Теперь по вопросу, по которому мы собирались у Раскатова. Все, кто там был, ситуацию поняли. В коллективе разногласие, не все ведь высказались в защиту Николая Анатольевича
Гуров заговорил о себе в третьем лице.
Я бы хотел, чтобы высказались все! Председателю на раздумье дали два дня, чтобы уволить Николая Анатольевича. Сказали, иначе ты будешь с Серовым гнить в тюрьме.
Надо осторожней себя вести, Николай Анатольевич, проявила заботу Филимонова.
А что теперь осторожничать? Мне дали понять, что все, о чем здесь говорится, тут же узнает Раскатов. У нас есть люди, которые ему все это передают, что для меня, в общем-то, уже не секрет. Пусть это будет на их совести. Я с Николаевым работать не буду! Чтобы зря не подставляться, я должен знать, что все люди меня поддерживают. Если коллектив дружный, мы должны показать это. И вообще, дружба проверяется не на пьянках, а на таких вот тяжелых ситуациях. Если мы хотим двигаться до конца, то сегодня же мы должны писать письмо в союз журналистов.
И подписи! Собрать все подписи! Пусть даже кого-то сейчас не застанем, днем распишутся.
Это вклинилась Баранова. А Гуров продолжал:
Меня председатель будет уговаривать уйти, и я уйду.
Нет, Николай Анатольевич, нужно стоять до конца, возразила Баранова.
Надо всем собраться и проголосовать, сказал Хрынов.
Я уйду, не все меня поддерживают, гнул свое Гуров.
Николай Анатольевич, это Филимонова подала голос, если все в субботу пришли на встречу с Раскатовым, значит, все поддерживают вас.
Пришли, но не высказались
Мы просто слушали его, ведь он говорил в основном.
Кто-то передал Николаеву и Раскатову, что якобы у них интимные отношения, а об этом разговор шел только у нас на радио, ну может еще на телевидении. Значит, точно у нас стукач завелся, Гуров помолчал и добавил. У нас завелся стукач.
Наступила тишина, которую прервала Романенко:
Давайте разрабатывать тактику, организовывать собрание и чтобы люди подписывались под письмом в союз журналистов.
Кроме союза журналистов еще куда-нибудь надо послать письма, произнес Баранов.
Что мы писать-то будем? спросил Серов. Я не понял, против кого? Против кадровых перемещений?
В защиту Николая Анатольевича, пояснил Хрынов.
О давлении областной администрации на свободную прессу, уточнила Баранова.
О методах работы областной администрации с прессой, подвел итог Гуров.
Такого еще не было никогда за время нашей работы, подливала масло в огонь Романенко.
Вы меня извините, сказал Гуров, у председателя очень сложная ситуация. Он мне сказал: «Либо ты, либо я». А я скажу почему! Организуется областной канал на нашей базе, и должна пройти реорганизация телерадиокомпании. Это чтобы вы тоже были в курсе. И они имеют права назначить своего председателя. Но могут они сделать еще проще. Назначат Николаева первым замом председателя, а нашего председателя уволят. Тогда Николаев автоматически, как первый зам, займет место председателя. А я повторяю и клянусь, что с Николаевым в одной компании работать не буду. Я уйду.
Мне бы не хотелось, чтобы сбор подписей происходил под давлением, внес справедливую нотку Серов.
Да ты что, Володя? удивилась Баранова. Это дело каждого, подписывать или нет.
Для того, чтобы дальше двигаться, надо выяснить ситуацию в коллективе, уточнила Романенко. Если коллектив или какая-то его часть считает, что возможно развитие событий по плану областной администрации, что ж делать? Каждый будет принимать свое решение, только и всего.
Савицкая до сих пор молчала, но тут подала голос:
Не навредим ли мы себе этими письмами? Ведь ходят же упорные слухи, что Москва хочет забрать у нас проводное вещание и оставить на нем только «Радио России».
Слух этот, действительно, последнее время сотрясал областное радио. Всероссийская телерадиокомпания, исходя из этих слухов, могла оставить областному радио только средневолновый передатчик, а радиоточка, которая есть в кухне каждой квартиры, целиком бы досталась московским радиостанциям. Такое решение похоронило бы областное радио. Слушательская аудитория снизилась бы до минимума, фирмы перестали бы заказывать рекламу. Короче, быстрая смерть.
А что? Нас администрация спасет? задал вопрос Гуров.
А что? Нас администрация спасет? задал вопрос Гуров.
По крайней мере, они обещали пять миллионов долларов. Это огромные деньги, которых бы нам хватило на много лет. Да, и радиоточку губернатор может отстоять.
Чтобы потом только про него и трезвонить целыми днями? спросил Гуров.
Да, мы и про бывшего губернатора трезвонили, разве что не говорили про то, как он на горшок ходит, парировала Савицкая.
Так! Я вижу, что коллектив наш действительно разделился, нет сплоченности, зловеще произнесла Романенко.
Какая сплоченность? Это что? Монолит? возразила Савицкая. Я ведь вас просто спрашиваю: вы задумывались о нашем будущем в войне с администрацией? Надо же хоть немного вперед заглядывать! Разве Раскатов сказал, что всех уволит? Он сказал, что все останутся на своих местах. И даже Николай Анатольевич будет работать на телерадиокомпании. Только на другом посту.
Слово взял Серов:
Мне непонятно, как они смогут тебя убрать, Николай Анатольевич, заявил Серов. Приказ в любом случае имеет право подписать только председатель.
Если они увидят, что в коллективе нет согласия, то додавят председателя и он уволит меня. А без меня вы все пропадете. Кто вас будет защищать от произвола? Мне легче просто уйти, но вы то выживете при этом?
Короче говоря, надо писать письмо в союз журналистов, и на рассмотрение этого письма пригласить представителя президента по нашей области, подвела итог Романенко.
А ты думаешь, руководитель областного отделения союза журналистов России пойдет на это? возразил Серов.
Он, конечно, скользкий тип, но не до такой же степени, ответила Романенко.
Тогда надо создавать инициативную группу из нескольких человек. Пусть они пишут текст письма, а кто хочет, тот добровольно его подпишет.
На этом оперативное совещание закончилось. Но настрой был как в песне: «Мы живем в такое время, нельзя от битвы оставаться в стороне».
Тем не менее, радио изрядно опустело. Звукооператор Михаил Седых внезапно вспомнил, что у него больна мама, и ее срочно нужно везти в больницу. А кое-кто просто ушел домой и отключил телефон. Некоторые сомневались. Они звонили пресс-секретарю губернатора Петру Васильевичу Малькову и советовались стоит ли подписывать злосчастное послание. Мальков отвечал в том смысле, что ему наплевать.
Николай Анатольевич Гуров после оперативки заглянул в кабинет председателя телерадиокомпании.
Мы подписи в союз журналистов собираем, похвастался он.
Под меня копаешь, гад, злобно процедил председатель.
Я себя спасаю.
А меня свалить хочешь? Тебе же предложена хорошая должность. Или думаешь, что там меньше украсть можно будет?
Насчет воровства, я бы помолчал на твоем месте. Сам хорош!
Я по крайней мере не попадаюсь, обиделся председатель.
Смотри, тоже попадешься! Если меня сковырнут, то не думай, что ты чистеньким выберешься. А у тебя там дела посерьезнее моих. Так что береги меня, как самое дорогое, что у тебя есть.
Гуров вышел, хлопнув дверью.
Председатель хоть и был взбешен, но отдавал себе отчет, что если Гурова капитально прижмут, то и ему мало не покажется. Он снял трубку телефона и позвонил Раскатову:
Еще раз добрый день, Виктор Мефодиевич! Я хотел уточнить, с какой формулировкой мне готовить приказ об увольнении Гурова?
С переходом на другую работу. Мы же обещали его не выгонять.
Вариантов не было. Председателю оставался только единственный выход как можно дольше тянуть время. А там, глядишь, что-нибудь произойдет. И нужда в написании приказа на Гурова отпадет сама собой.
Тем временем, письмо в областное отделение союза журналистов было готово и подписано все же большей частью сотрудников. Инициативная группа в составе Романенко и Баранова села на служебную машину и отвезла копии руководителю местного отделения союза журналистов и представителю президента России по области.
Оба защитника свободы и демократии тут же позвонили большому человеку из областной администрации и продиктовали в трубку текст письма, перечислив всех, кто его подписал. Им тоже не нужны были лишние скандалы. А доносить на подчиненных они привыкли еще в славное застойное время.
На следующий день Николай Анатольевич Гуров остановил в коридоре компании Леву Голдмана.
Где ты был вчера после обеда?