Не то, что некоторые коллеги, Саша взял записку, царапающие, словно курица лапой. Пишущие машинки испортили нам почерк к записке Сахаровского прикрепили бланк на немецком языке, с эмблемой восточногерманского комсомола:
Тов. Гурвичу, начальство писало кратко, по представлению лично тов. Вольфа в Советский Союз направляется тов. Брунс, для учебы в нахимовском училище в г. Ленинграде со времен бесследно пропавшего фальшивого каменщика Рабе, Саша с подозрением относился к рекомендациям Вольфа, прошу взять тов. Брунса в личное кураторство
Скорпион потянул к себе папку: «Посмотрим, что за немец к нам едет на этот раз».
Длинные пальцы в пятнах краски покрутили рычажок. Аня подхватила вылезающий из машинки лист:
Ловкость рук и никакого обмана, провозгласил брат, почти такой аппарат стоит в музее на Лесной улице идея пришла в голову Павлу на экскурсии учеников Строгановского училища в бывшую подпольную типографию газеты «Искра»:
Конструкция несложная, объяснил он Ане, смотри, что пишет герой революций и войн, голос юноши дышал презрением, товарищ Александр Данилович Горский он полистал затрепанный томик «Прерванного полета»:
Дорогой Володя, «Искру» мы успешно печатаем в подвале. Ротатор машина простая. Один человек вооружен валиком, левая его рука подкладывает под рамку чистые листы и выбрасывает из-под нее отпечатанные. Кончик сапога движением вверх и вниз приподнимает и опускает рамку с трафаретом. Таким образом, можно свободно обходиться при печатании без посторонней помощи. Благодаря моим техническим навыкам мы усовершенствовали прибор Павел зевнул:
Дальше идет похвальба, обычная у Горского брошюрка полетела в стену. Пьеро и Арлекин, спавшие на софе Павла, даже не пошевелились:
Совсем разленились, смешливо сказал юноша, они старенькие, бедняги. Не зря Витька оставил мне ключи от комнаты, подмигнул Павел сестре, у меня теперь есть теневая мастерская Лопатин-младший осенью ушел в армию. Приятеля, правда, послали всего лишь в Кронштадт:
Но в военно-морской флот, на три года, недовольно подумал юноша, хотя он даже на корабле пока не побывал Витька служил в береговых частях:
После учебки меня определили в столовую морского штаба, писал приятель, я варю кофе для адмиралов Павел предполагал, что его самого освободят от призыва:
Мортин постарается, подумал он о кураторе, он намекнул, что поступление на восточный факультет мне обеспечено. Будем вместе с Аней ездить в университет
Павел вернул с малаховской дачки на Арбат чемоданчик с рабочими принадлежностями. Не доверяя советским сберкассам, он завел неприметный саквояж, куда складывал плату за фальшивые документы. Багаж Павел хранил на вокзалах, каждую неделю перевозя его с места на место:
Или перетаскивая, как на Каланчевке сестра изучала отпечатанный лист, это наш неприкосновенный запас на случай побега на тот же случай Павел держал в саквояже чистые, ворованные в Гознаке, бланки советских паспортов. Сестрам он о своих планах пока ничего не говорил:
Впрочем, это даже не планы, в приемнике громко играли битлы, а подготовка к непредвиденным обстоятельствам ротапринт Павел собрал сам, тщательно изучив устройство похожего аппарата, стоявшего под замком в отдельной комнате при канцелярии училища:
Нашу машину снабдили особым журналом, весело сказал он Ане, советская власть боится, что кто-то начнет копировать антисоветчину сестра так же смешливо отозвалась:
Что, в общем, действительно правда они поставили аппарат на рабочий стол в гостиной. Аня загораживала спиной поле обзора возможных камер в вентиляционных отдушинах. Под звон гитар ребят из Ливерпуля она одними губами сказала:
Получилось отлично, но рисковать больше не стоит. Уноси машинку и учебник на Арбат сестры знали, что у Павла есть ключи от комнат Лопатина, будем делать по несколько экземпляров в неделю и посылать бандеролью в Киев
Лазарю Абрамовичу не удалось избежать очередной психиатрической экспертизы:
На Хануку он вышел на Крещатик со светильником и зажег свечи под плакатом «Отпусти мой народ», написала Фаина Яковлевна, у нас отказали в выезде нескольким семьям. В здешней больнице ему делать нечего, и он принялся составлять учебник святого языка главы Бергер передавал жене на свиданиях, под видом писем:
На Хануку он вышел на Крещатик со светильником и зажег свечи под плакатом «Отпусти мой народ», написала Фаина Яковлевна, у нас отказали в выезде нескольким семьям. В здешней больнице ему делать нечего, и он принялся составлять учебник святого языка главы Бергер передавал жене на свиданиях, под видом писем:
Учебник хороший, со знанием дела сказала Аня, в Москве он тоже пригодится сестра продолжала разбирать синагогальный архив:
Надо организовать группу изучающих иврит, заметила девушка, в ешиве его преподают, но туда принимают только парней. В синагогу на праздники ходят не только религиозные люди девушка задумалась:
С раввином говорить бесполезно, она вздохнула, мне скажут, что в синагоге осведомитель на осведомителе Аня встряхнула темными локонами:
На Пуриме я прощупаю почву. Если найдутся желающие, мы сколотим группу, будем встречаться у ребят на квартирах Павел восхищенно отозвался:
Ты сама уже можешь преподавать девушка смутилась:
Начальный уровень, конечно. Но иврит, по сравнению с китайским, простой язык Павел ловко опустил ротатор в заранее приготовленный портфель:
Говоря о китайском, мне еще надо позаниматься куратор из КГБ, неприметный человечек с серым лицом, снабжал его бесконечным потоком строго секретных документов, как сообщали красные печати с иероглифами:
Бумаги воруют в Пекине, понял Павел, отношения между СССР и Китаем практически разорваны, но у гэбистов остались агенты в стране Аня кивнула:
Мне тоже. У меня завтра доклад на семинаре, о советской текстильной промышленности. Слава Богу, что мне разрешили со следующего курса перевестись на кафедру истории средних веков. Больше не надо читать бюрократические писульки из наркоматов Аня хотела продолжить занятия экономической историей:
Буду писать о фландрских текстильных мануфактурах, заметила девушка, о торговле тканями. Так больше шансов попасть в Бельгию они пока не смогли передать письмо доктору Гольдбергу:
Но передадим, обязательно Аня полюбовалась свежеотпечатанным листом, и вообще, нам недолго осталось здесь болтаться они верили, что рано или поздно покинут СССР:
Пока мы еще не знаем, как, Павел уложил в портфель перебеленные сестрой листы учебника, пусть хотя бы кого-нибудь из нас выпустят на запад он понимал, что на такое шансов мало. Аня щелкнула зажигалкой:
Пойду кофе сварю. Надя велела ее не ждать по стеклу ползли потеки мокрого снега, она сегодня на вечеринке в Доме Кино устроившись на диване, по соседству с мопсами, Павел потянулся за китайской тетрадью. На клетчатый плед выпала скромная открытка со снегирем:
У меня все хорошо, читал он неряшливый почерк, летом я сдаю выпускные экзамены и поступаю в профессиональное училище. Зима на Волге суровая, у нас часто бушуют метели. Мне всегда грустно, когда на дворе метель. Наверное, это с детства. Пиши мне, твой друг Марта Журавлева
Павел вспомнил крохотный золотой крестик на узкой ладони девочки, тихий голос:
Мне сказали, что мои родители погибли в ходе секретного эксперимента. Они были физики, но я не знаю их имен отыскав под грудой папок чистую тетрадку, Павел решительно вывел вверху страницы: «Полигон. Повесть». Он быстро писал, наклонив рыжеватую голову. Поставив рядом чашку кофе, неслышно поцеловав теплые волосы на затылке брата, Аня пошла к себе.
Тебя, Россия, вконец опутывали,
Но не для рабства ты родилась,
Россию Разина, Россию Пушкина,
Россию Герцена не втопчут в грязь!
Выбросив руку вперед, поэт склонил голову. Стол взорвался аплодисментами, с дальнего конца закричали:
Водки! За это надо выпить, Василий Васильевич! Это настоящая русская поэзия, не чета всяким Мандельштамам и обери говорящий запнулся, обери Надя неслышно сказала: «Обэриутам». Бархатный, вкрадчивый голос над ее ухом заметил:
У вас хорошее образование, Наденька. Обычно актрисы таким не блещут Надя поднесла сигарету к огоньку его зажигалки:
Я говорила, товарищ Королёв на его висках сверкала изысканная седина, я не актриса, я модель и танцовщица. Я студентка училища при Большом Театре, работаю в ансамбле Моисеева бесконечные ноги Нади в черных чулках американского нейлона, едва прикрывало такое же черное платье, скромного, почти монашеского покроя: