, снабженного белым ярлыком: «1103».

В передней раздался какой-то шум, дверь распахнулась. Он опять пришел в форме, в серо-зеленой шинели, с рунами СС. Светлые волосы прикрывала фуражка, с мертвой головой. Стек постучал по черному, вычищенному до блеска сапогу. За ним маячили двое охранников, с овчаркой на поводке. Констанца, ни говоря ни слова, прошагала к окну:

 Я не повернусь, пока он не уйдет. Что ему опять надо, мерзавцу  стек, легонько, коснулся ее плеча. На лице фон Рабе она заметила какое-то волнение:

 Странно, он обычно всегда спокоен. Он сумасшедший, как и все вокруг. Они все мертвецы  в ухе зазвенело. Констанца сжала узкие губы:

 Она опять говорит: «Те, кто живы, мертвы». Но ведь и те, кто мертвы, живы. Степан жив, и он меня освободит  фон Рабе, довольно вежливо, сказал: «Я принес вам пальто. Нам предстоит небольшая прогулка, дорогая фрау».


Максимилиан поместил сестру в уютной палате, под присмотром врачей.

Он давно приказал оборудовать в госпитале комнату для Эммы. Сестра не оставалась на острове надолго, однако Макс хотел, чтобы она чувствовала себя, как дома. Удовлетворенно оглядев шелковые занавески и кровать с балдахином, он наклонился к мягкой, пахнущей фиалками щеке:

 Ни о чем не волнуйся, милая. Я посижу с Адольфом, дам ему лекарства  лицо сестры было бледным:

 Врачи утверждают, что все идет, как надо,  уверенно добавил Макс,  я скоро вернусь, и побуду с тобой  Муха встречался с Рауффом. По мнению Макса, русскому было необязательно болтаться в госпитале:

 Толка от него никакого нет, он начнет мешаться под ногами врачей и проявлять славянские эмоции  Максимилиан терпеть не мог неуравновешенность зятя:

Назад Дальше