Где ты был вчера после обеда?
Я дома готовил материал для эфира.
А почему дома?
Голдман вздохнул:
Потому, Николай Анатольевич, что у меня в кабинете нет компьютера, а дома есть. Поэтому дома мне готовить тексты удобнее.
Мог бы от руки написать и машинисткам отдать
От руки я писать отвык Да, в чем собственно дело? Я же не водку пил дома, а работал на благо областного радио. Причем, работал до позднего вечера.
Ты все равно должен был меня предупредить!
В следующий раз так и сделаю.
Не забудь, пожалуйста. И приходить, кстати, нужно на работу с утра. А то надо кого-нибудь отправить на пресс-конференцию, а на радио ни души.
Ладно, согласился Голдман.
Да, вот еще, Гуров протянул листок. Прочитаешь в своем эфире объявление и приложишь к другим, чтобы отправить его в рекламный отдел.
Голдман взял листок и пошел на студию. Там уже находился звукооператор Михаил Седых. Коллеги поздоровались.
Чего с таким несчастным видом заявился? поддел Леву Михаил.
Да, Гуров задолбал: рано ушел, поздно пришел завел бы себе хомячка и до него докапывался.
И до тебя, значит, очередь дошла!
А что? Он и тебе что-то говорил?
Нет. Меня сия участь пока миновала, а вот по Светке Савицкой Николай Анатольевич уже проехался.
Чего хотел?
Того же самого. На работу надо ходить по звонку. Только с ней он разговаривал в более резкой форме.
Потому что женщина?
Потому, что ты хоть и не подписал коллективный донос, но молчал «в тряпочку», а Светка еще и открыто высказалась. Вечно эти евреи себе приключений на одно место ищут
Думаешь, Гуров уволит ее? забеспокоился Лева.
Уволить не уволит, по крайней мере сейчас, а вот кровушки попьет.
Так он и до тебя доберется. Ты ведь, Миша, тоже смылся, чтобы не подписывать всю эту муру.
Так я всего лишь звукооператор, а не журналист.
Им-то какая разница, когда к Раскатову в администрацию ходили, брали до кучи всех кого только можно было.
Тут Седых переключил свое внимание на бумажку в руках у Голдмана.
Что это у тебя?
Гуров какое-то рекламное объявление сунул.
Коллеги переключили свое внимание на текст:
«Если вы хотите заказать рекламу на областном радио, но живете в Пендекряково, а не в областном центре, то вам совсем не надо ехать к нам. Достаточно всего лишь позвонить по пендекряковскому телефону: 5-11-72. И ваша реклама прозвучит у нас в эфире. Запомните телефон: 5-11-72.»
Пендекряково был небольшим городком в области.
Что-то новенькое, удивился Голдман. У нас что открылось представительство в Пендекряково?
А то ты не знаешь, не поверил Левиному изумлению Михаил.
Чего я не знаю?
В Пендекряково живет племянник председателя нашей компании.
И он, председатель, решил через своего племяша пропускать всю местную рекламу? догадался Лева.
Естественно
Круто! Я тоже хочу, чтобы через меня тутошняя реклама проходила.
Но ведь ты, Лева, не являешься племянником нашего дражайшего председателя.
Зато я здесь работаю.
Это ровно ничего не значит, объяснял Леве, как ребенку, Михаил. К тому же племянничек тоже у нас работает.
Что значит «у нас»?
То и значит! Он уже целый год работает в штате областного радио. Причем зарплата у него повыше твоей!
Я его ни разу здесь не видел, еще больше изумился Голдман.
Так он в Пендекряково живет. Не ездить же ему оттуда каждый день в областной центр на работу
Савицкая ездит.
Савицкая не является племянником, и даже племянницей, председателя.
Голдман задумался.
То-то я смотрю: в ведомостях на получение зарплаты мне попадаются совершенно незнакомые фамилии.
А если бы ты был еще внимательнее, то обратил бы свое внимание на то, что напротив незнакомых тебе фамилий суммы проставлены более солидные, чем скажем напротив твоей.
Осведомленность Седых была великолепной. При этом сам он обычно мало интересовался различными слухами в компании. Этот пробел с лихвой заполняла его жена. Она работала на телевидении и владела полной информацией о делах, творящихся в компании, различных подводных течениях, мнениях, была в курсе всех последних сплетен и скандалов. Вечерами, дома она выплескивала на мужа потоком весь объем «жареной» информации. Михаил, впрочем, слушал сплетни в пол уха, но в памяти они все же откладывались.
Во, кумовство развели! чуточку с завистью сказал Лева. У него же итак в компании дочь работает.
И зять еще. А у Гурова брат. Да и оклады у них всех поприличнее наших с тобой.
Голдман надолго задумался. Потом медленно, как бы нехотя, взвешивая каждое слово, произнес:
У меня и родственников столько нет. В тридцатые годы ребята-партократы постарались. Знаешь, это, конечно, грех, но я, Миша, порой жалею, что по родственникам нашего председателя в свое время не прошлась репрессивная машина.
Голдман помолчал.
А, может, в то время наши предки были по разную сторону баррикад? Условно, конечно. Моих предков расстреливали, а доносы писали предки нашего председателя? А может быть и приговор непосредственно приводили в исполнение?
Седых тактично молчал.
Мой дед был главным редактором газеты «Сталинградская правда». В тридцать пять лет его расстреляли. Молодой такой подающий надежды редактор был. Новая пролетарская интеллигенция. У него в родне ведь не было голубой крови. Одни батраки и алкоголики. Он один такой был. Закончил университет, и вперед. В тридцать лет уже руководил газетой. Не самой мелкой, замечу.
Голдман продолжал.
Пришли ночью. Дед сразу все понял молча стал одеваться. Но оказалось, что пришли не только за ним одним. Когда деда арестовывали, моему отцу было четыре года. Я ведь совсем недавно узнал, что у меня еще дядя был это младший брат отца. Тогда ему было всего два года.
Бабушка стояла и держала младшего на руках. Чекисты вырвали его у нее из рук.
Деда забрали в НКВД, немного попытали для порядка и там же расстреляли. Бабушку отправили в ссылку в Сибирь. Да, какая она бабушка ей тогда и тридцати еще не было. А детей в приют.
Врут про республику ШКИД. В приютах работали одни звери. Младший есть не мог сам, болезнь зубов какая-то. Его решили просто не кормить, чтобы не возиться. Всего надо было помочь во время еды. Не нашлось ни одного воспитателя с минимальными задатками совести. Там он и умер от голода.
Потом лишь, много лет спустя бабушка узнала, какой был донос. Соседям приглянулась квартира деда. Вот и написали в органы всякую гадость. А когда чекисты семью уничтожили, въехали в нашу квартиру.
Михаил включил электрический чайник. Тот бодро зашумел. В тишине заварили чай и разлили по стаканам. Помолчали, отхлебывая напиток. Вдруг Михаил Седых улыбнулся.
Ты знаешь, тут сегодня скандальчик случился. В бухгалтерии сломался компьютер. Раньше наше доблестное руководство получало кровно заработанные по отдельной ведомости, а сейчас подготовили одну для всех. И говорят, там в отдельных графах суммы фантастические проставлены. Скажем, у нашего горячо любимого председателя только одна премия десять тысяч долларов в этом месяце. Это, не считая основного заработка.
То-то ему так не хочется уходить. Да и Гурову тоже. А сколько они еще наворовывают. По крайней мере, председатель.
У-у-у-у! взвыл Мишка.
Пойти в председатели, что ли?
Тебя не возьмут. Чтобы быть начальником, надо пройти целую школу.
Ну, просвети, знаток начальственных душ, засмеялся Голдман.
Я в какой-то книге вычитал про методы достижения высот в карьере. Во-первых, начальник должен льстить вышестоящему начальнику.
Это и так понятно. Но разве сложно иногда льстить?
Не скажи. Тут целая наука. Умелая лесть это почти всегда сильное и безотказное средство. Но есть одна деталь. Лесть должна казаться человеку правдой. Иначе, вышестоящий начальник ее быстро раскусит. К тому же и сам ты должен производить впечатление умного человека. Кому понравится лесть из уст дурака?
Но согласись, Михаил, что у нас начальство к себе в подчиненные старается набирать если не дураков, то посредственностей. И в данном случае лесть подчиненных по отношению к председателю не поможет.
Конечно, не поможет. Это я так про лесть сказал. У нас другая ситуация. Годами умышленно на работу принимали посредственностей. Заметь, не дураков, а именно посредственностей. Зачем, спрашивается, это надо? Ведь с талантливыми профессионалами в подчинении проще и легче работать. Эффект куда выше. А вывод напрашивается сам. Случись ситуация, подобная нынешней, и все посредственности сразу же станут на защиту своего начальника. И не потому, что они его любят и ценят. А потому, что они не дураки. Они прекрасно сознают, что придет новая метла и всех посредственностей с работы к чертовой матери. Они сознают, что плохие работники и знают себе цену.