А внутри французского автомобиля, собранного на Тольяттинском заводе, царила атмосфера нервного напряжения, сопряжённого с потребностью курить, когда это дело вовсе брошено несколько дней назад. Окончательно и бесповоротно. Вроде бы.
Жаль, что «Кентовая» пачка осталась дома. Целая. Целая!!! Двадцать минуток радости! И этот водила трамвая ещё душу травит своей «Примой»
«Ди Эф Эм» дарит очередной позитивчик в виде какой-то заезженной популярной песни, от которой многие малолетние девочки сразу должны писаться кипятком, а сами исполнители должны лишний раз искупаться в такой вот сомнительной славе. А что делать запертому в своей машине перспективному, красивому (хоть и не блондину), молодому, энергичному, вполне состоятельному, полному сил, человеку? Кстати, и в туалет не мешало бы
Где-то, на пятом этаже типичной «хрущёвки», на кухонной табуретке сидит старый дед. Он смотрит в окно. Надел очки с толстенными линзами, «просвечивает» насквозь своим минусовым зрением свежую бесплатную газету с мелко напечатанной телевизионной программой. Что-нибудь интересное ищет. Хотя телевизор давно не радует его. Там мало интересного. Всё как-то непонятно.
Молодость далеко убежала вперёд, а люди, создавшие и построившие им эту молодость, остались в своём веке.
Где программа «Время» с Кирилловым, где Союз нерушимый, где пиво со стиральным порошком, где сигареты «Космос»
Курить он бросил лет двадцать назад. Чтобы жить. Чтобы жить.
Вот старуха его, с одного с ним года, померла два года назад. А никогда не курила. Интересно, как это вообще покурить после такого перерыва? Ага, и сразу «ласты склеить». Дед усмехнулся.
Вечным фоном с шести до полуночи на кухне «калякает» радио. Обычное, от сети которое. Многие давно его отключили, чтобы по десять рублей в месяц не платить, и чтобы эти старые агрегаты, пережитки советского информационного голода, не печалили интерьер современного жилища.
А дед телевизор-то почти и не смотрит! Пылится старый «Рубин» с восемью кнопками на журнальном столике. И скатерть на телевизоре, белая, с бахромой. Это старуха ещё всегда так вешала: насмотрится своих мексиканских сериалов, на кнопку «вкыл/выкл» нажмёт, штепсель из розетки вытащит, и, обязательно, сверху скатертью накроет. Хрен знает зачем. Вот и у деда привычка осталась.
Во, по радио программа новостей. Дед прислушался. В Камбодже на празднике воды из-за сильной давки погибло около ста пятидесяти человек, данные постоянно обновляются, поэтому о точной цифре пока говорить не приходится, более трёхсот человек находятся в тяжёлом состоянии в больницах
Девушка-диктор сбивалась, путалась в речи, будто недавно научилась говорить. Нет, у нас такого не было думает дед.
Тут пенсионер обращает, наконец, внимание и на то, что творится за окном. А там идёт снег. Ага, значит, очередная зима приходит. Какая уже по счёту? После выхода на пенсию считать года уже нет смысла. Жизнь останавливается в своём развитии. И уходит обратно. В бессмыслицу существования. Остаётся жить только воспоминаниями, которые уже стёрты, как старые чёрно-белые фотографии, что зачем-то хранятся в тёмных семейных шкафах, рядом со шкатулками с бижутерией, лекарствами, документами, современными фотоальбомами детей и внуков. Рядом с ненужными фигурками дельфинов с надписью «Крым 1987». Рядом с медалями. Рядом со всяким хламом! Со «скелетами в шкафах», так сказать
А ведь память важнее всего! Даже на памятник и то нужно фотографию покрасившее и где усопший помоложе. Только не чёрно-белую, она не современна, что ли И памятник-то нужен такой, чтобы крепко стоял. Синий, железный, со звездой на шпиле. Много таких на кладбище-то. Растут кладбища, как города. Только жильцы в них прописку уже не меняют. Сколько памятник такой стоит? Лет сто? А потом зарастает могила, ветшает, и прах в земле окончательно переваривается. Тут и новая могила будет.
Задумался дед, а снег так же бездумно валился с неба.
Снег казался каким-то тяжёлым, под атмосферу сумеречного пространства. Он уже не кружился, он рушился вниз. Обречённо, без памяти о себе. Будто мечтая перейти в дождь. Вот что значат вариации температур от -1 до +1. Никто не говорил ему, что делать. Хотя может быть где-то там, наверху, в небесной канцелярии, каждой снежинке давали свои указания, где и как нужно разбиться с красотой умирающего лебедя, камнем бросившегося об землю. И смелостью японского камикадзе, что своим деревянным самолётом таранит американский крейсер.
Дворник Дядя Вася уныло взирал на картину, начерченную индустриальными сооружениями, городскими голыми деревьями и падающим снегом, что отразилось в его сознании. Завтра этого снега быть не должно. И мало кто помнит, что первый снег этой осенью уже был. Но и этот снег, как первый. Такой же. Рано ещё «расчехлять» лопаты.
Откуда-то взялся ветер, закружил снежную круговерть, потрепал мусор, что бездарно высовывался из мусорного бака. Несколько бумажек выпрыгнули навстречу этому буйству погоды. Пустая пивная банка перекатывалась по периметру двора.
Её грохот терзал странные мысли в голове этого человека. Ему хотелось выпить. И чего-нибудь покрепче. Обмыть первый снег, так сказать. Окурок сигареты в его грязных пальцах дотлел до обморочного спокойствия. Он кинул его вслед «убегающей» пивной банки. Через несколько мгновений «бычок» и банка уже наперегонки катились в сторону стража чистоты этого тихого двора, отгороженного домами от шумного проспекта, где машины и трамваи всё так же мыкались в поисках лазейки к продвижению вперёд.
Надо выпить думал дядя Вася. И он выпьет и ещё покурит. А снег должен растаять.
Стемнело. Будто раньше привычного. И не поймёшь сколько времени то ли восемь утра, то ли четыре вечера, то ли полночь. А снег всё продолжал свою круговерть, беспристрастно наблюдая за копошением людей с высоты своего, совсем не птичьего, полёта.
И вот он. Настоящий вечер. Вечер дня после работы. Пробка уже «рассосалась». И люди успели устать от своей деятельности. Только снег не уставал падать. Укрыл землю своим бархатом и не успевал уже таять. Только чьи-нибудь подошвы давили его, и он отступал, показывая чужие следы всему миру.
Кондукторша возвращалась домой, таща большие сумки с продуктами (дали зарплату и Миша долг вернул), чтобы накормить семью. Чем? Да макароны, гречка, тушёнка, сардельки, два батона и буханка ржаного, пряники к чаю и чай индийский, правда, уже без слона Уставшая тётка, уставшие мысли. Завтра опять очень рано на работу.
Миша тоже пришёл домой. Выпил бутылку пива, и ему стало проще воспринимать это очередное возвращение восвояси. Веселее стало как-то.
Жена, я получку принёс! провозгласил он свой приход громкоголосой разудалой фразой.
Копеечки свои на стол положи, и «листочек» рядышком, отозвалась ворчанием жена, кашеварившая что-то на кухне.
Миша сразу обиделся на такой отклик, но послушно сложил деньги на письменный стол.
Навстречу выбежал десятилетний сын:
Папка, привет! Сегодня такой снежище валил!
Да, я в курсе. А Женька гуляет что ли ещё?
Да, а ты мне чё купил?
Ничего. Завтра, сказал поникший Миша и уставился в телевизор.
А на другой кухне горит свет. Дед смотрит в окно, но видит только своё отражение и мелькающий белый снег. По радио транслируют постоянную рубрику с соответствующей загадочной атмосферой чужого мира фантазии: поэзия на «Радио России».
Где-то за окном заискрились «рога» трамвая. В нём работает уже другая смена водителя и кондуктора. Дед попытался вспомнить, когда он в последний раз ездил в трамвае. Не вспомнил. Эх, слушались бы ноги, тоже бы покатался в трамвае. Да хоть просто так, показывая то, что и у него ещё есть какие-то дела в этом мире
Пьяный дворник спал в своём углу и был в меру счастлив, выпив чуть больше меры.
Перспективный молодой человек вёл свою машину в сторону своего города, своего дома, своей совсем не перспективной съёмной квартиры. Снег надоедливо шуршал где-то за территорией его французского «звездолёта».
Из-за опоздания на работу, ему пришлось кататься в соседний город, отвозить какие-то бумажки (накладные, раскладные, ещё чёрт знает что, он всё равно в этом не разбирался). Ещё гаишник, зараза, штрафанул себе в карман. Ну не уступил дорогу какому-то трактору на пригородной дороге, как того требовал знак. После городских пробок хотелось погонять. Ага, гаишники сразу и тормознули, рядом тусовались.
Лейтенант Луценко, ваше водительское удостоверение.
Да, конечно.
Документы в порядке.
Вы в курсе, что уступить дорогу, это значит, что запрещается совершать, возобновлять или начинать какие-либо действия, мешающие движению транспортных средств, находящихся на приоритетной дороге, и тэ дэ и тэ пэ
Да, конечно.
Что ещё скажешь?
Вот и теперь приходится торопиться домой, чтобы поесть свою «бэпэшку», проверить почту, почистить зубы и лечь спать. Может, покурить, если силы останутся.