Ой, я ваша поклонница! Можно с вами сфотографироваться? Марта, сфоткай нас, а?
Поворачиваю браслет, навожу на них камеру. Мика так лучезарно улыбается, что затмевает даже красавицу-Лидку.
О гемодах он больше не вспоминает, но слова о «попробовать то, чего он пробовать не собирался» не выходят у меня из головы. Почему-то думается: а все ли клиенты ресторанов, где ребята Векшина вскрывали кухни в подсобках, знали, чем их кормят? А если нет, то чем сейчас платят за молчание тем, кто знал?
Лида вызывает такси, подвозит меня до метро дальше нам в разные стороны. На улице прохладно после вчерашней грозы.
Ну, ты как, не жалеешь? Понравилось? спрашивает Лидка.
Не жалею.
Махнув рукой напоследок, я запахиваю жакет и спешу к стеклянным дверям станции.
* * *
Поезд гонит по тоннелю затхлый воздух с запахом плесени и металла. Цифры на электронном табло невозмутимо отсчитывают время. Людей немного, они смотрят пустыми взглядами кто на табло, кто в стену напротив. Некоторые, словно кичась, стоят у самой белой черты на краю перрона. Мой взгляд цепляется за парня в куртке с надетым капюшоном что-то в нем знакомое чудится. Джинсы в пятнах подсохшей грязи, рукава тоже. Он стоит близко к краю, но, ссутулившись, втянув голову в плечи, то и дело покачивается, едва не падает и, вздрагивая, вновь принимает вертикальное положение.
«Обдолбанный», решаю сразу и смотрю в спину с ленивым любопытством: упадет или нет?
Поезд свистит по рельсам, приближаясь к станции, ветер качает мои волосы и словно толкает парня в плечо.
Я хватаю его за куртку, оттаскиваю назад. Вагоны проносятся мимо, парень испуганно дергается и, обернувшись, глядит на меня из-под капюшона: светлая, почти серая кожа, бледные губы, темные глаза и белоснежные, словно капроновые, пряди волос. Самый обыкновенный гемод.
Или, вернее, самый необыкновенный: в его глазах страх.
Отшатнувшись, гемод оглядывается украдкой не заметил ли кто? И вновь глядит на меня, словно ждет, что я сделаю, не подниму ли тревогу.
Раньше я узнавала гемодов, даже со спины. Всегда. Безошибочно. По силуэту, развороту плеч. Росту, стандартизированному до миллиметра. По тому мертвому безразличию, ощущению невовлеченности, которое исходит от их поз, сквозит в каждом движении. Сегодня я не узнала гемода впервые, и теперь понятно почему.
Ты я заглядываю под капюшон, в знакомое до мелочей лицо. Ты человек?
Поезд останавливается, двери с шипением разъезжаются, приглашая войти. Неизвестный рядом со мной молчит, из-под маски гемода растерянно и испуганно смотрит живое существо.
Гемоды не люди. Гемоды не могут чувствовать. У гемодов не бывает эмоций.
Так не бывает.
Я хватаю его под локоть:
Идем!
Скользящий звук за бесполезными окнами. Станция за станцией. Косые взгляды. Мой спутник, обхватив руками голову, наклонился, уткнулся лицом в колени. Пальцы его судорожно комкают ткань куртки. Пассажиры вокруг брезгливо морщатся: «Обдолбанный».
Я сижу рядом, не вплотную благо, места хватает и смотрю на бледные запястья этого неизвестно кого: браслета-коммуникатора для связи с хозяином и официальными службами нет. Может, передо мной сломанный гемод? Или краденый? Или все-таки человек?
Трогаю его за плечо. Не знаю, что у него в голове, но тело гемода: я, оказывается, узнаю его и на ощупь.
Поворачивается. Взгляд «поплывший», растерянный.
Ты кто? спрашиваю.
Алек, а голос не знаком просто я ни разу не слышала, чтобы гемоды говорили шепотом, Алексей Аверин. Двадцать восемь лет. Станция Лесная, Войсковская двадцать один, голос дрожит, неизвестный переводит дыхание. У меня семья жена Элина и сын Сергей еще один судорожный вздох. Он словно не мне это говорит, а сам себе. Цепляется, пытаясь удержаться на грани.
Почему ты здесь?
Тут это поднимает руку, трогает спину, чуть ниже шеи. Сюда не добивает. Там
Передатчик, подсказываю.
Да. Не знаю, как его
Скребет по спине. Выцарапать? Ну-ну От передатчика «ветки» вниз, до лопаток, и вверх, по шее не выцарапаешь. Качаю головой. Мой спутник, видно, надеялся на помощь: снова обняв руками голову, он сжимается, прячется от всего мира, что сузился до летящего под землей вагона. Поезд останавливается, открываются двери, впускают новых пассажиров, закрываются. Мы едем дальше. «Обдолбанный», косятся люди, отодвигаются. А тот, словно подтверждая их догадки, все сильнее скукоживается, покачивается из стороны в сторону. И только мне слышен шепот. Голос гемода, знакомый и незнакомый одновременно, повторяет размеренно, словно мантру: «Алексей Аверин, Войсковская двадцать один»
Как так случилось, что гемод ну ведь гемод же! на вид и на ощупь! считает себя человеком? Нет, я не брошу такую находку! Но рано или поздно полиция заметит подозрительного пассажира и пришлет наряд. К тому же, уверена, и отсюда сигнал передатчика, пусть с перебоями, но поступает наверх.
Эй, слушай
Не реагирует.
Алексей!
Мне трудно оказывается назвать гемода человеческим именем, зато он оборачивается.
Алексей, слушай внимательно. Здесь повсюду камеры. Тебя наверняка скоро найдут. И пассажиры сообщат, что видели подозрительного, под этим взглядом, полным надежды, я и сама теряюсь: как цеплялся за собственное имя, так же теперь он цепляется за мои слова. Я предлагаю тебе пойти со мной. Я сотрудник отдела по делам искусственных организмов при министерстве соцполитики. Если ты будешь у нас, то, возможно, получится
«Защитить?» слишком громко: неизвестно ведь, кто может заявить на него права.
В общем, я попытаюсь тебе помочь, хотя не обещаю, что получится. Согласен?
Наверх, да? Он поджимает губы, хмурится. Вот не гемод, точно же! Они так не умеют! Меня все равно заберут. Может, самому заявить в полицию? Найти адвоката?
Он не понимает, насколько странно и глупо это звучит.
Юридически гемод не является человеком. У него не примут заявление, и ему не положен адвокат.
Но я человек! Я Алексей Аверин черные глаза панически округляются, однако мой спутник тут же берет себя в руки, медленно переводит дыхание. Смотрит серьезно и спокойно: Хорошо. Я пойду с вами.
Вот и славно. Только бы успеть раньше, чем его засекут по передатчику! Я касаюсь коммуникатора: у него сигнал хороший, в подземке берет почти без перебоев.
Макс, привет. Слушай, дело жизни и смерти! Езжай к нам в Министерство, предупреди охрану, Рика разбуди, и ждите меня там. Со мной будет кое-кто еще. Главное чтобы не сообщили в полицию Что? Нет, конечно, не преступник! Это гемод. Не знаю, чей. Увидишь. Только скорее!
Эскалатор едет наверх.
Гемод стоит на ступеньку выше: высокий, по сравнению с окружающими, но сутулится так, что рост не заметен. Изредка оборачивается и растерянно глядит на меня из-под капюшона. Линия подбородка, губ все так знакомо, и даже странно, что кроме меня никто этого не видит, не опознает универсального помощника. С другой стороны, люди по сторонам не смотрят. Пока движется лестница виртуальные экраны коммуникаторов подсвечивают одинаково сосредоточенные лица.
За стеклянными дверями чернильная темнота. Еще раз обернувшись, гемод поправляет капюшон и, толкнув дверь, ныряет в ночь.
Стоять! Руки вверх! свет фар ослепляет в мгновение. Темная фигура впереди тает в нем, я пытаюсь проморгаться, разглядеть хоть что-нибудь и, конечно же, поднимаю руки.
Номер А-46, голос, искаженный микрофоном, эхом отражается от стен высоток. Ты на прицеле, резких движений не делать! Подними руки и отойди от человека.
У меня едва получается рассмотреть темную фигуру поблизости. Гемод поднимает руки, делает шаг в сторону. И, покачнувшись, хватается за голову.
Нет, не может быть, он садится прямо на асфальт. Я Алексей Аверин
Руки подними! теперь голос кажется мне знакомым. Уйди оттуда, Смирнова!
Подбегают полицейские, целясь в беглеца из пистолетов, один хватает его за плечо:
Эй, вставай!
Беглец отмахивается, словно от мухи. Слышится хруст, полицейский, вскрикнув, хватается за руку, его коллега замахивается дубинкой.
Назад! из слепящего света фар выплывает плечистая фигура Кости Векшина. Всем назад! Спокойно!
Полицейские отступают на пару шагов.
Смирнова, отойди.
Вы что здесь устроили? отступаю немного, просто чтобы не злить. С какой стати?
Ориентировка пришла, Векшин смотрит на моего спутника, щурит светлые глаза. Не мешай. Видишь, он опасен Эй, ты! это уже гемоду. Не дергайся, понял? В следующий раз башку прострелю, без разговоров!
Тот, наконец, поднимает голову.
Твою ж мать! Костя оборачивается ко мне: Смирнова, это что такое?
Векшин тоже очень хорошо знаком с гемодами, и прекрасно понимает, что такого растерянного и несчастного лица, такого красноречивого взгляда у них попросту не бывает.
Я это как раз пыталась выяснить, жаль, что не добрались до Министерства на помощь Макса можно не рассчитывать, придется свою находку выцарапывать самой. Гемоды это по моей части. Официально я все-таки сотрудник