Однако напуганный рыбак, стоя на коленях и не поднимая головы, лепетал только о том, что эмир видел и сам.
Ахмед отпустил рыбака и снова повернулся наблюдать за странными путешественниками. Те подходили к отделившейся ото всех группе из пяти человек, смотрели вместе с ними на стену Дербента и снова возвращались к своим делам: копошились возле повозок, некоторые мужчины и женщины раздевались!!! и заходили в море, плавали, плескались на виду у всех! На виду у его воинов гази и любопытных знатных горожан османов, так же поднявшихся на северную стену!
А эти пять человек рассматривали дербентцев на стене, прикладывая к глазам какие-то черные штуки, и переговаривались между собой. Ахмеду стало не по себе, ему показалось, что его бесцеремонно разглядывают, и он спустился вниз, сел на своего коня и, позвав к себе Калиба. наказал ему, как стемнеет, выставить по всей стене факелы и позвать во дворец на Совет городского старшину (раиса), нескольких командиров и османов.
Всю ночь факелы освещали стену и ров крепости, а прожекторы пространство вокруг машин и часовых.
Утром, как только солнечный диск оторвался от воды на горизонте, а голова эмира Ахмеда от пуховой подушки, к нему вошёл начальник стражи и доложил, что у ворот стоят три человека из прибывшего вчера каравана волшебных самоходных кибиток и срочно просят встречи с ним. Эмир приказал впустить их в город и проводить в сад при дворце, пусть там подождут. Ему не терпелось увидеть этих людей, у которых всё было странным и необычным: одежда, поведение, высокий рост, волшебные кибитки; но было необходимо соблюсти важность и достоинство, поэтому, уже умывшись и приведя себя в порядок, он подошёл к окну в сад и стал незаметно наблюдать за ними. Эти люди гуляли по саду, осматривали деревья и сам дворец, что-то оживленно обсуждали, глядя на стены дворца. Язык их был совершенно незнаком Ахмеду, хотя нет, он напоминал речь купцов из Руси, которые иногда забредали в Дербент.
Вдруг он увидел, как один из этих людей начал говорить в какую-то черную коробочку, прижимая к уху маленькую черную чашку, как будто слушая ее. «Вот оно! говорит с Джином!» подумал Ахмед, и теперь ему стало страшно, но, вспомнив вчерашнее их поведение с саммаком, он решил, что, скорее всего, это добрые волшебники, и Джины у них, скорее всего, не злые. В момент этих рассуждений эмир увидел, как говоривший посмотрел в его сторону. Он отпрянул от окна и подумал: «Джин всё знает и видит. Это он сейчас им сказал, что я подсматриваю в окно».
В смятении он прошёл в приёмную комнату, сел в кресло и приказал стражнику позвать к нему старшего сына, гостей, охрану и старого русского раба, захваченного вместе с кипчаками в прошлом году. Тогда много кипчакских родов бежало от Субудая на юг. Они попытались закрепиться на дербентских землях, но Ахмед с войском, восстанавливая свою власть над северными муцальствами, захватил заодно и кипчаков большой полон, а этот русский уже лет пятнадцать был рабом у тех, захваченных. Он умел шить удобную и добротную одежду, а, кроме того, знал хорошо несколько языков. Поэтому Ахмед оставил его при дворце.
Трое гостей вошли, когда по правую руку от эмира сидел Калиб, по левую начальник охраны, а у боковых стен небольшой залы стояли по четыре охранника с саблями наголо.
Гости остановились шагах в трех от трона, на котором восседал эмир, и черноволосый курчавый мужчина с такими же черными аккуратно подстриженными усами слегка склонил вперёд голову и, приложив правую руку к сердцу, произнёс, опуская руку, поднимая голову, и спокойно, без дерзости, но и без страха глядя Ахмеду в глаза:
Здравствуй уважаемый эмир Дербента.
Он, было, открыл рот, чтобы повторить эту фразу на тюркском, максимально приближенном к половецко-кипчакскому произношению, но тут седой старик, стоявший между начальником охраны и троном перевёл его слова, и эмир Ахмед благосклонно кивнул, мол продолжай.
Приятно удивлённый, что его поняли, и довольный, что не придётся выпендриваться, вымучивая свой азербайджанский под местный тюркский, чернявый и дальше заговорил по-русски:
Меня зовут Рагим, я помощник начальника бакинской экспедиции.
Старик перевел эмиру начало, потом сказал ему, что это какой-то другой язык. очень похожий на его родной, но другой.
Позволь, эмир, переспросить его, кому он помогает.
Позволь, эмир, переспросить его, кому он помогает.
Спроси, и спроси, кто его спутники.
Рагим, вслушиваясь в их речь, понял, что его не поняли. «Это ж, наверное, старик древнерусским владеет», подумал он.
Аще рече, иже помощь ты? иже Бакинский? Кто возя тя? хриплым голосом спросил его седой, подтверждая догадки Рагима.
Он напрягся, вспоминая всё, чему их усиленно учили неделю: древнерусский и тюрко-половецкий, и выдал:
Я помощник, боярин, значит, рядника князя, который ведёт дружину в Баку за нефтью, земляным маслом.
Старик подумал немного и стал переводить эмиру. Рагим внимательно слушал слова перевода, определяя разницу между своим родным азербайджанским языком и местным тюркским наречием.
Эмир опят кивнул, выслушав переводчика.
А это мои охранники, воины, лейтенант Мережко и сержант Бондарев.
Стоявшие немного сзади по правую и левую руку от Рагима военные четко откозыряли ладонями к виску.
Возмущенный начальник охраны зычно крикнул на своем языке:
Кланяйтесь эмиру!
Поклон, поклон, испуганно зачастил старик переводчик.
Начальник охраны уже было кинулся к невежам и даже махнул рукой стоявшим у стены воинам, но Ахмед, ни на минуту не забывавший о Джинах, поднял руку:
Остановись Сардар.
О, славный эмир, снова отвесил поклон Рагим, прости нас, но наши воины склоняют свою голову только перед павшими товарищами, он говорил уже на азербайджанском, стараясь максимально приспособить его под местный тюркский диалект, всем остальным они «отдают честь» прикладывают ладонь к шапке, что означает уважение и доверие тому, к кому обращён этот жест. И ещё, Рагим, чтобы окончательно разрядить обстановку, достал из кармана часы с хромированным браслетом, это подарок тебе эмир от нашего президента, главы нашего государства Волжской России.
Он хотел подойти к Ахмеду, но выскочивший вперёд Сардар взял у него часы и подал эмиру.
Что это? спросил Ахмед, разглядывая часы, и, увидев движущуюся секундную стрелку, чуть не бросил их с суеверным страхом, но сдержавшись, положил на колени. Как он не пытался сохранять спокойствие, но растерянность всё же отразилась на его лице.
Это часы, они показывают время: часы, минуты и секунды. Позволь объяснить тебе, как ими пользоваться.
Рагим подошел к эмиру. Уже никто не пытался преградить ему путь.
Вот у меня такие же, показал он Ахмеду свои на ремешке, только не с таким, как у подарка, навороченным корпусом
Минут через двадцать Ахмед пригласил гостей в гостиную, где они продолжили беседу, сидя за столом. Рагим освоился довольно быстро, а Ахмед почти совсем избавился от страха, когда на втором часу беседы к нему подошёл один из командиров гази, стоявших на стенах Дербентской крепости. Он тихо, на ухо что-то сообщил эмиру и тот, подозрительно глянув на Рагима, спросил, зачем по морю в сторону Дербента движется «машина» гость уже успел объяснить ему, что волшебные «кибитки» это машины, как огромные часы, только с другим механизмом.
Одну минуту, уважаемый эмир, я узнаю.
Рагим достал из сумки на плече, с которой не расставался, ту самую маленькую коробочку и чашечку, связанные между собой и с чем-то внутри сумки какими-то жесткими шнурами. Нажал кнопку коробочки и заговорил с ней, а удивленному Ахмеду, который уже устал скрывать эмоции, предложил, подвинувшись к нему, приложить к уху вторую чашечку. Ахмед слушал незнакомую русскую речь, какие-то шумы и пиканья. Когда же разговор был окончен, Рагим убрал чашечки и коробочку в сумку и объяснил эмиру, что большая часть машин их каравана не может пройти через Дербентские ворота, и их караван-баши решил разведать возможность переправы по морю в обход Дербента.
К вечеру через дербентские ворота при огромном скоплении горожан-зевак прошли синяя «Нива», УАЗ-скорая помощь и автобус-ПАЗик, а остальная техника переправилась на самоходном понтоне. К тому времени Ахмед уже дал согласие на то, чтобы в километре к югу от Дербента на ровной прибрежной полосе русские расположили аэродром для «летающей машины» самолета, поставили там форт и двадцать пять человек гарнизона. За это гости обещали ему помощь в случае нападения на земли Дербента врагов.
Всё это вспоминал сейчас эмир Дербента Ахмед, стоя в вестибюле дворца «Октябрь». После всего, что он услышал от Сулеймана, потом из частых бесед с комендантом форта лейтенантом Мережко и сменившим его капитаном Кочкиным, а особенно после осмотра Волжского, эмир вдруг ощутил всю ничтожность славного Дербента, и даже его дворец казался теперь каким-то жалким сараем по сравнению с этим зданием, в котором он сейчас стоял. Ему вдруг стало тоскливо и захотелось в свой милый Дербент, маленький дворец со слугами-рабами без этих белых унитазов и ванн с теплым душем. Он был подавлен увиденным. Ещё вчера, посмотрев плотину и побывав в её теле, эмир пожалел, что во имя полной свой независимости от ширваншаха и султана Джелаладдина, решился на союз с этой Россией. «Иншаллах, думал он, они ведь могут раздавить Дербент, как букашку. Люди, способные построить такое, сделать ездящие и летающие машины, могут продиктовать ему любые условия, превратить в раба его и его семью». Это действительно было страшно.